— Вспомнил! — Семён поспешно рванул из кармана рукоять радужного меча. — Попробую скинуть её охранное заклятье на клинок! — Семён отвёл руку в сторону и нажал кнопку.

— Смотри не зарежь её впопыхах, — предостерёг Мар, — аккуратнее действуй. Не торопясь. А главное — меч береги! Девушек на свете, поди, много, а такой меч всего один.

Семён не слушал мудрых советов медальона, не до того было: осторожно, плашмя просунув водяной клинок между собой и девушкой, Семён с силой придавил его к защитному ореолу. Что-то негромко треснуло, словно сломалась сухая ветка; девушка пошатнулась, но устояла на ногах; всполохи, настойчиво отталкивавшие Семёна от девушки, пропали, — но сам ореол не исчез. А вот меч... Семён посмотрел вниз.

Клинок рассыпался водяной пылью. Разом. Навсегда. Да и кнопка на рукояти больше не высвечивалась, пропала вместе с клинком; Семён попробовал пару раз нажать на то место, где раньше была кнопка, но ничего не произошло. Меч погиб безвозвратно; Мар огорчённо крякнул, но ничего не сказал.

Швырнув в сторону бесполезную рукоять, Семён взглянул в глаза девушке. Увы, сознание к ней не вернулось. Пустые были глаза. Невидящие.

Взяв девушку за руку, Семён медленно потянул её за собой, подальше от пентаграммы: девушка шла за ним как механическая кукла — покорно, не сопротивляясь.

Частые взрывы за тёмным столбом, попирающим пентаграмму, внезапно стихли. Семён оглянулся.

Никем теперь не сдерживаемый, никем не контролируемый колдовской мрак потихоньку вытекал за пределы многослойной звезды. Стало холодно. Не так как раньше, к внутреннему холоду Семён уже притерпелся, привык: холодно стало снаружи. Очень холодно.

Семён вместе с девушкой выбрались из выжженного круга, под ногами захрустела мёрзлая, покрытая инеем трава; изо рта Семёна при дыхании вырывались по-зимнему белые облачка пара.

— Что-то стало холодать, не пора ли нам удрать? — горько пошутил Мар. — Однако, не выйдет. Твоя подружка как была закрытой от меня, так и осталась. Мда-а, положеньице... И бункер совсем в землю ушёл. Утоп бункер! Теперь туда никак не вернёшься. — Семён глянул в сторону противомагического убежища: действительно, зелёная крыша полностью исчезла, даже перископ не был виден. Осталось лишь большое серебристое пятно инея, выступившее на сырой и комковатой, словно свежевскопанной, земле.

— Симеон, что делать будем? — негромко спросил позади Хайк. Семён обернулся: бородач, такой же как и прежде, — в куртке, с сумкой через плечо, только борода немного обгорела, — с беспечным видом вытирал окровавленные руки пучком мокрой травы.

— Колдунов больше нет, но их колдовство осталось. — Хайк повёл головой в сторону пентаграммы.

Звёздная темнота поглотила пентаграмму полностью. Теперь это был угольно-чёрный столб, упирающийся в небо. И этот столб становился всё шире и шире, постепенно увеличиваясь в диаметре и превращая окружающее сущее в себя самого, в чёрное ничто; только сейчас, приглядевшись повнимательней, Семён понял — внутри столба были не звёзды. Это были лица, далёкие лица... бесконечное количество лиц... спокойных и яростно искажённых, мужских и женских, красивых и безобразных, юных и старческих... но навсегда застывших в смертном покое.

— Ё-моё, — прохрипел Мар. — Это они что... это они, значит, в инферно забрались... на том свете слимп поискать решили. Вот скоты! Вот сволочи! Да это же самая запрещённая зона колдовства... даже в войнах никто никогда инферно не применял, себе дороже станет... Семён! — во всю глотку гневно крикнул Мар. — Если ты сейчас ничего не сделаешь, то мы все пропали! Скоро Мира-Полигона не будет! Я твою девицу-красавицу отсюда не вытяну. А ты от неё, вижу, просто так не отвяжешься... Ну не могу я тебя насильно отсюда вытаскивать, не могу! Запрет у меня на такие действия, понимаешь ты или нет?!

— Заткнись! — рявкнул Семён. — Молчи. И ты, Хайк, тоже молчи. Чтобы ни случилось — всем молчать! — Семён повернулся к столбу спиной, сунул руку в кошель, вытащил оттуда полную пригоршню магического золота и, закрыв глаза, что-то принялся шептать себе под нос, баюкая золото в ладонях.

Столб инферно беззвучно расширялся, поглощая свет и тепло; земля под ногами глухо потрескивала, быстро промерзая вглубь и лопаясь на поверхности крупными трещинами; поднялся ветер. Несильный здесь, у земли, наверху он превращался в настоящий ураган, принося с собой откуда-то облака — в вышине вокруг столба крутился буйный воздушный водоворот, спрессовывая облака в лилово-сизую тучу; вдруг резко, как будто прорвало небесную плотину, пошёл проливной дождь вперемешку с колючим градом; через десяток секунд дождь сменился крупным мокрым снегом.

Девушка стояла, понуро опустив голову. Ни снег, ни холод не могли повредить ей — она была надёжно защищена от любых внешних воздействий колдовством своего медальона. К сожалению, слишком надёжно.

Хайк, сложив руки на груди, равнодушно поглядывал на буйство стихии, на приближающуюся чёрную стену инферно — впадать в панику он не собирался. Если ему и предстояло умереть, то сделать это Хайк собирался достойно. Без суеты.

Мар тихонько, на пределе слышимости, скороговоркой бормотал что-то неразборчивое. Наверное, молился воровскому богу — что ему ещё оставалось делать при таком хозяине...

Внезапно перед ними что-то полыхнуло в снежной круговерти нестерпимо ярким, пронзительно-жёлтым заревом: Хайк невольно прикрыл глаза ладонью.

— Это же дверь! — радостно завопил Мар. — Натуральная магическая дверь! Скорее, скорее её открывайте, мне жить хочется!!! Куда угодно, хоть к полиментам в участок, хоть к Кардиналу в темницу, плевать. Ай да Семён, ай да творец-молодец! Так бы и поцеловал тебя, да жаль губ нету. Считай, что поцеловал. Причём безо всяких задних мыслей, — на всякий случай предупредил медальон.

Высокая прямоугольная дверь висела над заметённой снегом землёй, ни на что не опираясь, и была словно сделана из нежаркого вечернего солнечного света: по пригашенной, ровно сияющей поверхности проплывали туманные расплывчатые пятна, то и дело плавно меняя свои очертания. Как летние облака в ветреную погоду.

— Идём, — коротко сказал Семён и толкнул дверь — та открылась внутрь, распахнулась настежь; в воздухе остался лишь яркий пустотелый прямоугольник, эдакая дверная коробка из солнечного света. Хайк прыжком перескочил через невысокий порожек, огляделся. Похоже, там ничего опасного не было: Хайк приглашающе махнул рукой:

— Давайте! — И отступил в сторону, исчезнув из дверного проёма.

Семён подхватил девушку на руки, переступил через порог. Как жених, вносящий невесту в дом.

Дверь беззвучно захлопнулась за Семёном и, скрутившись в огненный жгут, растаяла без следа.

Через полминуты чёрная стена инферно неспешно проползла по этому месту и пошла дальше, дальше, дальше...

Дверь за спиной Семёна скрутилась в огненный жгут и пропала; Семён, разумеется, этого не увидел.

Здесь тоже шёл дождь. Мелкий, тёплый, он сыпался из затянувших всё небо, низко нависших над землёй серых облаков; туман молочной дымкой затягивал всё вокруг, не давая толком разглядеть, куда они попали.

Под ногами плескалась вода, словно Семён стоял в большой неглубокой луже. Семён поначалу испугался, что их занесло в какую-нибудь трясину, но это было не болото — вода была чистая, а дно у лужи было твёрдое и ровное. Каменное.

Семён осторожно поставил девушку на ноги. Та легко соскользнула с его рук и встала рядом с Семёном, не выказывая ни удивления, ни хоть какого-нибудь интереса к происходящему.

— Хайк! — громко позвал Семён. — Ты где?

Голос звучал глухо, звук сразу растворился в тумане; Хайк не отозвался.

— Хайк! — изо всех сил крикнул Семён, прислушался — ответа не было. Не было слышно вообще ничего, кроме слабых всплесков потревоженной воды под ногами и бесконечного шелеста дождя.