Железный ящик был пуст. Почти пуст: на средней полке лежал кругляш с цепочкой, брат-близнец Мара. Только размером чуть побольше.

— Отрядовский оберег, — сообразил Семён. — Который мне Кардинал вместо тебя выдать хотел. Берём?

— Нет, — ревниво запротестовал Мар. — Зачем тебе кардинальская фигня? Вовсе ни к чему, уж поверь. Ну-ка, приложи меня к оберегу... осторожно, руками его не касайся, а то вдруг полыхнёт или взорвётся, кто ж его знает... — Семён снял медальон с шеи и аккуратно наложил его сверху на кардинальский оберег, но ничего не случилось. Не полыхнуло и не взорвалось.

— О, — сказал Мар. — Ух ты! — и замолчал, лишь изредка бормоча что-то еле слышное. Похоже, ругался. Семёну надоело сидеть на корточках, он собрался было встать, но тут Мар коротко дилинькнул.

— Всё? — спросил Семён, протягивая к нему руку.

— Всё, — сытым голосом ответил медальон. — Можешь меня забирать. Я под завязку... ик... прямо-таки обожрался... ик... Ох, тяжело.

Семён взял Мара — тот заметно прибавил в весе. И нагрелся так, что обжигал руку. Семён побросал горячий медальон как печёную картошку, с ладони на ладонь, после надел его.

— Хорошо, — довольно сказал Мар. — Очень хорошо... ик.

— Я думаю, — согласился Семён, вставая на ноги. — Ты тяжелее стал, раза в два. Наетый как удав.

— Нет, — с трудом сдерживая икоту ответил Мар. — Я не о том. Хорошо, что ты тот оберег брать не стал. У него половина заклинаний налажена на подчинение своего владельца Кардиналу. Лично. Покруче той чашки с кофе будет! А ещё там было одно заклинание... скрытое, глубоко запрятанное... Нехорошее заклинание.

— Какое? — насторожился Семён.

— Убойное, — Мар протяжно рыгнул. — Извиняюсь. Уф, полегчало. Перебор, однако, случился. Но лучше перебрать, чем пустым быть! Я себя последнее время таким никчемным чувствовал, что порой...

— Мар, какое убойное заклинание? — настойчиво повторил вопрос Семён. — Каяться после будешь.

— Да такое, из этих... Из контрольных. Ежели что замыслишь против Кардинала, или приказа его ослушаешься... И насчёт слимпа там говорилось. Как, значит, найдёшь тот слимп и Кардиналу преподнесёшь, так и опаньки тебе будет. Сразу же.

— Вот скотина! — возмутился Семён. — Вот сволочь.

— Да уж, — охотно согласился медальон. — Гад ещё тот. Всё продумал. Правильно мы его, лихого дядю, прищучили. Хоть и двойника. Кстати, в той половине заклинаний, которую я брать не стал, помимо всего прочего особо указывалось на нейтральное отношение к действиям чужих. Можно сказать, на доброжелательное. Врал он про войну, факт! Кто же врагам добра желает...

— Эт-точно, — рассеянно сказал Семён, думая о чём-то другом. — Значит, опаньки, говоришь... Эх, доберусь я когда-нибудь до оригинала! Ох и побеседую с ним.

— Не надо, — быстро сказал медальон. — Ты мне живой нужен. Зачем мне мёртвый Семён? Он же тебя как курчонка... Брось! Мстить можно и по другому, не так рискованно.

— Возможно, — нехотя согласился Семён. — После обдумаю такой вариант. А пока надо сваливать.

— Запросто, — небрежно ответил Мар. — Хоть на Перекрёсток. У меня теперь все новые коды есть, и ещё кое-что свеженькое заимелось! Я теперь не только обороняться могу, я...

Семён перестал слушать болтовню медальона: перед ним возник безликий призрак. Тот самый, что кашеварил и кофе подносил. Который пытался предупредить Семёна о подвохе с чашкой. Безликий умоляюще прижал руки к груди, а после потыкал себе в лицо пальцем.

— Ты чего хочешь? — недоумённо поинтересовался Семён, вглядываясь в крохотные точки глаз на белом пятне лица. — Не понимаю.

— Ничего я не хочу, — растерялся Мар. — Я тебе о заклинании нападения толкую, у меня нынче и такое припасено, а ты меня не слушаешь. Я для кого стараюсь?

— Погоди ты, — оборвал его Семён. — Тут гость пришёл, который без лица. Хочет чего-то.

— Какой такой гость? — всполошился Мар. — Он тебе мешает? Давай я на нём заклинание нападения попробую! Надо же потренироваться хоть на ком-то.

— Отставить тренироваться! — гаркнул Семён. — Молчи и отдыхай. Пока что.

— Вот по-солдафонски не надо, — обиделся Мар. — Я и так помолчать могу. Без окриков. — И замолк.

Призрак выждал, когда Семён снова обратил на него внимание, и настойчиво повторил жест. Но более подробно: нарисовал себе пальцем большие глаза, нос, рот.

— Он хочет, чтобы я ему лицо восстановил, — прошептал Семён.

— Ну и восстанавливай, — буркнул Мар. — А я молчу и отдыхаю. Согласно приказу.

— Извини, что нашумел на тебя, — повинился Семён перед медальоном. — Сгоряча это я. От неожиданности, — Семён дружелюбно похлопал по нему ладонью. — Больше не буду. Обещаю.

— Лучше не обещай, — вздохнул Мар. — Не выполнишь ведь... Ладно, я уже не сержусь. Давай, восстанавливай чего хотел.

Семён протянул руку к терпеливо ждущему призраку и дотронулся до его лица. Пальцы ощутили лёгкое уплотнение, словно Семён к клочку ваты прикоснулся: по лицу призрака прошла лёгкая рябь. Как будто ветерок по невесомой занавеске прогулялся. Семён аккуратно обвёл пальцем те места, где у призрака должны были находиться нормальные глаза, нос и рот — и они появились, медленно, трудно, но появились. Так же, как на проявляемой фотокарточке — сначала контуры, слабые намёки на изображение, а после, разом, само изображение. В полном своём понимании.

Лицо у призрака оказалось благообразное, доброе. Как у приходского священника. Заслуживающее доверия.

— Благодарю вас, Симеон, — глухо сказал призрак. — Вы невероятно помогли мне, вернув речь и нормальное зрение. Не поверите, до чего тяжело быть бессловесным существом! И видеть сейчас я стал гораздо лучше... Даже лучше, чем видел при жизни. Позвольте представиться — меня зовут Барли. Вернее, звали когда-то.

— А кем вы тогда были? — поинтересовался Семён, довольный искренней похвалой. — При жизни. Священнослужителем?

— Нет, зачем же, — Барли-призрак улыбнулся доброй, открытой улыбкой. — Я был профессиональным упростителем. Сказать понятнее: частным специалистом по упрощению всяческих опасных чародеев и магов. В основном — талантливых юнцов из высокопоставленных семей, ребятишек-бунтарей, способных к созданию собственных заклинаний. Эдаких самородков, отрицающих комплексную магию, одобренную и контролируемую Имперскими службами. Заодно отрицающих и саму Империю. Опасные личности, эти молодые бунтари со своим грозным дурным колдовством! Непредсказуемые. Между прочим, чтобы вы знали, по заявлению самих родителей упрощал, без огласки, — в Империи очень и очень не поощряется самодеятельность в вопросах магии. Вплоть до уничтожения таких самородков.

Должен вам сказать, уважаемый Симеон, что я был таким же видящим, как и вы. С той лишь разницей, что вы, кроме видения, обладаете и редкой, очень редкой способностью к действию. Я сразу это определил, ещё когда вы мне в лицо заглянули. Там, внизу. У плиты. По ауре определил, мёртвые могут её видеть. У меня богатый жизненный... то есть досмертный опыт по всяческим чародейным странностям. Разных, знаете ли, магов-выскочек приходилось упрощать.

Работал я только по вызову, по наличной оплате... на безбедную старость копил, у меня свой счёт в Имперском банке имелся... а оно вовсе не так вышло, как я надеялся. Грустная история, но закономерная: со временем я слишком много лишнего узнал, с такой-то работой! Неудобен стал для многих. Меня и ликвидировали. Частично.

Сперва тайно казнили, после отправили в Дальний Реестр, в запасники — уж не помню, сколько лет я там пробыл. А год назад стёрли лицо и сослали сюда, в замок, на вечные работы, определив в категорию подсобников-невидимок. Я многое умею, а такими специалистами не разбрасываются. Даже посмертно.

— А лицо вам зачем стёрли? — невпопад брякнул Семён. Очень уж неожиданным оказалось признание. — Чтобы вас неуспокоенные души убитых не опознали? Которых вы того... Упростили.

— Ну что вы, Симеон, — вежливо возмутился Барли, — как можно! Какие убитые, что вы. Я же сказал — упрощал, а не уничтожал. Лишал их опасных магических способностей. У вас талант воздействовать на магию, изменять её, у меня — разрушать её источники. Вот такая способность. Была.