В этот день он работал вяло. Порадовался, что Дергачева не было, с вечера тот уехал и обещал быть только поутру, это избавляло Костю от вранья. И к вечеру он накропал Дергачеву письмо, сложил в котомку свой нехитрый багаж и был таков. Зубова нашел в заранее оговоренном месте, на берегу реки.
— А твой Дергачев сейчас дома? — поинтересовался Зубов. — Хотел одним словом с ним перекинуться.
Костя сказал, что все сложилось как нельзя более хорошо. Дергачев в отлучке, отпрашиваться не пришлось. Но Зубов не разделил его радости:
— Жаль. Придется в другой раз…
Костя не понял, зачем Зубову понадобился Дергачев, но расспрашивать не стал. Другое было у него на уме.
— Как моя записка Раисе? Передал?
— Передали в лучшем виде, да еще с подарочком в придачу.
— С каким подарочком?
— Часы я купил. Приложил к письму — пусть думает, что это подарок от тебя. Бабы подарки любят.
— Вот здорово! — обрадовался Костя. — Сколько я тебе за часы должен?
— Разочтемся. А сегодня — в путь.
Они отдалились от реки, пересекли луг и вышли на дорогу.
— Куда мы?
— Иди да помалкивай, — грубо осадил Костю Зубов.
Они подошли к четко выделяющейся на фоне кроваво-лилового закатного неба пожарной каланче с прилепившимся к ней сараем — депо.
— Тихо, — скомандовал Зубов. — Здесь стоит пожарная машина. Мы ею воспользуемся.
— Так при ней, должно быть, пожарник?
— Догадливый.
Зубов сунул в руку Косте тяжелую монтировку.
— В случае чего оглушишь его. Встань вон за то дерево.
— Есть тут кто живой? — крикнул Зубов и потянул на себя заскрипевшую створку ворот.
— Кто там? — раздался немолодой голос.
— А ты выдь да посмотри! — весело воскликнул Зубов.
Пожарнику показалось, что он узнал знакомый голос.
— Это, что ли, ты, Леха? Ну, принес, что обещал?
— Принес, принес… Иди получай.
Из депо вышел мужичок в брезентовой робе, но без каски. Он лузгал семечки и сплевывал их на землю. Увидев незнакомого, остановился:
— Ты кто такой? Что-то я тебя не узнаю…
— Мне твой приятель нужен, — сказал вместо ответа Зубов, пытаясь таким образом выяснить, нет ли у пожарного напарника.
— У Николая жена заболела. Я его и отпустил. Пожары не каждый день…
— Это точно. Дай-ка ключи от машины, — требовательным голосом произнес Зубов.
— Они там… — пожарник махнул рукой в глубину сарая и тотчас насторожился — И зачем они тебе?
Он перестал лузгать семечки, подобрался, видимо заподозрив недоброе.
— А ну-ка уйди с дороги, — тихо произнес Зубов.
— Ах ты, фулюган! — высоким бабьим голосом воскликнул пожарник и шагнул навстречу Зубову. Тот сильно толкнул его в грудь. Мужик отлетел к дереву, в тени которого скрывался Барыкин. Тот резким движением опустил на голову пожарника монтировку.
Мужик осел…
— В машину, быстро! Проверь ключи, бензин, все на месте? А с этим я сам закончу, — распорядился Зубов.
Костя бросился в сарай. Уселся в пожарную машину, включил стартер.
Зубов тем временем широко распахнул обе створки ворот:
— Трогай!
На ходу впрыгнул в кабину.
— Выруливай на дорогу и жми что есть сил к шоссе.
— А пожарник? С ним что будет? — дрожащим голосом спросил Костя.
— С ним все в порядке, — хохотнул Зубов. — Здорово ты его. И добавлять не пришлось.
Костя нажал на тормоза, и машина замерла.
— Этого не может быть! Я его слегка.
— Жив он, жив… Пошутил я. Отлежится в холодке и потопает домой. Ты давай нажимай.
Они помчались по неровной глинистой дороге среди темнеющих полей.
— Давай, давай! — подгонял молодого шофера Зубов. — Тут где-то шоссейка должна быть.
И действительно, вскоре они выскочили на шоссейную дорогу. Движения на ней в этот поздний час не было.
— Это хорошо, что встречных нет. А то наш экипаж приметят, быстро засекут.
Они свернули направо и в тишине промчались минут пятнадцать. Зубов то и дело поглядывал на светящиеся в темноте стрелки наручных часов.
— Теперь потише, — скомандовал он. — Налево должен быть съезд.
Через минуту другую они съехали с шоссе, так и не встретив ни одной машины.
— Везуха, — сказал Зубов и платком вытер запотевшее лицо. — Это лесная дорога, тут, окромя лешего, никого не встретишь, особенно ночью…
— А днем? — с беспокойством спросил Костя. Азарт гонки захватил его, им теперь владел инстинкт человека, скрывающегося от преследователя.
Они уже были в пути около часа. Стало совсем темно. Ветки деревьев хлестали по стеклам кабины, гудел перегревшийся мотор, скрипела машина, преодолевая ухабы. Зубов молчал, предавшись своим мыслям.
— Вот сейчас направо, — вдруг произнес он. Видимо, перед его мысленным взором все время стояла карта этих мест. Как он ориентировался по ней в кромешной тьме — это было загадкой. — Сворачивай к околице…
Костя выполнил команду. Пожарная машина преодолела мосток, осевший и опасно затрещавший под ее тяжестью, и по круто пошедшей вверх дороге стала подниматься в деревню.
Это была странная деревня. Не горели огни, не лаяли собаки, не мычали коровы. Приглядевшись, Костя обратил внимание, что окна домов забиты досками, многие строения полуразвалились, улицы заросли бурьяном.
— Не бойся, не бойся, — ободрил его Зубов. — Здесь давно уже ни одной живой души нет.
— Куда мы едем?
— На кудыкину гору.
Машина миновала молчаливую деревню и выехала в поле. В полукилометре от крайнего дома, почти впритык к лесу, стоял сарай. Двери его были раскрыты. В строении гулял ветер.
— Приехали! — сообщил Зубов. — Развернись и подай задом.
После того как пожарная машина оказалась в сарае, Костя и Зубов вышли, с большим трудом закрыли обвисшие и потому царапающие по земле ворота.
После этого снова проникли внутрь сквозь маленькую дверцу и стали располагаться на ночлег. Над головой сквозь прорехи крытой соломой крыши в недоступной синеве ярко сверкали звезды. Зубов и Костя поужинали колбасой и хлебом.
— Ты располагайся в машине, а я буду спать на воле, — сказал Зубов. Он поднял с земли что-то, напоминающее спальный мешок, и вышел наружу.
«Сторожить меня надумал, что ли? — пронеслось в голове у Кости. — Боится, что убегу?»
Про себя твердо решил: если утром Зубов не предоставит ему твердых доказательств того, что записка дошла до Раисы и его действительно ждет встреча с нею, то он покинет этого человека. Улучит момент и удерет.
Усталость взяла свое, и Костя быстро заснул.
На рассвете его разбудил Зубов. Он выглядел выспавшимся, бодрым, радостно возбужденным.
— Поди умойся в ручье, и я тебе преподнесу сюрприз.
Костя ополоснул лицо пахнущей тиной холодной водой, пригладил спутанные волосы и вернулся к сараю. На белой скатерти были разложены вспоротая ножом банка тушенки, хлеб, огурцы, стояла бутылка коньяку.
— Надо отметить благополучное прибытие, — объявил Зубов.
— Ну, где же твой сюрприз? — спросил Костя.
— А ну-ка гляди, что я тебе покажу.
Зубов достал из кармана крошечный магнитофон, нажал кнопку. И тотчас же в тишине зазвучал знакомый голос Раисы Сметаниной:
— Слушай-ка, Мария, что я тебе скажу. Нынче ночью чудной у меня был сон: будто в красном платье и белых югославских сапогах скачу я на вороном коне. Это к чему? К радости или горю? Как ты думаешь?
Голос пожилой собеседницы, видимо Марии, после некоторой паузы произнес:
— Красное — это к радости, к любви. А вот черный конь — к беде. А вообще-то, Раиса, сон твой к большой любви. В ней, проклятой, чего только нет: и смеха и слез.
Голос Раисы ответил:
— Твоя правда… Любви без страданий не бывает.
Раздался щелчок: Зубов выключил магнитофон.
Костя побледнел от волнения:
— Это ее голос. Я узнал. Ты где записал? Откуда у тебя эта штука?
Зубов объяснил:
— Я раньше моряком на сухогрузе плавал. В загранку ходил. У меня этих игрушек вагон.
— А когда записал? Может, еще в леспромхозе? А теперь мне голову дуришь?
