Вскрытие, без сомнения, обнаружит другие многочисленные внутренние повреждения, характерные для данного случая.

Неизвестного обыскали. Документов при нем не оказалось. Однако капитану достаточно было сравнить лицо мужчины с фотографией, которую он имел при себе, чтобы тотчас же признать в нем шофера Сосновского леспромхоза Константина Барыкина, находившегося в розыске. Видимо, выполняя данное в записке обещание, он пробирался в городок при полигоне на свидание к своей невесте Раисе Сметаниной. Но не дошел до места. Погиб.

В городском морге, куда перевезли тело Барыкина, труп опознал журналист Грачев, познакомившийся с Барыкиным во время своей командировки в Сосновский леспромхоз. Сметанину решено было в известность о случившемся не ставить до поры до времени.

— Выглядит как несчастный случай, — сказал Немцов подполковнику Хрустову, — однако не исключена и инсценировка.

— Хороша инсценировка, — усмехнулся подполковник. — Смерть-то самая что ни есть настоящая.

Вскоре пришло сообщение: в двух километрах от городка в заброшенном полуразвалившемся сарае обнаружена пожарная машина. Туда тотчас же выехала специальная группа. На рулевом колесе, дверных ручках были обнаружены отпечатки пальцев владельца машины, пожарника, а также Константина Барыкина.

— Так что же, пожарника убил Барыкин? — спросил своего помощника, выезжавшего на место, Немцов.

Тот ответил:

— По пожарнику нанесено два удара. Тупым металлическим предметом и топором. Первый удар не был смертельным. А вот второй… Орудия убийства не обнаружено.

— Не исключено, что оглушил пожарника Барыкин, а добил беднягу сообщник Барыкина, а вернее — руководитель, — сказал Немцов. — Знакомый почерк, нечто похожее произошло в Сосновском леспромхозе. Там совершено два убийства. И оба свалены на Барыкина. То же самое проделано и с пожарником. Убит топором, а нам подсунуты пальчики Барыкина, оставленные в пожарной машине. Не исключено, что и смерть Барыкина не результат несчастного случая, а ловко подготовленное и осуществленное убийство. Уже четвертое по счету. Цель: устранить опасных свидетелей, обрубить концы, свалив преступление на Барыкина, а самому — раздобыть разведданные и скрыться.

— Без всякого сомнения, часики с передатчиком, всученные Сметаниной в качестве подарка от жениха, тоже принадлежат агенту, — делился своими соображениями с подполковником Немцов. — Хотя с ними мне не все ясно.

— Что именно?

— Не попадись к нам в руки эти часики, мы вообще не смогли бы вычислить агента Зубова или кто он там еще. Спрашивается, зачем он пошел на такой риск? Предупредил запиской о готовящейся операции да еще дал нам в руки такую улику, как часики?

— Так он же не нам с вами их посылал, — усмехнулся подполковник. — А Раисе Сметаниной, которая, по его сведениям, безумно любит Барыкина и ждет не дождется встречи с ним. Мог ли он предположить, что Сметанина влюбится в Гринько, да еще в такой степени, что захочет избавиться от своего прежнего дружка? Конечно, нет. Кроме того, вся операция рассчитана максимум на неделю. Пока мы с вами разберемся что к чему, он будет уже далеко. А выигрыш он получал огромный — помощницу в лице Сметаниной и источник информации в виде передатчика. Кстати, а откуда у вас появилась мысль поинтересоваться содержимым часиков?

Немцов честно ответил:

— Это не моя заслуга. Журналист Грачев подсказал. Говорит, в леспромхозе у Сметаниной таких часов не было: мол, откуда они у нее? Не прибыли ли вместе с запиской в качестве подарка? И еще добавил: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Вот я и занялся часами. И знаете, как я это сделал? Ведь Сметанина почти никогда не расстается с подарком.

— Ну?

— У нее стало правилом — перед уходом с работы принимать в гостинице душ. Так вот, уходя в душ, Раиса обычно отдает часы на сохранение своей напарнице, только что явившейся на смену. Та кладет их в ящик стола. Пришлось отвлечь напарницу с ее поста и поинтересоваться часами.

— Молодец. Этот журналист — тоже. Он не лишен наблюдательности. Кстати, утром вы, кажется, приглашали его в морг на опознание трупа?

— Так точно.

— И какова была его реакция?

— Узнав в погибшем Барыкина, он изменился в лице и произнес всего три слова…

— Какие именно?

— «Он где-то здесь».

— Грачев имеет в виду Зубова? Интересно, этот Зубов уже знает о своей ошибке или еще не догадывается?

— Скоро узнает, — с завидным спокойствием произнес Немцов.

В ночь на 25 августа, выполнив свое задание, Зубов упрятал аппаратуру на сопке близ полигона в заранее подготовленное, хорошо замаскированное укрытие, и мощный передатчик сам, в автоматическом режиме, без его участия, передал в эфир закодированную информацию. В то время когда сигналы летели в ночное небо, агент находился уже в пути. Все шло строго по плану, и он был уверен в успехе.

Он не знал, что зафиксированный им запуск не тот, которого ждали, что в «конторе» это уже известно и человек, на которого возложена ответственность за операцию «райское яблоко», рвет и мечет, проклиная и Зубова, и коварных русских, подсунувших вместо боевой ракеты обычную, забросившую на орбиту метеорологический спутник, и свою проклятую профессию.

Этим человеком был сотрудник ЦРУ Пит О’Конорри. На первый взгляд ничего непоправимого не произошло. Русские не запустили свою новую ракету — ответ на MX — в августе, запустят в сентябре. Вот и все. Однако так мог рассуждать только олух, не посвященный в тонкости проводимой операции. Агент по кличке Бизон сделал буквально невозможное. Он легализовался в районе полигона, вовремя вышел в назначенный пункт, присутствовал, можно сказать, при запуске, записал и передал информацию. И не его вина, что русские преподнесли сюрприз. А что, если русскую контрразведку насторожили именно неосторожные действия Бизона? И перенесенный запуск — следствие ошибки агента? В таком случае, за ним идет охота, а это делает его повторный выход к полигону почти нереальным. Но делать нечего. Остается положиться на этого человека, умеющего находить выход из, казалось бы, безвыходных положений. Так что надежда на успех остается, но очень слабая, надо признать.

Пит не был так глуп, чтобы делиться своими опасениями с руководством. Начальство не любит дурных известий. Ему подавай победные реляции. Что ж, надо думать, как выйти из трудного положения.

Но думать о русском полигоне Пит сейчас не мог. От боли разламывались виски. В голову лезли мрачные мысли. Раньше он не понимал своих ретивых коллег, фанатиков, ставивших свою жизнь в зависимость от результатов проводимой операции. Таких, как Визнер-младший, который пустил себе пулю в лоб.

А полковник из британских спецслужб? Начальник русского отдела Интеллидженс сервис, не пережив очередного провала, внезапно попросился в отставку и тоже покончил с собой. Не грозит ли та же участь ему, Питу?

Невеселые размышления Пита прервал звонок генерала Джеймса Смита.

— Что там стряслось у русских двадцать пятого? — поинтересовался генерал. — Вы нас призвали к бдительности, мы держали ушки на макушке, ждали интересных новостей. А спутник номер 647 передал какую-то чепуху. Что это? Опять сели в лужу?

Пит сам был не прочь пошутить даже тогда, когда речь шла о весьма серьезных вещах. Но сейчас ироническое замечание этого остолопа Смита вывело его из себя. Он взорвался:

— Вы там, на своем летающем гробу, месяцами не можете починить какую-то дурацкую антенну, а позволяете себе издеваться над людьми, которые действительно заняты делом! — Но тут же взял себя в руки — со Смитом лучше не ссориться. — Извините, Джеймс, я сегодня не в форме. Начальство заездило. То одна неприятность, то другая. Надеюсь, хоть у вас-то дома все в порядке? Как поживают ваши близкие? — Пит пытался запоздалой любезностью скрасить допущенную грубость.

Но генерал его неправильно понял. Тоже, что называется, завелся с полуоборота: