С детства у Вячеслава сохранилась привычка — все неприятности немедленно тащить к бате. Еще второклашкой, схватив двойку, стремглав бросался к телефону-автомату, набирал отцовский служебный номер и звонким голосом сообщал:

— Пап! Я по русскому двойку схватил.

Как будто рапортовал о каком-то успехе. Ему было обязательно нужно, чтобы отец знал. Как только тот узнавал, неприятная тяжесть как бы переваливалась со Славиных плеч на могучие плечи бати.

— Двойка? Так ты ее, наверное, в следующий раз исправишь, сынок?

— Конечно, исправлю, пап.

— Ну и хорошо. Закончи уроки и иди играй.

Славик выбегал из телефонной будки, с удивлением замечая, что день, оказывается, сегодня солнечный и веселый. А до звонка отцу казалось, что пасмурный и скучный.

Вот и сегодня ему захотелось как можно скорее рассказать отцу о неприятной утренней сцене. Но бате, похоже, не до него. Он рассеянно целует сына, непривычно рано вернувшегося с работы (для чего ему нужно встать на цыпочки: сынок-то вымахал под сто девяносто сантиметров), бормочет: «Колбаса в холодильнике», и идет в комнату, ссутулившись и опустив плечи. Нестриженые седые волосы кучерявятся на загривке, придавая отцу вид запущенности и неухоженности. У Вячеслава щемит сердце. Что случилось с отцом?

Неделю назад, вернувшись из Северогорска, Вячеслав вручил отцу резную деревянную шкатулку от Луконникова. Отец помолодел прямо на глазах, с жадностью рассматривал пожелтевшие фотографии, пробегал глазами старые письма, записочки, возбужденно вскрикивал, радостно улыбался. В нем появилось что-то от того молодого и бравого лейтенанта, который глядел на Вячеслава с фотографии, прикнопленной к стене в отцовском кабинете. Честно говоря, прежде сын не усматривал сходства между лейтенантом и батей. А между тем, подумал он, отец, в сущности, остался таким же, как и был, — смелым, честным, в чем-то наивным, легкоранимым человеком. Просто с годами научился владеть собой, скрывать свои чувства в себе. Не теряют ли родители в глазах своих детей оттого, что с годами надевают на себя маску умудренных жизнью, знающих ответы на все вопросы умников? Ведь на самом деле они совсем не такие — страдающие, одолеваемые заботами и страхами, живущие мечтами и надеждами…

— Батя, что случилось? — взволнованно и требовательно спрашивает Вячеслав.

Отец поднимает голову, от тика у него дергается щека. Медлит, не знает, говорить или не говорить. Бледные губы разжимаются с трудом:

— Вот полюбуйся. — Тыча рукой с сторону валяющегося на столе бумажно-газетного кома. — Вон как костят твоего отца.

— Ну что там такое, — солидным баском произносит Вячеслав, будто они с отцом поменялись местами и теперь старший — он. Берет со стола бумажный ком, разглаживает страницы. В глаза тотчас же бросается набранный жирным шрифтом заголовок «Прожекты и прожектеры». Это об отце. Автор резвился, как мог. Цитировал Щедрина. Отец сравнивался с неким анекдотическим поручиком, который, прослышав, что англичане дают миллион тому, кто год будет есть только сахар, вознамерился сорвать огромный куш… Речь шла об отцовском вибробуре — последнем его детище. Несколько лет назад пространство между кожаным, потертым диваном и обеденным столом, покрытым клеенкой, занимал чертежный кульман. Потом кульман исчез, и на его месте появилось какое-то железное чудище с отходившей от него в сторону гофрированной трубкой, похожей на трубку противогаза, только более толстую. Это и был макет вибробура, затем исчез и он. Началось промышленное внедрение изобретения. «До сих пор, — рассказал батя, — работы в горных карьерах ведутся при помощи бурильных штанг. Техника испытанная, но малопроизводительная. Если бы удалось хотя бы треть бурильных оснастить электровибробурами, производительность возросла бы в сотни раз».

Вячеслав пробежал глазами статью до конца. Осторожно заметил:

— Этот гусь утверждает, что вибробур дорог и недолговечен. Пишет, будто вибробур делает в гранитной плите две дырки, а на третью, мол, его не хватает.

Отец ответил с горячностью:

— Ложь! Да, ресурс вибробура пока невелик — пятьсот часов. А какой, спрашивается, был ресурс у первого самолета? Дорого обходится? А ты знаешь, сколько стоит один истребитель? Десятки миллионов! А космический запуск? Каждый прорыв в будущее обходится человечеству недешево. Ну и что из этого следует? Стоять на месте? Ждать, пока японцы или американцы создадут новую технику, а потом покупать ее втридорога или делать скверные копии?

— Да, кстати… А как с вибробурами там… у них?

Отец рассказал. Года два назад его образец экспонировался на выставке. Там побывал вице-президент американской фирмы, производящей бурильную технику. Его заинтересовала новинка, предложил провести совместные испытания вибробура. Если первоначальные выводы подтвердятся, он готов вступить в переговоры о создании совместного предприятия по выпуску вибробуров.

— И что же дальше?

Отец встал, подошел к шкафу и через минуту вернулся, держа в руках дорогой синий галстук с маленькой белой эмблемой.

— Что это?

— Дар американца… Галстук с эмблемой фирмы. А я ему подарил твою майку с надписью «Миру — мир». Этим все и кончилось. Тогда о перестройке еще и речи не было. Так что заводить разговор о совместном предприятии просто не имело смысла.

— А сейчас?

Лицо отца помрачнело.

— После этой статьи? Боюсь, как бы в металлолом не сдали. У нас же как — газета выступила, значит, давай реагируй.

Вячеслав задумался.

— Скажи, отец… Американец высказал свое мнение о буре устно или письменно?

— И устно, и письменно…

— А у тебя этот письменный отзыв имеется?

— Зачем он тебе?

— Авось пригодится.

Но воспользоваться этим отзывом Вячеславу не удалось. События развивались так. С помощью друзей-коллег, работавших в других редакциях, удалось узнать: автор, порочащий изобретение отца, скрылся за псевдонимом. Вячеслав, опять же не без помощи друзей, установил подлинную личность автора. Им оказался работник Внешторга некий Зюзин.

Недолго думая Вячеслав созвонился с Зюзиным и отправился к нему во Внешторг.

Зюзин сидел в небольшом, по современно отделанном кабинете. Темные лакированные панели. Золоченые светильники. На полу мягкое ковровое покрытие. Мебель — стильная, на столе четырехугольный стакан из темного стекла, стопки разноцветных листков «Для заметок», золоченая ручка, прикованная такой же золоченой цепочкой к прибору, где рядом с часами еще два крайне необходимых для работы предмета — барометр и компас. «Подарки фирмачей», — мысленно отметил Вячеслав.

— Еще два дня, и вы бы меня не застали.

Молодому, с иголочки одетому внешторговцу не терпелось сообщить посетившему его корреспонденту о планетарном характере его деятельности.

Вячеслав с неприязнью окинул взглядом этого человека, начиная с набриолиненной головы с прямым, выведенным точно по линейке пробором до крупных золотых запонок на выглядывавших из рукавов манжетах полосатой рубашки и перстня с печаткой на толстом пальце. Сказал:

— А куда собрались, если не секрет?

У Зюзина сверкнули глаза. Небрежно бросил!

— В Гонконг.

— Ну и жизнь у вас.

— Не жалуемся. Кофе? Гранулированный, фирмы «Jacobs».

Вячеслав решил брать быка за рога. Повинуясь внутренней интуиции, спросил:

— Вам приходилось вести переговоры с иностранными фирмами, продающими буровую технику?

Зюзин с удивлением поглядел на гостя. Поморщился:

— Это секрет, но вам скажу. Да. Это входит в мои служебные обязанности.

Вячеслав почувствовал, что обретает под ногами все более твердую почву.

— Но, к сожалению, переговоры по заключению контракта до конца довести не удалось? — Он скорее утверждал, нежели спрашивал.

— Да, контракт сорвался… Из-за… Впрочем, это неважно.

— Из-за вибробура? — Вячеслав уже не сомневался в правильности своей догадки.

На мгновение лицо Зюзина выразило растерянность: