— А вы откуда знаете?

— Нетрудно догадаться. Ведь статья в «Экономисте» принадлежит вашему перу.

— Постойте! — Зюзин собрался с мыслями. В маленьких глазках, опушенных светлыми рыжими ресницами, вспыхнула злоба. — Как ваша фамилия? Грачев? Уж не ваш ли отец изобрел этот вечный двигатель?

Вячеслав ответил:

— Да, это мой отец. Я не собираюсь, как некоторые, скрываться за псевдонимом. Причем действую вполне бескорыстно. А вот почему вас так раздосадовал срыв контракта? В чем здесь, так сказать, ваш личный интерес?

Зюзин сначала побледнел, потом покраснел. «Вот оно, — пронеслось у него в голове. — Не надо было писать эту проклятую статью. Бес попутал». Но вслух сказал ровным голосом, в котором звучал металл:

— Я буду на вас жаловаться, Грачев. Вы используете служебное положение в личных целях. Это вам так не пройдет.

Зюзин поднялся с места. Взор его горел праведным гневом. Но холодная струйка пота неприятно скользнула меж лопаток, а в ногах появилась ватная слабость.

Когда Грачев вышел, Зюзин не сел, а упал в свое кресло.

Жизнь, как зебра, идет полосами. Вслед за белой обязательно следует черная. Хорошо все-таки, что белые тоже иногда встречаются. После выхода в свет номера «Радуги» с репортажем «Неопознанный летающий объект» в редакцию повалили письма. Вячеслав лично помогал смазливым девушкам из отдела писем таскать к лифту бумажные мешки с откликами на его статью. На редакционной летучке статью Грачева решили вывесить на доску лучших материалов.

В редакции молодежного журнала «Светлячок» его встретили с распростертыми объятьями. С ходу приняли для печати два очерка, написанных по материалам его поездки в Сосновский леспромхоз. Первый Вячеслав назвал «Плакала Саша, как лес вырубали…» Второй — «Опасное лето». Оба очерка в «Светлячке» быстро опубликовали. Они тоже имели успех. Вячеслав ходил по редакционным коридорам, задрав нос.

И вдруг — скандал. В редакцию пришли опровержения. Причем сразу три. И все касались Вячеслава. Для обсуждения опровержений главный распорядился созвать редколлегию. Вячеславу предстояло держать ответ за содеянное.

Подталкиваемый сзади секретаршей, он шагнул на арену «цирка», где его уже поджидали разъяренные «звери». В глаза ударил яркий свет. Включены люстра, бра, настольная лампа, яркий свет отражался в хромированных деталях напольного вентилятора, в цейсовских стеклах редакторских очков. По всему видно, главный гневается. На Вячеслава не смотрит. Седые брови сведены к переносице. Любимая трубка отброшена в сторону, пальцы гневно барабанят по столу.

— Вот прочтите! — хмуро произносит главный редактор и бросает Вячеславу мелко исписанный листок. Подхваченный потоком теплого воздуха вентилятора, он парашютирует и плавно опускается на ковер. — Извините… — недовольно бормочет главный. Он хоть и рассержен, но о правилах вежливости не забывает.

Вячеслав наклоняется и начинает ползать по ковру, стараясь подцепить ногтем прилипший к ворсинкам тонкий листок. Наконец удается, скомкав бумагу, взять ее в руки. Но прочесть он ее не может: буквы расплываются перед глазами.

— Очки позабыл… — бормочет он.

— А голову не позабыли? — ядовито интересуется редактор. — Давайте сюда Я вам прочту. Это опровержение!

Главный не любит опровержений. Он читает брезгливым голосом, выворачивая губы:

«Еще средневековый философ Оккам сформулировал принцип: „Не следует умножать число сущностей сверх необходимости“, который вошел в плоть и кровь современной науки. Это краеугольный камень логического анализа, источник ясности и простоты. До тех пор пока явление может быть объяснено с помощью реальных компонентов мира, не следует выдумывать нечто несуществующее, каким бы заманчивым оно ни казалось…»

Главный прерывает затянувшееся чтение:

— Короче говоря, весь ваш материал «Неопознанный летающий объект» — это, по мнению ученых, галиматья. Они требуют публикации опровержения и наказания репортера. Что вы на это скажете?

Вячеслав разводит руками:

— Одни верят в «летающие тарелки», а другие нет. В моем репортаже приводились разные мнения. К ним можно присовокупить и это. Напечатать, и все. У нас же плюрализм.

— Плюрализм, говорите вы?

Главный заметно успокаивается. Нужное слово найдено.

— Ну хорошо, — примирительно произносит он и вопросительно смотрит на ответственного секретаря Нефедова. Тому почему-то всегда кажется, что Вячеслав написал не о том и не так. Он, Нефедов, написал бы по-другому. Ну и что? Взял бы ручку, заправил чернилами, бумага тоже под рукой, сядь и пиши. Однажды Вячеслав так ему и сказал. Но это Нефедову не понравилось. Теперь он имеет на Вячеслава зуб.

Главный спрашивает Нефедова:

— Вы хотите что-то сказать?

Ответственный нехорошо усмехается:

— Если бы эффективность газетных выступлений определялась по числу полученных редакцией опровержений, то Грачев был бы чемпионом. На «Неопознанный летающий объект» — опровержение. На фотографию парня с гитарой — опровержение. Подружка этого парня нам тут чуть всю редакцию не разнесла. А есть кое-что и похуже.

— Похуже?! — у главного глаза полезли на лоб. — Почему же вы молчите, не докладываете?

Нефедов проговорил загробным голосом, как будто открывал главному ужасную тайну:

— Грачев съездил от нас в командировку на Север. А каков результат?

— Да, каков результат? — главный обратил взор на Грачева.

— Два очерка напечатаны в «Светлячке».

— Это еще почему?

Вячеслав опередил уже было открывшего рот Нефедова:

— Потому, что мои темы забраковал ответственный секретарь.

— Это так?

— Так. Но он все равно не имел права писать для другого издания.

— Чепуха, — сказал член редколлегии Пикалев. — Лично я прочел очерки Грачева в «Светлячке» с удовольствием. Мне тоже до слез жалко леса и того, что хороший материал напечатали не у нас. Нефедов полагает, что нельзя писать об убийствах, забастовках, ошибках следствия. А собственно говоря, почему? Чего вы все время боитесь, Нефедов? Надо вытравливать из себя страх. Грачев написал, напечатал и правильно сделал. А вот отклонение очерков Грачева нашим секретариатом считаю грубой ошибкой.

— Есть еще мнения? — спросил главный. — Нет? Подведем итог. Нефедов, безусловно, не прав. Но я хотел бы попенять и Грачеву… Почему, выйдя из кабинета Нефедова, вы не пошли с очерком к заму или ко мне? Если бы я оказался не прав — идите в ЦК… Доказывайте, отстаивайте свою правоту. А вы поступили, как капризная примадонна. Не нравлюсь здесь, оценят там. Нехорошо!

— Сегодня утром пришла еще одна жалоба на Грачева, — голосом, в котором проскальзывали нотки злорадства, объявил Нефедов. — Из Внешторга. Оказывается, Грачев использует свое положение сотрудника нашей редакции, чтобы протолкнуть изобретение своего отца.

— А почему, собственно говоря, нельзя проталкивать изобретение своего отца, если оно хорошее? Оно ведь хорошее, как вы, Грачев, считаете?

— Очень, — по-детски простодушно проговорил Грачев, чувствуя, как предательская влага выступает на его глазах.

— Защищать отца можно и нужно, все дело в том, какими методами, — мрачно провозгласил главный.

— Ну и что это за методы?

— Пусть скажет сам Грачев. Писать он явно умеет. Наверняка владеет и разговорной речью, — сказал Пикалев.

Все рассмеялись.

Вячеслав понял, что настал решающий момент. Надо произнести всего пару фраз, но таких, которые все поставят на свои места.

Он четко произнес:

— Мой визит во Внешторг позволил мне установить, что оппонент отца, он же автор письма в редакцию, Зюзин участвовал в переговорах с одной из западных фирм о закупках нашей страной бурильной техники. Есть все основания полагать, что позиция Зюзина продиктована вовсе не государственными, а личными, корыстными интересами.

— Но ведь это только предположение, не более того! — бросил реплику Нефедов.

— Как тут не понять… Письмо в редакцию как раз и предназначено для того, чтобы это предположение не превратилось в уверенность! — воскликнул Пикалев.