— Вы же прочитали письмо Святского. Там все объяснено, — сухо ответил он.

— Мда… — Агейкин пробарабанил пальцами по столу, поглядел в окно. Потом повернулся к Грачеву, произнес: — Что ж, письмо кое-что проясняет. Жаль, что вы передали его нам с опозданием.

Ему явно хотелось, чтобы журналист почувствовал себя виноватым.

— Вы не скажете, где я могу увидеть следователя Трушина?

На лице Агейкина промелькнуло выражение недовольства.

— А зачем вам? Он больше не занимается этим делом.

— И все-таки…

— Он на стажировке в областном управлении. — Агейкин не удержался и добавил: — Курсов оказалось недостаточно, придется подучиться у старших товарищей.

— Виновным в убийстве по-прежнему считается Барыкин? — спросил Вячеслав, впрочем не надеясь на ответ. Следователи предпочитают спрашивать, а не отвечать. Особенно такие, как этот Агейкин.

Но он почему-то ответил:

— Барыкин, конечно. Но не только он. У него есть сообщник.

— Кто же, если не секрет?

— Секрет. Но вы ведь корреспондент. К тому же я надеюсь, что эти сведения…

— Да, да. Я никому не скажу. Так кто же?

— Бригадир Вяткин, тот самый «друг», о котором пишет в своем письме Святский. Я, если хотите, заранее вычислил его. И рад, что не ошибся. Сейчас мы допрашиваем Вяткина. Пока упорствует. Но ничего, мы своего добьемся.

Решительность Агейкина не понравилась ему. Этот во что бы то ни стало будет доказывать виновность Барыкина и Вяткина. У Вячеслава же, особенно после прочтения письма Святского, появились совсем иные предположения. Оставалось их проверить.

Однако, прежде чем начать действовать, не мешало бы пораскинуть мозгами. У Вячеслава появилось ощущение, что в тот роковой вечер, когда погибли Святский и старик-сторож, он видел убийцу и даже разговаривал с ним. Уж не этот ли человек анонимным письмом вызвал его из Москвы? Конечно, вряд ли он намеревался сделать московского журналиста свидетелем своих преступлений. Цель у него была иная. Добиться смещения Святского с должности, изгнания его из леспромхоза. Видимо, Святский в то время еще не докопался до его прошлого. Каким-то путем этот «некто» перехватывал запросы Святского, контролировал поступающую на его имя почту.

— Стоп! — сказал себе Вячеслав.

Он вышел из Дома приезжих и направился на почту. Она размещалась в отдельно стоящем на краю поселка деревянном домике. В том, что это присутственное место, а не жилое помещение, убеждало отсутствие на окнах занавесок. За невысоким дощатым барьерчиком сидела пожилая женщина в очках, и без того скудные седые волосы были стянуты в пучок, из которого торчали шпильки. Она подняла голову. Блеснули кругляки очков.

— Мне нужно позвонить в Северогорск.

Старушка поглядела на часы, с недовольным видом передернула плечами и надела на голову специальное устройство — наушники с переговорным устройством.

— Номер? — сказала она.

— Областное управление МВД. Капитана Трушина.

Старушка, услышав эти слова, энергично принялась за дело. Уже через минуту Вячеслав вошел в переговорную кабину, плотно прикрыл за собой дверь.

Разговор с Трушиным получился содержательным. Вячеслав пересказал ему предсмертное письмо Святского.

— Что-то в этом роде я и предполагал, — сказал Трушин. — Ограбление, скорее всего, инсценировка… Где письмо, у вас?

— Нет, у Агейкина. Я счел нужным передать ему.

— Правильно сделали. Кстати, могу вам сообщить. Проведена повторная медэкспертиза трупа Святского. Он убит.

— Понятно, — дрогнувшим голосом произнес Вячеслав. — Но нужно действовать. А то он уйдет!

— Не беспокойтесь, все необходимые шаги будут предприняты.

«Я сам предприму необходимые шаги», — подумал про себя Вячеслав, но вслух этого говорить не стал.

В трубке продолжал еще звучать глуховатый голос Трушина, а внимание Вячеслава уже переключилось на то, что происходило за стеклянной дверью будки. В помещении появилось новое лицо — полнотелая девица с кокетливо уложенными на голове волосами и густо, несмотря на жару, накрашенными ресницами. Старуха что-то гневно выговаривала ей, то и дело тыкая сухим пальцем в циферблат часов, должно быть, упрекала напарницу за опоздание. Та оправдывалась, ее высокая грудь вздымалась.

Старушка сдала вахту и удалилась, громко хлопнув дверью. Вячеслав вышел из будки и подошел к девице.

— Сколько с меня?

Она сперва погляделась в осколок зеркальца, прислоненного к чернильнице, поправила выбившуюся во время схватки со старушкой прядь и только после этого ответила:

— Шестьдесят копеек…

Расплачиваясь с полнотелой девицей, Вячеслав подумал: «Не исключено, что неизвестный действовал через нее, перехватывая почту Святского. Такая ради любимого мужика пойдет на все».

Придав лицу игривое выражение, сказал:

— У меня к вам огромная просьба… Во-первых, скажите, как вас зовут. Меня — Слава.

Мгновенно включаясь в знакомую игру, девица метнула в Вячеслава кокетливый взгляд:

— А зачем вам? Ну, допустим, Люба. Что дальше?

Она подождала продолжения.

— Я в ваших краях проживу некоторое время. Так что мы еще не раз увидимся, Люба. А сейчас прошу: напишите вот на этом бланке почтовый адрес вашего отделения.

— Хотите, чтоб выслали денег?

— Угадали. Я чувствую, что они мне в самое ближайшее время весьма пригодятся.

Она понимающе усмехнулась:

— Я вам адрес скажу, а вы запишите.

— Нет-нет. Хочу, чтобы вашей нежной ручкой.

Она взяла бланк и вывела ровную строчку. У Вячеслава сердце запрыгало в груди. Знакомый почерк! Именно этой рукой написано письмо, которое привело его в леспромхоз.

Он с трудом выжал из себя несколько приторно нежных фраз и, поинтересовавшись, где расположена местная больница, собрался уходить.

— А вы случаем не больной? — ехидно осведомилась Люба и, получив заверение, что все органы у него работают нормально, сообщила: — Под гору спуститесь, там мосток, перейдете — она и стоит. Салатового цвета.

Вячеслав отправился к конторе леспромхоза и, переведя нажатием кнопки свои часы в положение хронометра, словно судья на спортивных соревнованиях, начал засекать время, необходимое, чтобы дойти от конторы до общежития и от конторы до Дома приезжих. Затем, выбрав тихую полянку, он прилег под кустом, достал блокнот и погрузился в расчеты. Было учтено все: и только что полученные данные, и время, когда раздался барыкинский выстрел в окно и стремительно летящий пыж больно задел его мочку уха, и время появления на пятачке у здания общежития бригадира Клычева, сторожа Сидоркина, механика Зубова, а затем время встречи с бригадиром Вяткиным, разыскивавшим, по его словам, Святского, с которым расстался всего полчаса назад.

По дороге в Дом приезжих Вячеслав завернул в столовую: надо было подкрепиться. В зале было душно, жирные мухи барражировали над головами, как самолеты над полем в Тушине в день авиационного праздника. За одним из столиков сидели участковый Фроликов, бригадир Клычев и механик Зубов. «Вас-то мне и надо, голубчики», — подумал Вячеслав и, спросив разрешения, занял свободный, четвертый стул. Участковый, пожилой мужчина с простоватым честным лицом, шумно приветствовал журналиста. Клычев и Зубов вели себя спокойно.

— Извините, я прервал ваш разговор. О чем речь, если не секрет?

— Об охоте, — неохотно отозвался Клычев.

— А ведь это все едино, — отозвался механик. — И те и другие — божьи создания.

— Да ты никак верующий, Зубов? — удивился участковый.

— Без веры не проживешь, — сказал Зубов.

— Правильно, — поддержал Клычев. — Только у каждого она своя — вера-то…

Механик кивнул.

— И все-таки… — видимо, продолжая разговор, завязавшийся еще до прихода Вячеслава, сказал Фроликов, — как же ты решился в одиночку на волка пойти? Не страшно было?

— А что такое страх? — поглощая борщ и время от времени вытирая губы хлебной корочкой, сказал Зубов. — Страх — это незнание того, что тебя ждет. А я опытный охотник. О сером знаю все. Знаете, например, как надо загонять волка зимой?