Берви-Флеровский с признательностью принимает издательское предложение. Он уже поручил некоему Романовскому заняться приобретением биографических книг о Мирабо. Но оказалось, что Павленков одновременно со своей телеграммой начинает приобретать книги о Мирабо. Поэтому спустя 10 дней, 12 марта 1891 года, Берви-Флеровский благодарит Флорентия Федоровича за то, что он взял на себя труд выписать источники для биографии Мирабо. «Прошу Вас не стесняться суммой, я готов заплатить за книги, лишь бы получился материал», — пишет он. В письме называются отдельные французские издания, которые ему понадобятся. Автор просит приобрести издание речей Мирабо. В конце письма Берви-Флеровский напоминает: «Я полагаю, что все останется так, как Вы мне написали, то есть, если пробная биография Мирабо окажется удачной, то Вы мне предоставите от 8 до 10 биографий, которые я должен буду написать в течение двух с лишком лет».
19 марта 1891 года Берви-Флеровский перечисляет Флорентию Федоровичу книги о Мирабо, которые он получил, просит не беспокоиться по поводу того, что некоторые книги могут повторяться, он приобретет их для себя. «Я был бы Вам очень обязан, если бы Вы написали мне или Черкасову два слова о том, когда я могу ждать выписанные Вами для меня книги», — добавляет он. Берви-Флеровский продолжает в письмах постоянно информировать издателя о том, как продвигается его работа над книгой. 19 апреля 1891 года, к примеру, он сообщает, что у него уже есть двадцать томов, посвященных Мирабо. Среди них — три биографии, его сочинения, речи, переписка. Он еще не получил нескольких книг, видимо, заказанных из-за границы, но принимает решение приступить к написанию: «…Я счел возможным начать изложение биографии, и к 1 июля Вы ее получите». Он просит издателя сообщить, где он будет летом, чтобы рукопись могла дойти до него, «не блуждая в пространстве».
Обязательство автор выполнил в срок, ибо в своем письме от 13 августа 1891 года он уже отвечал, какие поправки будет вносить в рукопись по совету прочитавшего ее Павленкова. «Многоуважаемый Флорентий Федорович! — пишет он. — Конечно, причины, по которым я сосредоточился на недостатках Мирабо, очень важны; ведь в нем, как в фокусе, совокупились все те слабые стороны выдающихся современных общественных деятелей, которые задержали развитие Европы более, чем на столетие. Но мне самому приходило в голову, что цель такого изложения может быть не понята публикой, и это даже может уменьшить сбыт книги, что совсем нежелательно. Я готов исправить изложение в том смысле, как Вы говорите. Пришлите мне обратно рукопись, я вставлю то, что может выказать в выгодном свете несомненные и великие достоинства Мирабо и объяснить его недостатки».
Автор исправно и добросовестно поработал над рукописью, но ей предстояло пройти через цензуру. Флорентий Федорович, ощущая все большее притеснение цензоров по отношению к себе в столице, предлагает автору, без указания издательства, куда он намерен передать рукопись, представить ее цензору в Тифлисе.
Берви-Флеровский соглашается с таким тактическим ходом. В письме от 10 марта 1892 года он информирует Флорентия Федоровича о результатах, высказывает свои суждения по поводу того, как следовало бы поступить далее.
Это письмо Берви-Флеровского раскрывает те ухищрения, на которые приходилось идти авторам и издателю биографической библиотеки, чтобы спасать книгу. «Многоуважаемый Флорентий Федорович! — писал Берви-Флеровский. — Вчера (9 марта) был у Гаккеля; он возвратил мне Мирабо для исправления; выпускает немного, хотя интересные и существенные вещи. Он меня опять уверял, что без его билета на выпуск брошюра появиться не может. Он находит, что издатель имеет право остаться для него неизвестным, так как он имеет дело со статьей, а не с ее издателем; но он непременно настаивает, чтобы брошюра была напечатана по возможности в Тифлисе; он сильно против того, чтобы она печаталась в месте, где есть другой цензор; во всяком случае, он требует, чтобы ему было известно, где брошюра будет напечатана и какая будет выставлена на ней цена. Иначе он не соглашается пропустить ее в том виде, как пропустил теперь; если цена будет 25 коп., то последуют дальнейшие вычеркивания. Я полагаю, что горю можно будет помочь так: издателем будете не Вы, а мифическое лицо из Костромы, которое выставит на обертке цену 1 р. 25 коп. Когда брошюра выйдет в свет, тогда это лицо продает ее Вам. Вы выставите на ней штемпель — «собственность биографической библиотеки Ф. Павленкова», вычеркните 1 р. и оставите 25 коп. — и дело в шляпе. Остается вопрос о месте печатания. Нельзя ли, например, ради дешевизны рассылки, напечатать ее где-нибудь на Николаевской железной дороге, в месте, где нет цензора, или в Царском Селе (там, вероятно, нет цензора) и т. п. Жду Вашего решения, по получении Вашего письма пойду к Гаккелю и покончу с ним».
Конечно, получалась почти детективная история. Однако Флорентий Федорович, ради выпуска интересной книги, готов был идти на любой риск. Из письма Берви-Флеровско-го от 22 апреля 1892 года известно, что вопрос с прохождением рукописи книги о Мирабо удалось успешно решить. «Я очень рад, что Мирабо прошел через цензуру», — заканчивал свое письмо Флорентию Федоровичу автор.
Прохождение каждого издания в биографической серии требовало от Павленкова отдачи частицы своего сердца. Можно ли подсчитать, выразить какими-либо данными то, сколько лично им самим было сделано для обеспечения успешной реализации выпуска биографической библиотеки? Книга о Мирабо — далеко не исключение. Рождение других изданий также проходило через Сциллу и Харибду хлопот.
«С величайшим удовольствием предлагаю Вам, — писал Павленков Р. И. Сементковскому, — на выбор составление следующих биографий. По иностранному отделу: 1) Рикардо, 2) Макиавелли, 3) Юлий Цезарь, 4) Меттерних, 5) Бисмарк. По русскому: 1) Александр II, 2) Канкрин, 3) Кантемир, 4) Аксаковы и 5) Милютины. Наиболее желательны вообще русские биографии, а степень желательности в каждом отделе выражается порядком их нумерации. Прежде, чем Вы вернетесь в город, я, вероятно, узнаю от Вас, какие именно биографии Вы желаете оставить за собой…»
23 февраля 1893 года Флорентий Федорович получил письмо от А. Малеина, который интересовался судьбой подготовленной им биографии Горация.
Из ответного письма, которое Флорентий Федорович посылал 10 января 1890 года публицисту народнического направления С. Н. Кривенко, мы узнаем еще кое-какие подробности о тех принципах, которых придерживался он при подготовке книг для биографической библиотеки. «Я ничего не имею, — писал Павленков, — против измененного Вами порядка в составлении биографических очерков: в мой план не входит та или другая последовательность в выпуске книжек, так как подобная задача невыполнима, да и, пожалуй, бесцельна. Пишите о ком Вам угодно из тех лиц, которые числятся за Вами, да, кстати, перечислите их снова в своем ответном письме. Сколько я помню (лист с отметками у меня куда-то пропал), Вы взяли Бисмарка, Лассаля (благодарю за совет относительно Полякова), Лютера, Магомета, Некрасова и Салтыкова. Всего, следовательно, за вычетом Лассаля, пять имен. Может быть, я что-нибудь и забыл». Из текста следующего письма видно, что издатель брал на себя обеспечение авторов необходимой литературой. Он сообщал, какие ему удалось подобрать сведения о материалах для намеченных к выпуску биографий. Перечисляются работы, которые можно было бы использовать при написании книги о Некрасове. Далее следует наблюдение: иностранная литература о Бисмарке более чем богата самыми разнообразными сведениями, чего никак нельзя сказать об отечественной, где удалось обнаружить всего четыре работы с биографическими сведениями.
Подобных писем Павленковым было отправлено немало. Его собственная активность и служила той побудительной силой, которая, в конце концов, и приводила к практическому результату. Но нельзя питать иллюзий, будто не было сбоев, не было неприятных ситуаций. 2 июня 1893 года Павленков напоминал Р. И. Сементковскому, что его обещания написать книги для серии «Жизнь замечательных людей» повисли в воздухе. «Очень обяжете меня, — писал Павленков, — если уведомите, какие из биографий Вы оставляете за собой. Вы предполагали написать “Аксаковых”, “Александра II” и “Бисмарка”. Крайне жалею, что Вы совсем охладели к биографической библиотеке». Еще в одной записке того же, 1893 года содержится напоминание: «А как же по части биографий? Они теперь особенно нужны для меня». «Получили ли Вы корректуры Кантемира? — уточняет Павленков 6 августа 1893 года у Р. И. Сементковского. — Типография их спрашивает».
