Жаль было расставаться Павленкову с Вяткой, нарушать установившийся образ жизни и работы. Однако и в Яранске Флорентий Федорович не только не прекращает своих занятий, но, наоборот, удваивает свою энергию и активность.

Утешением в Яранске была все та же работа. Он завершал подготовку «Практического курса итальянского языка» по методу Оллендорфа. К сожалению, по утверждению В. Д. Черкасова, этот труд Павленкова был утрачен. Флорентий Федорович передал его В. Д. Черкасову, а тот в свою очередь сдал на хранение в книжный магазин Покровского, где тот исчез.

Началом еще одного знаменитого павленковского издания, заниматься которым он будет на протяжении нескольких десятилетий, а сигнальный экземпляр которого увидит незадолго до своей кончины, так же был период его тягостного томления в яранской ссылке. Речь идет об «Энциклопедическом словаре», который задумал Павленков. В то время он именовался иллюстрированным словотолкователем. Словари иностранных слов, которые тогда выпускались, в частности словари Михельсона, Бурдона, Гейзе, по мнению Павленкова, не удовлетворяли запросы публики. Во-первых, они были чрезмерно перегружены специальными терминами, которые нужны исключительно узким специалистам. Во-вторых, существенным недостатком таких словарей являлось то, что на их страницах игнорировалась необходимость для читателя зрительного восприятия предметов или явлений. Поэтому Павленков считал, что если у читателя не сложилось представления о предмете, он ему неизвестен, то лучше всего дать возможность наглядно увидеть его на рисунке или фотографическом изображении. Также он особо заботился о невысокой цене книги, чтобы она была доступна максимально большему числу читающей публики. Из-за отсутствия средств Павленков не смог сразу реализовать эту идею. Представим только, что ему нужно было изготовить для книги свыше двух тысяч клише, что, естественно, выливалось в копеечку. К тому же и сам состав словаря нуждался не только в подготовке, но и в квалифицированном рецензировании, консультировании: всего этого обеспечить из Яранска Павленков, конечно, при всем желании не смог бы. Но работа велась им поистине титаническая. Достаточно сказать, что за время, которое он находился в Яранске, им было подготовлено около десяти печатных листов своего словотолкователя.

Нет, не терял Флорентий Федорович времени даром в Яранске! С местными земскими деятелями и учителями он вновь начинает организовывать школы с переездными учителями по «Наглядной азбуке». Это не останется незамеченным властями, и губернатор в ноябре 1876 года возвращает его вновь в Вятку, где, по его словам, было больше возможностей для усиления контроля за нелегальной деятельностью ссыльного издателя.

Справедливости ради надо сказать, что, находясь в Яранске, Флорентий Федорович не упускал из виду своих издательских интересов и в Петербурге. Как свидетельствует М. Е. Селенкина, ее муж и по телеграфу и путем частной переписки выполнил немало конкретных поручений Павленкова. «Александр Николаевич, — писала Селенкина, — постоянно должен был сноситься за него то с Надеиным, то с типографией, иной раз по телеграфу, о чем Павленков каким-то образом всегда находил возможность ему сообщить».

Поскольку жизнь Павленкова в Яранске находилась под непрерывным полицейским надзором, то утаить свои связи, свою деятельность ему полностью, конечно, не удавалось. «Проживая в Яранске, — доносил губернатор министру внутренних дел, — Павленков сблизился с членами местной земской управы и начал принимать деятельное участие в осуществлении мысли об издании земского сборника, а также по введению в Яранском уезде подвижных школ, несмотря на запрещение таковых постановлением Комитета Министров. Находя вообще участие Павленкова в делах земства крайне вредным, я вынужден был перевести его в ноябре минувшего (1876) года в Вятку, где под моим личным наблюдением надзор за ним мог бы быть более бдительным».

Не тут-то было, господин губернатор! Павленкову удалось утаить от стражей порядка подготовку «Вятской незабудки».

Полночь. Тюрьма затихла. А заключенный Флорентий Федорович никак не может уснуть. Исполнилось пять лет, как был заброшен он в эту вятскую даль. Оторванный от друзей, от желанного дела. Конечно, и здесь встречаются деятельные натуры. Вот хотя бы Красовский. Не говоря уже о подвижнике Николае Николаевиче Блинове. Приехал Португалов. Да, жаль, что тут же власти прервали его подвижнический труд. Многое можно было бы сделать полезного. С каким задором встретил он, в частности, его рискованную затею! Что, если выпустить в обход губернского начальства сборник статей — резких, обличительного характера, которые нет-нет да и появляются в столичной печати и хоть изредка, но рассказывают правду о вятских делах, о язвах, раздирающих общественный организм этого удивительного края? В отдельности каждая такая статья не может показать общей картины. А вот если их собрать воедино, в одной книге, то можно показать жизнь во всех ее проявлениях.

Целая губерния не имеет своей свободной газеты. «Вятские губернские ведомости» — не в счет. Сия газета печатает то, что ласкает слух губернатора. «Вятские епархиальные ведомости» — орган епископа Аполлоса.

Павленков, пользуясь влиянием у вятских земцев, настойчиво подвигал их к налаживанию собственной издательской деятельности. Так возникла идея выпуска «Вестника Вятского земства», составленного из материалов, в которых обличались бы злоупотребления местных властей. Когда подготовленный сборник представили на утверждение губернатору, тот обратился к министру внутренних дел с просьбой оценить его в петербургской или московской цензуре, ибо в губернии нет «лица, настолько развитого, как Павленков». Московские цензоры и запретили «Вестник». Неудача не остановила Павленкова. А что, если попробовать регулярно выпускать сборник таких статей по Вятке и губернии? Вначале — один в год, затем — несколько, а там, гляди, и ежемесячно можно будет наладить издание. Назвать бы книжицу сию позаковыристее, так, чтобы и не очень тенденциозность ее выпирала и чтобы в памяти засела. Издавали, кажется, «Незабудки». Вот именно — это то, что и требуется: «Незабудка Вятского края» или лучше: «Вятская незабудка».

Возможно, что на выбор названия повлияло и другое. Незабудка, по Владимиру Далю, это — подарочек на память. А что касается памятной книжки, то нетрудно уловить в павленковском замысле и едкую сатиру на губернаторскую блажь — требовать от местных чиновников заводить подобные книжки и заносить туда всевозможные сплетни и слухи из жизни вятской светской знати.

Так или иначе, но как только 25 августа 1875 года перед Флорентием Федоровичем отворились тюремные засовы, он тут же, не задумываясь о последствиях, принялся за реализацию своего замысла. Это стало своего рода душевной потребностью. Нет, то не было простой жаждой мести губернаторским властям за доставленные ему лично многолетние человеческие страдания. Павленкова увлекала идея общественная. «Незабудка» может всколыхнуть многих в крае, пробудить к деятельной работе, показать им, что они не одиноки, что мириться со злом нельзя, надо бороться.

Неожиданно встретил поддержку своей идее на страницах журнала «Дело». Там в девятой и десятой книжках за 1875 год его внимание привлекла к себе статья писателя Мордовцева «Провинциальная печать». Полемическая направленность статьи пришлась по духу Павленкову. Он сам уже задумывался не раз над тем тягостным и унылым состоянием, в котором находились местная печать и корреспондентское движение в Вятской губернии. На «Вятские губернские ведомости» губернатор наложил собственную цензуру, там могло печататься лишь то, что ему заблагорассудится. В столичных газетах из целых уездов годами не появлялось ни единой заметки, ни маленькой информации. Почему? Разве нет интеллигентных, деятельных людей в отдаленных уголках этого северного края? Они, безусловно, есть, но они практически не сотрудничают с газетами. Из губернии, где установлен жесточайший режим контроля за каждым письменным посланием в столицу, не так-то легко было выбраться письму, если в нем, не дай бог, прозвучит хоть что-то критическое. Письма просто бесследно исчезали, «терялись». Конечно, было бы здорово наладить выпуск доступной и дешевой газеты, в которой бы писалось о всех горестях и радостях, волнующих вятичей. Можно ее назвать, например, «Копейка». Но об этом и мечтать не приходится. А вот попробовать выпустить сборник статей и корреспонденций, поступивших в петербургские, московские, казанские газеты из Вятской губернии, все же надо.