И здесь придется снова возвратиться к свидетельству присутствовавшего на похоронах агента. Он утверждал, что после П. А. Гайдебурова выступил Д. К. Гире. Он возражал предыдущим ораторам и заявлял, что именно у свежей могилы приличнее всего почтить память усопшего, а затем прочел оба стихотворения. Гире же предложил составить подписку на учреждение стипендии в память Д. И. Писарева. Тут же на кладбище было собрано 300 рублей. Одновременно было высказано предложение организовать подписку и на сооружение памятника. Деньги предложено было передать Павленкову…

Это начинание как раз и повлекло за собой целую цепь событий, оставивших столь роковой след в судьбе молодого издателя…

Н. А. Некрасов послал стихи, навеянные смертью Д. И. Писарева, его гражданской жене М. А. Маркович (Марко Вовчок). Убитая горем, та даже не пришла на похороны.

Как только известие о смерти Д. И. Писарева стало доходить до отдаленных районов России, по свидетельству писателя Гирса, «издатель сочинений покойного и редакции многих либеральных газет были решительно засыпаны из провинции с вопросами и просьбами подтверждения печальных вестей, появившихся в газетах о смерти Писарева».

После того как и в печати промелькнула идея о сборе средств на учреждение писаревской стипендии и сооружение памятника ему, в «Книжный магазин для иногородних» стали поступать пожертвования и многочисленные письменные запросы и предложения. Отвечать на каждое из обращений у Павленкова не было возможности: к тому же каждый раз ему нужно было повторять одно и то же.

Поэтому Флорентий Федорович решает отлитографировать в значительном количестве (естественно, не спрашивая на то разрешения) два вида воззваний о сборе денег на увековечивание памяти Д. И. Писарева. Одно обращение адресовалось преподавателям истории литературы в гимназиях, а другое — библиотекарям. Содержание их почти что совпадало. Поскольку этот документ написан самим Флорентием Федоровичем, приведем его полный текст.

«Петербург, сентябрь 1868 г.

Милостивый государь!

Вам, вероятно, известно, что на похоронах Писарева была выражена мысль о сборе пожертвований на памятник покойному и на учреждение стипендии его имени для одного студента. Такая подписка может достигнуть успешных результатов лишь тогда, когда она, перейдя из столицы внутрь России, охватит собою все города, не только губернские, но и уездные. Но для удачного распространения ее нужно иметь исключительные средства, обладание которыми едва ли возможно для кого-нибудь из частных лиц. В самом деле, подписка в память Писарева есть дело, окрашенное в определенный цвет. Только люди известных убеждений могут вести ее энергично и успешно. Но где их разузнать? Кто мне скажет, например, что в каком-нибудь Сапожке есть такой-то Иванов, сторонник автора “Нерешенного вопроса”, “Нового типа”, “Нашей университетской науки”, “Исторических идей Огюста Конта” и пр.? Этих честных, дорогих Ивановых узнать нет никакой возможности. С другой стороны, нельзя также навязываться с просьбами наобум к людям, неизвестным ни лично, ни по слухам. Таким образом, остается одно: обращаться к лицам, об умственном и нравственном складе которых можно судить по родовым их признакам. Таковыми могут служить: возраст, образование и профессия. На этом я и остановился.

Д. И. Писарев составил себе известность на литературном поприще — он был, с одной стороны, критиком реальной школы, а с другой, — блестящим адвокатом естествознания и образцовым популяризатором. Его восторженное слово глубоко западало в сознание развивающейся молодежи, и он мог положительно считаться ее выразителем. Вот почему я не могу при распространении писаревской подписки оставить в стороне гимназических преподавателей словесности, и притом наиболее молодых, к которым ближе лежит мое сердце. Я несколько времени колебался в выборе между словесниками и естественниками, но, признавши, что господствующий род деятельности покойного был литературно-исторический, невозможно не склониться на сторону первых.

Легко может статься, что в частных случаях я ошибусь и что некоторые учителя словесности не захотят содействовать этой подписке; в таком случае я прошу их передать полученный бланк одному из преподавателей-естественников, сочувственно относящихся к литературной деятельности и пропаганде Д. И. Писарева, причем передающие, вероятно, будут так добры, что уведомят меня о фамилии того лица, которое примет на себя сбор. Я, впрочем, думаю, что таких передач будет очень немного, потому что за именем Д. И. Писарева стоит слишком почтенная деятельность. Это молодое дарование разбросало свои семена на таком обширном пространстве, которое мало кого не захватило из честно мыслящих, свежих людей. Да, наконец, возможно ли не считать делом полезным упрочение памяти человека, вся жизнь которого была отдана на борьбу с окружающим злом, на защиту угнетаемого против угнетателей, на ниспровержение царства мрака, — одним словом на служение обществу?

Позвольте же надеяться, что Вы не откажетесь принять на себя сбор пожертвований по присланному Вам бланку. Исполнением этой моей просьбы Вы крайне обяжете всех почитателей и друзей покойного.

Если у Вас, милостивый государь, есть и в других городах такие знакомые, которые по своим убеждениям могли бы охотно содействовать распространению и успеху писаревской подписки, то не откажите сообщить их адреса, — я немедленно вышлю печатные бланки.

Примите уверение в моем к Вам почтении. Ф. Павленков.

Р.S. Я был бы Вам крайне благодарен, если бы Вы уведомили меня о получении моего настоящего письма, мой адрес обозначен на бланке».

3 сентября 1868 года при выходе из литографии Штремера с размноженными в нескольких десятках текстами этих писем Павленкова арестовали и отправили сначала в Спасскую часть, а потом, 26 сентября, он оказывается в Петропавловской крепости. Формальным основанием для ареста Павленкова послужило то, что он, не получив надлежащего разрешения, открыл подписку на памятник Д. И. Писареву и на учреждение стипендии его имени. При аресте в доме и в книжном магазине Павленкова были произведены обыски. Власти изъяли написанный им и не опубликованный по цензурным обстоятельствам некролог, предисловие к «Сочинениям Д. И. Писарева», переписку с Д. И. Писаревым.

Среди бумаг, изъятых у Павленкова 3 сентября 1868 года, была также копия речи Д. К. Гирса, произнесенной на могиле Д. И. Писарева. 18 сентября 1868 года, когда разбиравшая его дело комиссия потребовала от Павленкова объяснений, что собой представлял данный документ, он собственноручно написал на нем следующее: «Речь эту, по моей просьбе, воспроизвел (написал) Д. К. Гирc, который говорил ее без приготовления, устно, а потому, быть может, здесь некоторые места не совершенно сходны с его словами. Несмотря на мягкость ее, очень может быть, что на могиле она вышла еще мягче. Считаю долгом это заявить по требованию комиссии. Ф. Павленков».

Ввиду обнаруженного в речи Д. К. Гирса отрицания «бессмертия души и догматов православного вероисповедания» он был привлечен к ответственности. В результате Д. К. Гире был отправлен в ссылку в Вологду.

Если Дмитрию Константиновичу Гирсу могло быть поставлено в вину несколько прочувствованных слов, сказанных на могиле Д. И. Писарева, то выселение 5 октября 1868 года из Петербурга в деревню к родителям Веры Ивановны Писаревой трудно было чем-либо объяснить, кроме того, что она была его сестрой.

Для Флорентия Федоровича это было полной неожиданностью и вместе с тем серьезным ударом. То, что он сам подвергался бесконечным допросам комиссии, было в порядке вещей. Но в чем крылась причина высылки Веры Ивановны?