В заключение два слова о том, что в XVIII в. называлось дисциплиной рабочих.

Нужно сказать, что по общепринятому в XVIII столетии толкованию всякие правила касательно поведения рабочих и тому подобное, столь часто издававшиеся при старом режиме, относились исключительно к рабочим, работающим в доме хозяина или в здании мануфактуры («ouvriers du dedans»); что же касается до других, до всей той громадной массы, которая работала у себя на дому («ouvriers du dehors»), то к ней эти правила совсем не относились [250]. Правда, со стороны хозяев была сделана (в 1735 г.) попытка стеснить свободу этих работающих вне мастерской рабочих, но постановление от 25 сентября 1735 г., изданное в этом смысле, совершенно никаких практических последствий не имело [251]: «les ouvriers du dehors» по-прежнему работали на какого им вздумается хозяина и меняли хозяев без всякого предупреждения, письменного разрешения и тому подобных формальностей. 13 февраля 1766 г. Трюден издал даже особый приказ, которым подтверждал эту полную свободу указанной категории рабочих [252].

Таким образом, вся огромная масса деревенских рабочих, входившая целиком в категорию «ouvriers du dehors», совершенно не знала никаких обязательных норм, которые бы регулировали ее отношение с нанимателями, и хозяева тоже понимали, по-видимому, всю тщету надежд на исполнение этих правил в деревне и даже не видели в неисполнении их никакой беды.

Сами хозяева признавали полную бесполезность постановлений, направленных против действий рабочих скопом. Существовало, например, постановление (от 2 января 1749 г.), что рабочий не может покинуть хозяина, не получивши письменного свидетельства об отпуске. Хозяева полотняных мастерских Лаваля и прилегающих местностей также находят (в 1777 г.), что это правило «более стеснительно, нежели полезно» для них, ибо у каждого из них есть 2–3 рабочих, которые живут в разных местах, сговориться между собой они не могут, ибо часто и не знают друг друга, так что нельзя ждать одновременного ухода с их стороны по уговору [253].

В этой области и правительство, и хозяева поняли с самого начала, что подчинить деревню правилам не удастся. В смысле же регламентации производства, как мы видели, это понято было не сразу, но результат был тот же: закон в деревне не исполнялся.

Выводы, которые можно сделать из всего изложенного, напрашиваются сами.

1. Промышленный труд французской деревни имел громадное значение в национальном производстве, прежде всего в текстильной промышленности, где его роль может быть признана первенствующей.

2. Правительственная власть во второй половине XVIII в. не переставала весьма покровительственно относиться к деревенской индустрии, видя в ней: а) силу, которая удешевляет заработную плату повсеместно, во всей Франции, и б) полезный подсобный промысел для крестьян, особенно в малоплодородных местностях.

3. Главным стимулом к занятию промышленным трудом в деревне являлось неплодородие почвы, недостаточность земледельческих работ для поддержания существования крестьянской семьи. Даже в счастливых в этом отношении провинциях промышленный труд больше всего был развит именно в сравнительно менее плодородных округах. Близость рынка, обеспеченность сбыта играли в этом отношении второстепенную роль.

4. Документы несравненно чаще говорят о крестьянах, которые занимаются промышленным трудом наряду с земледелием в свободное от полевых работ время, нежели о крестьянах, уже совсем оторвавшихся от земледелия и зарабатывающих средства к существованию исключительно промышленным трудом.

5. Во французской деревне второй половины XVIII столетия можно подметить наряду с простейшей формой промышленной жизни — с работой производителя по непосредственному заказу потребителя, четыре разновидности домашней индустрии в точном смысле: а) работу производителя на рынок; б) работу производителя на предпринимателя, заказывающего ему товар для продажи, или на купца, покупающего у него готовый товар, причем иногда купец обращается не непосредственно к производителю, но к предпринимателю, на которого работает крестьянин; в) кроме работы над своим материалом, деревенский производитель во Франции XVIII в. кое-где знал и работу над материалом, который доставлял ему фабрикант; г) реже попадаются следы и такого порядка вещей, когда деревенский производитель работает не только над сырьем, принадлежащим предпринимателю, но и при помощи станка, который тоже принадлежит хозяину.

6. Деревенская индустрия самым фактом своего существования наносила страшный вред цехам и разрушала регламентацию производства. Именно в значительной степени вследствие этого влияния деревни регламентация превратилась к концу старого режима почти в мертвую букву во многих городах. Reductio ad absurdum регламентации была проделана именно деревенской индустрией, которая совершенно освободила себя от исполнения каких бы то ни было правил и сделала тем самым исполнение их невозможным и в городе.

Если мы теперь от организации промышленного труда во Франции конца XVIII столетия обратимся к данным, говорящим о степени распространенности машинного производства, то найдем ответ, почему la fabrique réunie была такой редкой случайностью, почему Франция в смысле развития форм промышленности так отстала от Англии.

Документы говорят нам с определенностью, не оставляющей желать ничего лучшего, что технические усовершенствования являлись для Франции до революции и в течение всего революционного периода в полном смысле слова редкостью. Состояние промышленной техники во Франции в эту эпоху не было таково, чтобы обусловить необходимость перехода от ремесла и домашней промышленности к системе крупных индустриальных предприятий, где главная масса рабочих должна была бы работать в здании заведения. Если документы, дошедшие до нас и положенные в основу настоящей главы, доказывают что-либо вполне неопровержимо, то именно этот тезис.

Активное содействие введению технических усовершенствований (les mécaniques, les machines) и щедрое финансирование всевозможных опытов, путешествий с научной целью и тому подобных предприятий, имеющих целью ознакомить французскую промышленность с техникой иностранцев, были в традиции старого режима, и эта традиция всецело сохранилась в течение революционного периода. Удешевить производство, выдержать успешно конкуренцию с англичанами — вот главная цель всех стараний правительственной власти.

При старом режиме правительство выдавало премии, отводило казенные помещения, не щадило ничего, чтобы поощрить изобретателей.

Национальное учредительное собрание стояло всецело на той же точно зрения, как и представители старого режима, когда 22 августа 1790 г. издало закон о поощрениях и наградах за полезные открытия и изобретения [1].

Точно так же всецело сохранилась и другая традиция. Это была одна из самых прочных традиций промышленной политики старого порядка (не в одной только Франции), и заключалась она в том, чтобы ни под каким видом не выдавать иностранцам технических секретов; в этом отношении революция также всецело шла по стонам низвергнутого ею абсолютизма.

Мы сейчас увидим, что в целом ряде промыслов Франция стояла технически ниже Англии, Бельгии, Голландии, даже западногерманских стран. Но там, где французское правительство чувствовало превосходство Франции, оно очень ревниво оберегало тайну этого превосходства. Изготовление шелковых и отчасти шерстяных изделий считалось стоящим во Франции выше, чем в Испании, и при старом режиме правительство особенно было озабочено тем, как бы станки, служащие для этой отрасли индустрии, не попали в руки «соседних наций». Главным образом тут имелись в виду именно испанцы, больше всего потреблявшие французский шерстяной и шелковый товар. Еще 5 марта 1779 г. королевским постановлением был воспрещен вывоз за границу из Франции каких бы то ни было станков, орудий и инструментов, употребляющихся на французских мануфактурах. Несмотря на это запрещение, испанцы контрабандным путем все-таки добывали французские станки [2], и даже испанские консулы активно участвовали в этой контрабанде [3]. Чтобы затруднить эту контрабанду, правительство не остановилось тогда перед запрещением вообще перевозить станки и инструменты из одного города в другой без формального письменного всякий раз на то разрешения властей; это делалось, как говорилось в новом постановлении, потому, что станки часто перевозились в приморские или пограничные города и оттуда переправлялись за границу [4].