Оба эти издания (1899 г. и 1910 г.) дают, впрочем, перепечатку тех актов правительства, которые, как сказано, уже в первый момент появления своего печатались и рассылались циркулярно по департаментам, рассылались, добавлю, весьма аккуратно (в обоих сборниках не оказалось ни одного документа, который бы не попал в один из просмотренных мной картонов, либо в Национальном архиве, либо в департаментах). Перепечатаны также (и прекрасно изданы) Оларом постановления Комитета общественного спасения (среди которых попадаются относящиеся к промышленности и рабочему классу).

Весьма важно и другое издание, предпринятое Оларом по поручению муниципалитета города Парижа, «Paris pendant la réaction thermidorienne et le directoire». Это пять томов донесений чинов парижской полиции отчасти центральному полицейскому бюро, отчасти министру внутренних дел за время 1794–1799 гг. (документы, изданные в этих пяти томах Оларом, хранятся также почти все в Национальном архиве). Среди этих ежедневных рапортов есть некоторые в высокой мере интересные сообщения, касающиеся рабочих.

Что касается до изданий документов, которые упомянуты в первой части моей работы (Chassin’a, Sigismond’a Lacroix), то они ничего не дают для периода 1792–1799 гг.

Конечно, необходимым для справок всякого рода изданием явились печатавшиеся в 1789–1799 гг. протоколы законодательных собраний (печатание велось под наблюдением особых комиссаров этих собраний). Procès-verbal Учредительного и Законодательного собраний, Конвента, Совета пятисот и Совета старейшин — единственно надежный источник подобного рода [12]. Пользованье им значительно облегчено имеющимся в Национальном архиве (рукописным) многотомным, очень обстоятельным предметным указателем.

Говоря о печатном материале, нужно упомянуть о газетах. Вообще говоря, для периода 1792–1799 гг. они дают исследователю, интересующемуся промышленностью и рабочим классом, еще меньше, чем для периода 1789–1791 гг. Даже такие органы, как «Journal des arts et des manufactures» (цитируемый в дальнейшем изложении) и «Journal des mines», заняты почти исключительно вопросами узко техническими (да и затеяны они были исключительно для распространения технических познаний среди промышленников). Общеполитическая пресса не дает почти ничего: даже газеты Бабефа, о которых будет в своем месте речь, характерны больше всего для уяснения вопроса о содержании пропаганды Бабефа, о том, что он считал полезным или бесполезным в агитационных целях.

Таковы материалы. Достаточно ли их? Конечно, на ряд вопросов нельзя добиться от них ответа. Не следует забывать, что французские архивы всегда были лишь справочными, так сказать, отделениями при присутственных местах, и когда то или иное министерство наконец распоряжалось, за недостатком помещения, сдать уже ненужные ему старые бумаги в Национальный архив, то туда поступало далеко не все, что побывало в министерстве, а лишь то, что министерство в свое время сочло полезным сохранить для возможных справок. Я уже сказал, что прошения рабочих — большая редкость среди этих бумаг (в провинциальных архивах их относительно больше, чем в Национальном, но абсолютно все-таки чрезвычайно мало). Точно так же уничтожена, например, масса полугодовых отчетов инспекторов мануфактур (сохранились лишь случайные, вне всякого хронологического или географического порядка документы подобного рода) и т. п.

Далее. Сохранившиеся документы не дают определенных данных для сколько-нибудь точных статистических вычислений. В следующих главах я останавливаюсь подробнее на том до какой степени сами дававшие цифровые показания лица часто не верили в свою статистику.

Но зато они дают ответ на ряд других вопросов: они показывают нам, какие формы промышленного производства существовали во Франции конца XVIII столетия; они ярко освещают вопрос о судьбах промышленной регламентации, еще до законодательной ее отмены; они объясняют происхождение закона о максимуме, влияние этого закона на промышленность и рабочий класс; они уясняют степень технической отсталости Франции от Англии во всех отношениях, а от западной Германии, Швейцарии, Голландии — в некоторых отношениях; они проливают свет на причины экономической слабости Франции в течение всей долголетней и отчаянной борьбы ее против Англии; наконец, они и только они — могут помочь нам проследить судьбы рабочего класса Франции в течение самого критического периода ее истории, проследить если не в деталях, то хоть в главных чертах и в основных моментах.

Я не мог напечатать целиком весьма многих документов, боясь увеличить непомерно размеры приложений. Но, цитируя неизданные и притом ни в каких инвентарях не отмеченные рукописи, я считал себя обязанным по возможности приводить подлинный текст того места документа, на которое ссылался. Конечно, всюду я указываю не только номер картона, но и название документа.

Как и в первой части работы, я и здесь сохраняю в ссылках и в приложениях орфографию подлинника.

Франция накануне и во время революции рисуется в наших документах страной мелкого производства. Мануфактуры, дающие работу 100–150 лицам, считаются крупными; дающие работу 500–600 человекам, попадаются редко; еще реже те, которые дают работу тысяче человек или более тысячи. Но даже в тех случаях, когда речь идет о ста, двухстах, тысяче и более человек, эти рабочие в громадном большинстве случаев не работают в здании мануфактуры, они получают заказы на дом и работают на дому при помощи орудий, иногда принадлежащих им, иногда принадлежащих хозяину; иногда они живут в том же городе, где находится мануфактура, иногда — в соседних или даже отдаленных деревнях.

Рядом с этими мануфактурами работает небольшая мастерская — в городе и деревне, — дающая заработок семье хозяина и двум, трем, четырем, десяти рабочим. Кроме мануфактур и мелких мастерских, существует (и пользуется громадным распространением) та форма домашней промышленности, которая характеризуется работой мелкого самостоятельного производителя, работающего только с членами своей семьи и непосредственно на рынок.

Таковы главные факты, о которых красноречиво свидетельствуют дошедшие до нас документы. Но раньше чем дать более детальную характеристику главенствовавших форм промышленной жизни во Франции конца XVIII столетия, необходимо указать на то, что мы совершенно лишены возможности пустить в ход тот прием, который современная статистика позволяет теперь использовать относительно целого ряда стран: нет данных, которые давали бы точную цифру промышленных заведений и количества рабочих, нет данных и об отдельных самостоятельных производителях и т. д. Ничего похожего на сколько-нибудь точные и повсеместные исчисления у нас относительно тогдашней французской промышленности не имеется. Начать с того, что в те времена если подобными исчислениями и интересовались, то прежде всего, если не исключительно, с точки зрения общей «ценности» производства, и в такие подробности как число мануфактур, число мастерских (не говоря уже о числе рабочих), вовсе не входили. Но даже и выкладки, касающиеся суммы производства, весьма далеки от непогрешимости.

Общие исчисления того, что производит Франция, того, что она получает из-за границы, и тому подобные исчисления, очень занимавшие интенданта торговли Толозана в последние годы старого режима и еще в 1854 г. побудившие Moreau de Jonnès поместить в своей статье «Statistique industrielle de la France» (t. 27 «Séances de l’Académie des sciences morales et politiques») 3 страницы, касающиеся 1788 г., эти исчисления покоились на таком зыбком фундаменте, что глубокий знаток дела, знаменитый Ролан, еще в бытность свою инспектором лионских мануфактур категорически и с большой горячностью отрицал за подобными общими цифровыми выкладками какое бы то ни было значение [1]. Пессимистический вывод Ролана относится больше всего к внешней торговле, к исчислению торгового баланса, но, разумеется, нельзя сказать, что он в той или иной степени не касается всякой тогдашней попытки торгово-промышленной статистики, потому что все они так или иначе основывались на цифровых показаниях инспекторов мануфактур.