Еще 26 июля 1791 г. Учредительное собрание решило стеснить свободу передвижения рабочих, работавших на бумажных мануфактурах: рабочие этой категории под страхом штрафа в 100 ливров не имели права покидать своих хозяев, не предупредив их об уходе за 6 недель в присутствии двух свидетелей; ни один бумажный фабрикант не мог принимать рабочего без письменного удостоверения от предыдущего нанимателя [240].
12 января (23 нивоза) 1794 г. Национальный Конвент издал декрет, которым объявлялись в реквизиции все фабриканты и рабочие, занятые бумажным производством [241]. Все они обязаны были продолжать работу, причем хозяева тех заведений, которые поставляли бумагу для ассигнаций, а также для печатания текста законов, получали право требовать от властей в случае надобности доставки им нужного числа рабочих из других бумажных мануфактур [242].
Декрет издан именно затем, чтобы правительство для печатания ассигнаций и для публикации законов всегда имело потребное количество бумаги. Рабочих мало, они бегут от работы по максимуму, их забирают в военную службу, их уже забрали в другие реквизиции (на общественные работы и т. д.). Откуда взять контингент? На это отвечает статья 9 декрета [243]: «… предприниматели бумажных мануфактур могут употреблять для службы в своих мастерских всех граждан без различия, которых найдут годными», они приглашаются брать в обученье учеников, «которые также будут браться безразлично из детей всех граждан» [244]. Рабочие обязаны, не уклоняясь ни под каким предлогом, показывать этим детям приемы ремесла, причем за выучку платят родители забранных детей; плата не должна превосходить 50 ливров в год. Таков способ набора рабочего контингента: недостаток в рабочих руках устранен радикальнейшим способом.
Теперь — вопрос о стачках. «Стачки между рабочими различных мануфактур… с целью вызвать остановку работ будут рассматриваться как покушение на спокойствие, которое должно царить в мастерских. Каждый рабочий может индивидуально подавать жалобы и предъявлять просьбы; но он не может ни в каком случае прекращать работу иначе, как по причине болезни или немощи, засвидетельствованной в должном порядке» [245]. Воспрещаются не только стачки, но и вообще какие бы то ни было совместные действия, направленные против хозяина или против кого-нибудь из их же среды. Всякие наложения интердикта [246] и тому подобное будут караться тюремным заключением. Хотя рабочие по реквизиции и обязаны непременно заниматься именно бумажным производством, но все же за ними сохраняется право перейти от одного хозяина к другому, но и тут рабочий обязан предупредить хозяина за 6 недель в присутствии двух свидетелей; при этом еще он должен получить паспорт от местных властей.
Этот декрет делал, конечно, в высшей степени опасным для хозяина делом немедленное закрытие бумажной мануфактуры; но он ни в малейшей степени не разрешал самого больного и настоятельного вопроса: откуда достать рабочих и материал для производства?
Рабочих, подготовленных к работе на бумажных мануфактурах, было в высшей степени мало. Когда (в конце 1794 г.) две работницы, работавшие на мануфактуре в Курталене (исполнявшей казенные заказы), захотели уйти ввиду того, что готовились выйти замуж, то правительственный комиссар так обеспокоился, что должен был писать в столицу и спрашивать: как ему поступить? Отпустить ли их или нет? (вспомним, что все рабочие бумажных мануфактур были под реквизицией). Свои сомнения комиссар мотивирует трудностью заместить двух уходящих работниц [247].
Немудрено, что рабочие уцелевших бумажных мануфактур знали себе цену и неохотно подчинялись таксе. Особенно это сказывалось именно на мануфактурах, выделывавших бумагу для ассигнаций и для печатания официальных актов.
На бумажной мануфактуре в Бюже (в департаменте Loiret, недалеко от города Montargis) выделывалась в 1792–1795 гг. бумага для ассигнаций (а в 1796 г. для «мандатов»), и уже поэтому дела тут шли не так плохо, как в других местах. В середине рассматриваемого периода, в 1794 г., на этой мануфактуре работало 298 человек (150 мужчин, 148 женщин) [248].
Рабочие бумажных мануфактур в Курталене и Маре (в департаменте Сены-и-Марны), выделывавших (вместе с двумя другими заведениями — в Бюже и в Эссоне) бумагу для ассигнаций, жаловались в ноябре 1794 г. на недостаточность заработной платы ввиду вздорожания съестных припасов. Эти заведения весьма интересовали правительство; хотя они и принадлежали частным владельцам, но ввиду важности казенных заказов там находились постоянно специальные комиссары от правительства. К такому комиссару (Frezet) и явились гурьбой 16 брюмера (6 ноября 1794 г.) рабочие мануфактуры в Маре и заявили, что им невозможно существовать, получая 3 ливра 15 су (3 ливра 75 сантимов) или 1 ливр 20 сантимов (последнюю плату получали женщины). Они просили повысить плату для мужчин до 5 ливров, для женщин — до 1 ливра 80 сантимов в день; если же это не будет сделано, то, заявляли рабочие, им останется бросить мануфактуру и искать других занятий. Комиссар вытребовал директора мануфактуры и спросил его, какого он мнения о желании рабочих. Директор ответил, что «просьба рабочих не лишена оснований» ввиду крайней дороговизны припасов, но что он не может повысить расценки труда, если Конвент в свою очередь не согласится повысить плату за заказы, которые он даст мануфактуре. Одновременно с подобной же просьбой обращались и рабочие в Эссоне.
В Эссоне, на третьей бумажной мануфактуре, дело дошло, по-видимому, до серьезных столкновений, и местному комиссару пришлось для восстановления порядка прибегнуть к полиции; по крайней мере об этом упоминает, к сожалению, не давая никаких подробностей, специальный ревизор, назначенный Комитетом по поводу всех этих жалоб рабочих бумажных мануфактур. Ревизор Sergent нашел жалобы по существу заслуживающими удовлетворения, но вместе с тем решительно и громогласно в присутствии рабочих одобрил подавление силой движения, начавшегося было в Эссоне. Sergent беседовал с рабочими в Маре, в Курталене и даже в Эссоне весьма дружественно, а усмиренные рабочие в Эссоне даже просили его уверить Конвент в полнейшем с их стороны повиновении законам, просили «не напоминать им более об их ошибке» и проводили криками: «Vive la république! Vive la convention!», и вообще их покорность произвела на ревизора самое отрадное впечатление. В своем докладе он указывал на решительную необходимость повысить заработную плату, что и было сделано. О собственниках даже не упоминается в этом докладе.
Тоже с массовой петицией обратились и рабочие мануфактуры в Курталене к своему комиссару (Guerin). Комиссары согласны были с рабочими и с директором, что на существующую заработную плату жить становится невозможно. «Я не могу вам высказать, до какой степени необходимо дать им удовлетворительный ответ, — писал комиссар Frezet в Париж в самый день приема рабочих, — цена на припасы и на материю повышается с каждым часом; например, масло вчера стоило 2 ливра фунт, а сегодня — 50 су (2 ливра 50 сантимов); яйца стоили 3 ливра 25 штук, а сегодня продаются по 4 ливра; пара сапог стоит 15 ливров, локоть местной грубой шерстяной материи, стоивший год тому назад 5 ливров, продается по 25 ливров. Я не могу ручаться за спокойствие на этой мануфактуре, если заработная плата не сделается вскоре пропорциональной жизненным потребностям» [249]. Такого же мнения был и комиссар другой мануфактуры.
