Мысль о возможности посылки вооруженных паровых катеров для непосредственного осмотра берега также, видимо, не пришла никому в голову. Штиль, державшийся во время нахождения отряда в заливе Браутона, вполне допускал такую операцию.

Командующий отрядом донес о результатах второго февральского похода крейсеров наместнику следующим образом:

«Двукратное крейсерство дало право предполагать, что присутствие здесь нашего отряда не помешает[79] японцам вести операции в Японском море; они их тут и не ведут. Войск в Гензан не перевозят, торговли и перевозки грузов у корейского берега нет; пройдя по всему берегу Кореи, видя все бухты ясно, не усмотрено ни одной сигнальной станции, что тоже подтверждает отсутствие операций».

Это заключение Рейценштейна, оказавшееся в целом правильным в отношении перевозок, все же не было достаточно обоснованным.

В течение 26, 27, 28 и 29 февраля крейсерством был охвачен район от мыса Пещурова и до русско-японской границы, причем протяжение осмотренного побережья (без учета мелких изгибов береговой черты) составило около 300 миль. В первый день крейсеры проследили в течение светлого времени суток лишь одно направление возможного (правда, наиболее вероятного) подхода транспортов, а именно трассу залив Вакаса-Гензан.

На следующий день (27 февраля) они вновь появились на этой же линии сообщений, пробыв у Гензана лишь несколько часов и затем продвинувшись вдоль северных берегов залива Браутона. За этот День отрядом пересечено направление Хакодате-Гензан и осмотрены берега залива Браутона.

Но уже во вторую половину дня японские транспорты могли безнадзорно пройти в Г ензан, а в утренние часы также безнаказанно уйти в море из района порт Шестакова – залив Иион-роад.

28 февраля весь залив Браутона оставался без наблюдения русских, и только бухты побережья к северу от него были одна за другой (а не одновременно) просмотрены крейсерами, шедшими в тесном строю.

29 февраля в утренние часы были осмотрены ближайшие к русской границе два залива, т. е. около 30 миль побережья (или около 10% всего названного протяжения). Следовательно, в этот день около 90% корейского берега оставалось без наблюдения.

А до 26-го и после 29 февраля корейское побережье оставалось вовсе без наблюдения. Поэтому вывод, сделанный Рейценштейном, был недостаточно обоснован, хотя, как это показала история, – правильным.

Ошибочным надо признать вывод об отсутствии на всем осмотренном побережье японских «сигнальных» станций (постов СНиС).

Факты опровергли это утверждение.

В записи одного из участников, сделанной вечером 26 февраля на крейсере «Россия», значится: «Сейчас «Рюрик» сообщил, что его беспроволочный телеграф принимает какое-то непонятное телеграфирование. Что это значит? Близко ли японские суда, Гензан ли телеграфирует или атмосферное электричество дает себя знать. . .?»

Проверки возможного наличия в Гензане радиостанции командующий, однако, не сделал.

Последующие факты опровергли вывод Рейценштейна об отсутствии здесь японских постов наблюдения.

27 февраля четыре русских военных судна были обнаружены японцами, прошедшими перед Гензаном.

Японская Главная квартира решила поэтому «предпринять немедленно решительные действия против Владивостока, послав туда часть. . . флота для демонстрации и устрашения флота неприятеля, пользуясь тем, что Порт-Артурская эскадра в самом первом бою понесла большие повреждения».[80]

29 февраля Командующий японским флотом адмирал Того получил соответствующие приказания, а последний, в свою очередь, приказал адмиралу Камимура с 5-ю броненосными и 2- мя легкими крейсерами направиться из Желтого моря к Владивостоку.

Оказалось, следовательно, что бесплодное на первый взгляд крейсерство русских крейсеров, хотя и на короткое время, но привело к тому именно результату, которого ожидали составители русского плана операций Владивостокского отряда, а именно: к оттяжке части сил японского флота в Японское море.

(Схемы 2 и 3).

1 марта русские крейсеры возвратились в Золотой Рог. Через несколько часов к борту крейсеров были подведены баржи с углем.

После вновь перенесенного морозного шторма опять пришлось приводить в порядок корабельную артиллерию. Однако, на этот раз, несмотря на значительное обмерзание кораблей, орудия, благодаря более тщательно сделанным надульным чехлам, не были выведены льдом из строя.

Уголь продолжали грузить 1, 2, 3 и 4 марта. В этот последний день было воскресенье, и часть команды была уволена с утра на берег.

В Штабе отряда крейсеров известие о приближении японской эскадры было получено вскоре после 10 часов. Было приказано разводить пары во всех котлах и готовиться к выходу в море. За уволенными на берег были отправлены обходы, с кораблей сделаны условные сигналы сбора.

Около 11 часов, гулявшие на берегу возвратились. Через полчаса подошел ледокол, но выход задерживался неготовностью «Рюрика», имевшего цилиндрические котлы, пары в которых могли быть разведены лишь к 14 ч. 30 м., то есть на 2 часа позже остальных крейсеров.

Неприятельская эскадра под командой адмирала Камимура, в составе броненосных крейсеров «Идзумо», «Адзума», «Асама», «Якумо», «Ивате» и двух легких «Касаги» и «Иосино» подошла к о-ву Аскольд к 10 часам и оттуда, встречая плавающие льдины, направилась Уссурийским заливом к восточному берегу полуострова Муравьев-Амурский.

Около 12 часов японские корабли встретили более солидный плавающий лед, толщина которого достигала, по японским данным, 45 см.[81]

«Суда двигались среди треска разбиваемого льда. Адмирал Камимура, видя невыгоду дальнейшего движения вперед, изменил курс и вышел в место более тонкого льда; то увеличивая, то уменьшая скорость, суда постепенно подвигались вперед к назначенному для бомбардировки пункту». За 10 минут до открытия огня оба легких крейсера отделились от остальных кораблей и были поставлены для наблюдения за входом в гавань «вне пределов огня береговых батарей».

Наиболее подробно японская бомбардировка Владивостока описана в телеграммах наместника царю от 7 и 8 марта.[82]

Согласно данных этих телеграмм события развертывались следующим образом. Следуя к месту бомбардировки Уссурийским заливом, японская эскадра сначала не приближалась к берегу ближе девяти миль.

Выйдя на створ горы св. Иосифа и Уссурийской батареи, эскадра легла на курс, ведущий к последней, открыв сначала огонь с обоих бортов, по видимому, для прогрева орудийных стволов холостыми зарядами.

В 13 ч. 35 м., находясь от батареи в расстоянии 45 каб., головной крейсер дал залп из носовых орудий, а затем вся эскадра, повернув параллельно берегу, открыла огонь из орудий левого борта.

Пройдя на север до района бухты Горностай, японцы повернули на обратный галс, не открывая на нем огня. Подойдя вновь к месту начала бомбардировки и повернув на обратный курс, эскадра сделала еще один галс в первоначальном направлении, производя обстрел с более близких расстояний.[83] В 14 ч. 20 м. эскадра прекратила огонь и повернула в море.

Во время стрельбы неприятельские суда держались вне досягаемости огня группы Петропавловской батареи и мортир Уссурийской батареи № 15, почему орудия этих батарей и не отвечали на огонь японцев. Прямому обстрелу подверглись форты Суворова и Линевича, строящаяся батарея, Басаргинский полуостров и Уссурийская батарея; перекидному огню – вся долина речки Объяснений и бухта Золотой Рог до западной оконечности казарм Сибирского экипажа. Неприятелем было выпущено до 200 снарядов с ничтожным результатом.