В отдельные береговые объекты, расположенные в указанных пределах порта и города, наблюдался ряд попаданий. Многие из японских снарядов не разрывались. Так на территорию одного из объектов попало шесть снарядов, не причинивших повреждений; из них разорвалось – два. В районе одной стройки из пяти попавших разорвался один, ничтожно повредив здание. В госпитальный участок попало четыре, взорвался лишь один снаряд, осколками которого было ранено пять молодых матросов, из которых один серьезно и четверо незначительно. Несколько снарядов упало в восточную часть бухты, где одним снарядом была убита женщина.
Так как русские корабли стояли на якоре в западной половине бухты, до них японские снаряды не долетали вовсе. Не было ни одного попадания ни в один из плавучих объектов.
Приведенные результаты бомбардировки совершенно не соответствуют тем «раскатам грома» (см. ниже), о которых пишет японский историк.
Через 10-15 минут после начала обстрела Владивостока, русские крейсеры приступили к съемке с якоря. Из-за льда выход через пролив Босфор Восточный и минное заграждение в восточных его воротах затянулся. Только в 15 ч. 50 м., т. е. более чем через час после окончания японской бомбардировки, «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь» вышли в Уссурийский залив. Пройдя о-в Скрыплев, корабли увидели на горизонте лишь дымы неприятельской эскадры, почему преследовать ее не стали и к 17 часам возвратились на рейд.[84]
Среди личного состава отряда такой образ действий Рейценштейна возбудил многочисленные толки и нарекания. Высказывались суждения, что, несмотря на превосходство сил неприятеля, следовало бы рискнуть боем, учитывая близость своей базы.
Еще большее возмущение вызвало следующее хвастливо-лживое донесение командующего русским отрядом:
«В 13 ч. 30 м. неприятель в числе 5-ти судов бомбардировал крепость, два крейсера держались у Аскольда; тотчас с отрядом снялся с якоря; неприятель прекратил бомбардировку, полным ходом взял курс на Майдзуру, гнался за ним. В пять часов вечера повернул обратно во Владивосток».
Ряд других документов рисуют роль Владивостокского отряда в этот день в гораздо более неприглядном виде. Так, командир Владивостокского порта адмирал Гаупт писал наместнику: «Крейсерский отряд вышел в море по окончании бомбардирования почти через час и через три часа возвратился на рейд».
В действительности, в то время, когда русские крейсеры выбрались через заграждение в Уссурийский залив, японцы были уже у о-ва Аскольд. С крейсеров, несмотря на ясную погоду и обычную для зимы во Владивостоке хорошую видимость, не было видно ничего, кроме удаляющихся дымов. Ни о какой погоне не было и речи, тем более, что эскадренная скорость русских крейсеров определялась максимальной скоростью «Рюрика» (в то время 16,5 узлов), а наиболее тихоходный из японцев «Адзума» давал 20 узлов.
Бомбардировка была произведена японцами совершенно безнаказанно, так как они не проникли в сферу действия русских батарей береговой обороны и так как выход русских крейсеров с рейда был сознательно или бессознательно задержан.
Безопасно совершен был японцами и подход к месту стрельбы, хотя для этого им и пришлось пройти не менее 40 миль пути по заливу Петра Великого и Уссурийскому, где глубины моря не превышали 100 метров, то есть были доступны для постановки мин заграждения того времени.
Уверенность в безнаказанности,[85] в смысле отсутствия сопротивления со стороны крепостной артиллерии из-за ее недостаточной дальнобойности, была очевидной для японцев вследствие хорошей постановки разведки. Владивосток со стороны Уссурийского залива был защищен совершенно устарелыми батареями. Это не могло не быть известным японскому командованию.
Сильно прикрашенным является и японское описание бомбардировки Владивостока[86], где говорится:
«Большие снаряды, перелетая через вершины Амурского полуострова, летели в город с раскатами грома. Однако неприятельские батареи молчали и не отвечали на наш огонь, только видно было, что близ них люди бегали взад и вперед».
При отходе после бомбардировки к острову Аскольд и далее в море, японской эскадрой были обнаружены в гавани дымы русских кораблей, «но так как время близилось к заходу солнца, адмирал Камимура полагал невыгодным приближаться к гавани и шел прежним курсом, продолжая наблюдать за портом; вскоре дым прекратился, и неприятель так и не вышел».[87]
Очевидно бой не считался желательным ни для той, ни для другой стороны.
Цель посылки эскадры Камимуры, предпринятой в японской главной квартире, как это уже изложено в предыдущей главе, была «демонстрация и устрашение неприятеля, пользуясь тем, что Порт-Артурская эскадра в самом первом бою понесла большие повреждения».
Задачей, поставленной адмиралом Того начальнику 2-й эскадры вице-адмиралу Камимура при его походе к Владивостоку, было: «смотря по обстоятельствам, дать бой или угрожать неприятельской эскадре, а затем появившись в заливах Америка и Посьет, произвести демонстрацию для отвлечения войск неприятеля, по исполнении чего вернуться на прежнюю [88] якорную стоянку».
Бомбардировка Владивостока не упомянута в числе задач, данных японской эскадре, но ее можно рассматривать, как демонстрацию и устрашение.[89]
С точки зрения тактической, японцам мог быть выгоден артиллерийский бой с русскими крейсерами в момент выхода последних для развертывания из Босфора Восточного в Уссурийский залив.
Коль скоро японские корабли уже проникли в Уссурийский залив и производили обстрел Владивостока, находясь севернее выхода в него из Босфора Восточного, коль скоро они имели не только безусловное превосходство, в силах, но и преимущество в скорости перед русскими, они могли здесь произвести маневр охвата головы русского отряда. Применение такого маневра, ставшего впоследствии известным под термином «палочки над буквой Т»,[90] могло дать японцам, при всех прочих условиях, подавляющий перевес в артиллерийском огне.
Русские крейсеры обладали слабой носовой артиллерией и, при выходе в относительно стесненных условиях маневрирования, через устьевой район пролива Босфор Восточный, могли быть подвергнуты последовательно, один за другим, сосредоточенному бортовому огню пяти японских броненосных крейсеров. Каждый из них имел по 4 башенных 203-мм орудия, тогда как каждый из трех больших русских крейсеров («Россия», «Громобой», «Рюрик») мог стрелять по носу, да и то лишь строго по диаметральной плоскости, из двух 203-мм. Иначе говоря, японцы могли сосредоточивать против каждого выходящего русского крейсера по два десятка 203-мм орудий.
Однако, Камимура этого не сделал. Отказ от боя с русскими крейсерами японский официальный историк объясняет тем, что «время близилось к заходу солнца».
Очевидно, здесь подразумевается опасение ночных атак русских миноносцев. Но в Уссурийском заливе был лед, который японцы описывают в качестве «совершенно крепкого» и достигающего почти 0,5-метровой толщины. Как же в таких ледовых условиях могли, к тому же ночью, действовать русские стотонные номерные миноносцы, со слабыми корпусами.[91] По своей тихоходности они вряд ли могли даже и угнаться за уходящими японскими крейсерами.
Во время артиллерийского обстрела Владивостока японцы (по их данным) подошли на втором галсе к берегу на расстояние двух миль. Это, очевидно, вызывалось необходимостью обстрелять, в мере допускаемой дальности стрельбы 203 и 152-мм орудий, наибольшее возможное пространство восточных частей города, в которых были расположены военный порт, казармы Сибирского экипажа и некоторые другие сооружения.
