Подобное мог бы утверждать либо человек абсолютно незнакомый с обстановкой в Германии в первой половине 1918 года, либо человек, поставивший своей целью внедрить в сознание общественности заведомую ложь. В заключении мира была заинтересована не Германия, а Советская Россия.
Из газеты «Уральская жизнь» от 4/17 февраля 1918 года: «Терлихс Рундшау» орган германских империалистов от 4 февраля в передовице под заглавием «Брест-Литовск» пишет: Кюльмон и Гернин уехали из Брест-Литовска в Берлин для выяснения вопроса, стоит ли продолжать мирные переговоры, которые приближают и вызывают революционное движение, являющееся для центральных держав большей угрозой, чем опасность войны с Россией».
Вопрос, безусловно, серьезный, поскольку в Германии складывалась обстановка, подобная той, что была в России в 1917 году: забастовки рабочих, отказ солдат воевать, распространение коммунистических идей, пропаганда Советской власти. Война препятствовала проникновению этих идей. А вот мир открывал им широкую дорогу не только в Германию, но и в другие центральные страны. Но и свободно воевать уже Германия не могла опять же из-за обстановки в стране. В результате Германия все-таки вынуждена была согласиться на заключение мира. События, последовавшие через полгода после заключения мирного договора, показали, что опасения, высказанные в приведенном отрывке из газеты, были почти пророческими: Германская империя рухнула, император бежал в Данию, на германской территории появилась Советская республика. Советской России мир, наоборот, был выгоден, поскольку он давал передышку, использованную для создания Красной армии и для начала восстановления хозяйства.
Вернемся к событиям, происходящим в доме Ипатьева 5 мая 1918 года.
Выше было показано, что подписание мирного договора между Германией и Россией определялось политической и экономической обстановками в обеих странах, а не подписью бывшего российского императора. Так о чем же могли совещаться члены Царской семьи с представителем Советской власти в комнате Боткина в течение часа.
Вспомним статьи 21 и 23 мирного договора, подписанного в Брест-Литовске. В этих статьях речь шла не о военнопленных и не о гражданских лицах, имеющих германское гражданство, задержанных на территории России в результате сложившихся обстоятельств, а о лицах, которые сами или их предки родились в Германии. Таким образом, начиная с этого момента, Александра Федоровна и ее дети попадали под защиту международного соглашения. Требовалось только их согласие. Но на Николая Александровича этот договор не распространялся. И вот обсуждение этой конфликтной ситуации могло быть темой вышеупомянутого совещания.
Отношение к этой теме, как Николая Александровича, так и его жены было резко отрицательным. Об их реакции рассказал в своем дневнике П. Жильяр, находившийся вместе с Царской семьей в Тобольске: «Вторник, 19 марта… Когда князь Долгоруков несколько времени спустя сказал, что газеты говорят об одном из условий, согласно которому немцы требуют, чтобы Царская семья была передана им целой и невредимой, Государь воскликнул:
— Если это не предательство для того, чтобы меня дискредитировать, то это оскорбление для меня.
Государыня добавила вполголоса:
— После того, что они сделали с Государем, я предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенными немцами»
В письме к Вырубовой от 3/16 марта она писала: «… Такой кошмар, что немцы должны спасти всех и порядок навести. Что может быть хуже и более унизительно, чем это? Принимаем порядок из одной руки, пока другой они все отнимают. Боже, спаси и помоги России!»
Знала ли Александра Федоровна тогда о возможности разделения семьи как условия освобождения ее и детей из заточения, вытекающем из договора? Вероятно, знала, поскольку, несмотря на болезнь сына, сочла необходимым сопровождать Николая Александровича при вывозе его из Тобольска.
Таким образом, представляется весьма вероятным, что вечером 5 мая в «доме Ипатьева» в комнате Боткина присутствующими Николаем Александровичем, Александрой Федоровной, их поверенным в делах доктором Боткиным и членом Екатеринбургского Совдепа Украинцевым обсуждался вопрос не о подписании Брестского договора, как считала Татьяна Мельник-Боткина, поскольку для его подписания не требовалось мнение отрекшегося от престола императора, а о согласии Александры Федоровны вместе с детьми эвакуироваться в Германию в соответствии с пунктом 21 договора, упомянутым выше.
Мы не знаем, как шло обсуждение этого вопроса. Однако, если уж мы вступили на путь предположений, то с большой долей вероятности можно предположить, что Александра Федоровна отказалась уезжать без мужа. В результате у советской власти в Екатеринбурге появилась серьезная головная боль.
Одна из комиссий, о создании которых говорилось в Брестском договоре, прибыла в Екатеринбург в середине июня. Вот как сообщала об этом событии газета «Уральская жизнь» в номере за 12 июня 1918 года: «Германская комиссия. На днях в Екатеринбург прибыла германская комиссия № 8 по делам эвакуации находящихся в России германских пленных, военнообязанных и беженцев. Комиссия временно поместилась по Вознесенскому пр. в д. быв. Пиновского. Прибывшая комиссия одна из 17 однородных комиссий, рассеянных по разным городам России. Главная комиссия, объединяющая работу этих комиссий, находится в Москве. В прибывшую комиссию входят: председатель г. Глан, секретарь г. Вернер, заведующий отделом военнопленных г. Гау, заведующий отделом гражданских пленных гг. Денна и Симадер, представительница германского красного креста г. A.M. Венцель, пастор Уньгиад, старший врач г. Коменбах и значительный служебный персонал. С приездом германской комиссии прекратила свои функции комиссия по делам германских подданных».
Особенный интерес в этом сообщении представляет адрес, по которому расположилась комиссия — Вознесенский проезд, т. е. по соседству с домом Ипатьева. Шифровальщик из отряда особого назначения, охранявшего Царскую семью в период с 4 июля по 14 июля, Михаил Кованов в своих воспоминаниях упомянул белогвардейцев, рассматривающих дом Ипатьева из соседнего дома в бинокль. Возможно, речь шла именно об участниках этой германской комиссии.
О присутствии в Екатеринбурге германской комиссии упомянул и Жильяр при допросе его следователем Н.А.Соколовым (протокол допроса от 27 августа 1919 года: «Около 15 мая, когда я был в Екатеринбурге, я узнал там совершенно достоверно, что в это время в Екатеринбурге была немецкая миссия Красного Креста. Это удостоверяю я положительно. Я тогда был в ресторане вместе с Буксгевден и Теглевой. Рядом с нами сидели два каких-то члена этой миссии и сестры милосердия — немки и говорили между собой по-немецки. Я точно знаю, что миссия тогда уже уехала в Германию. Там знали о тех ужасных условиях, в коих находилась Царская семья». Правда не ясно — идет ли речь об одной и той же комиссии или о разных.
Прибывшая в Екатеринбург германская комиссия, несомненно, вела переговоры об освобождении «принцесс германской крови». Но Советская власть не забывала о суде над бывшим российским императором. В местных газетах 17 (4) апреля 1918 года была помещена заметка «Процесс Николая Романова». В газете «Наше слово» напечатано: «Верховной следственной комиссией, возглавляемой Крыленко, подготовлен ряд процессов видных деятелей старого режима. Серия процессов откроется процессом Николая II, который будет поставлен в первую очередь. Верховная следственная комиссия делит царствование Николая II на два периода — до 17 октября 1905 г. и после дарования конституции. Преступления бывшего императора за первый период его царствования следственная комиссия игнорирует. Неограниченный монарх Николай II мог поступать до 1905 г. как ему угодно, и в этом отношении с точки зрения закона он является безответственным. Бывшему императору инкриминируют целый ряд преступлений, совершенных им после октября 1905 г., когда он был связан плохой, но все же конституцией. Николаю II ставится в вину, во-первых, переворот 3-го июня, когда был изменен избирательный закон в Государственную Думу, во-вторых, неправильное расходование народных средств и целый ряд более мелких дел. По мнению членов Верховной следственной комиссии, процесс бывшего царя представит много интересного и раскроет ряд преступлений последнего Романова и наиболее приближенных к императору лиц. После окончания предварительного следствия Николай Романов будет доставлен в Москву. Уже в настоящее время в Тобольск командированы специальные латышские воинские части, которым поручено доставить бывшего императора на суд».
