Но при всей ограниченности у Андерсена можно получить хорошую информацию, а кроме того, симпатичного и оригинального попутчика. Последнее приятнее в книгах, чем в действительности. В книгах почти незаметны его заботы и огорчения, его ипохондрия и другие нервные слабости, в жизни часто причинявшие много хлопот молодым членам семейства Коллинов, которых он несколько раз приглашал путешествовать с собой. Напротив, читатель получает лишь удовольствие от его обаятельного любопытства и свежего, полного фантазии восприятия мест и событий.

Первая из его пяти книг путевых заметок явилась плодом поездки по Германии в 1831 году. «Теневые картины»[39] вышли всего через три года после «Прогулки на Амагер», и можно было опасаться той же словоохотливости, которая отличала произведение начинающего писателя. Несколько легкомысленное вступление вызывает самые худшие предчувствия, но они скоро рассеиваются. Очень быстро писатель переходит к рассказу о своих впечатлениях. День за днем мы следим за его странствиями пешком или в дилижансе через Гарц, в Дрезден и Саксонскую Швейцарию и назад через Берлин и Гамбург. Какое впечатляющее описание покоя в летнем пейзаже Гарца и тишины в живописных городках, поэзии Броккена на восходе солнца и великолепных видов с Саксонских гор; оживленного Дрездена с его высокими башнями, куполами и быстрой Эльбой, которая катит свои желтые волны под мостом Августа, и Берлина с его многомильными, длинными и скучными улицами, благословенной пылью и бесконечными берлинскими шутками, которые слишком напоминали ему Копенгаген!

Приходится только удивляться, что двадцатишестилетний автор уже умел так блестяще писать. В пейзажах чувствуется поразительная точность, а в рассказах о трудностях путешествия и о разных забавных людях, с которыми он встречался, — неутомимый юмор. Когда он однажды вечером зашел в кабачок в каком-то городке в Саксонии, его взгляду предстала живописная картина: «Несколько крестьян сидели группой и играли в карты; о, какие у них были характерные лица! По крутой лестнице, которая вела сюда из номеров, как раз спускалась девушка со свечой; свет от свечи падал на свежее молодое лицо, которое украдкой поглядывало на незнакомцев… Скоро подали ужин, несколько жареных уток весьма почтенного возраста; хозяин стоял в красивой серьезной позе, скрестив руки, и смотрел на нас и на уток с таким выражением лица, будто ни те ни другие не пришлись ему по вкусу. Мы отошли ко сну — но не будем говорить об этой ночи! Мне достаточно и того, что я пережил в действительности. Природа и ремесло совершили глупость: а именно первая сделала меня слишком высоким ростом, а второе, наоборот, постель слишком короткой; от отчаяния я изобразил сомнамбулу и спустился в общую комнату, но здесь все выглядело слишком романтичным! Вокруг на охапках соломы дремали несколько стражников с густыми черными бородами; безобразный черный бульдог, похожий на потертый баул, бросился мне навстречу, рыча боевую песнь, и я, как мудрый генерал, ретировался. На улице лились и плескались потоки дождя, словно говоря: „Смотри, вот так было во время всемирного потопа“».

В книге есть и безжизненные куски, но некоторые места относятся к самым забавным из всего им созданного, например бесконечно комичное (и полностью выдуманное) описание поездки в дилижансе из Берлина в Гамбург.

В первоначальном виде «Теневые картины» заканчивались глубоким сожалением по поводу злой критики, которая, как только его путевые заметки напечатают, начнет выискивать недостатки — и, конечно, найдет их. Но позднее этот кусок представился ему слишком похожим на его положение в 1831 году и в позднейших изданиях был изъят. Кстати, его страх был напрасен. Книга была — и по заслугам — очень тепло принята как читателями, так и критикой; даже Мольбек остался ею доволен.

В 1842 году, когда Андерсен писал свою следующую книгу путевых заметок, он был уже известным, даже знаменитым писателем, чьи книги могли рассчитывать на интерес уже потому, что написаны им. Но даже если бы он еще не завоевал известности, это произведение обеспечило бы ему имя в литературе. «Базар поэта»[40], рассказ о великом путешествии на Восток в 1840–1841 годах, отличается свежестью наблюдений, интенсивностью настроений, оригинальностью языка, силой и точностью описаний природы и людей, описаний, которые редко встречаются в его творчестве, за исключением сказок.

В течение многих лет он мечтал написать большую книгу о дальних странах. В 30-х годах путевые заметки вошли в моду, в частности, он читал знаменитое «Voyage en Orient»[41] Ламартина, которое ему очень нравилось (во всяком случае, пока он не написал собственное voyage[42], и описание путешествия по Северной Африке Пюклера-Мускау^{64}, которое, напротив, раздражало его; он считал, что, будь у него те же возможности для поездок, он сам написал бы гораздо лучше. Такой случай представился ему в 1840 году. Он получил много денег от «Мулата», а кроме того, пособие от короля, и этот капитал позволил ему совершить одно из самых длинных путешествий в своей жизни, продолжавшееся почти девять месяцев: в Италию, Грецию, Константинополь и Балканские страны.

Это восточное путешествие было по тем временам подвигом, а его заметки о нем — не меньшим подвигом. Первые части книги (Германия и Италия) состоят из отдельных описаний, букета впечатлений от двух стран, с которыми он был знаком раньше. Современный читатель обратит особое внимание на гениальные картины немецких городов. «У каждого города, — пишет он — от вечного Рима до нашего могильного тихого Сорё, есть свой характер, с которым можно познакомиться, даже привыкнуть». Его искусство заключалось как раз в том, чтобы дать возможность читателю почувствовать этот характер. То или иное, казалось бы, незначительное наблюдение, случайное рассуждение открывает перспективу и как по волшебству соединяет улицы, дома, людей и историю в целую картину души города: почтенный, старый и в то же время современный Нюрнберг… Мюнхен, где есть что-то и от юга, и от севера, этот беспокойно растущий город на пологих берегах реки Изар, которая шумит и бурлит, словно говоря: «Дальше! В путь! В путь!»… или Инсбрук с его пестрой народной жизнью, запертой внутри зловещих гор, похожих на грозовые тучи. Именно в этой части «Базара» помещено знаменитое описание первой железнодорожной поездки писателя. Рассказ светится восторгом, который Андерсен испытывал от этого чуда новой техники. Современную поэзию дороги, пишет он, можно найти в быстрых, удобных железнодорожных вагонах, а не в тесных, битком набитых дилижансах.

Однако ему пришлось воспользоваться сим старинным способом передвижения по пути дальше на юг. Из Инсбрука он выехал вечером по пустынной проселочной дороге через Бреннерский перевал. «Следы колес шли вплотную к глубокой, отвесной пропасти, где нет никакого ограждения, ничего, кроме встречающихся изредка могучих елей, которые цепляются своими длинными корнями за откос; при свете луны пропасть кажется бездонной; какая тишина! слышны лишь звуки журчащего ручья; мы не встретили ни одного путника, ни одна птица не пролетела мимо; и скоро так похолодало, что стекла повозки разукрасились морозными цветами, и мы видели только лунный свет, разбивающийся о края цветов».

В следующих главах дается ряд картин дальнейшего путешествия по Италии. К числу самых красивых относится вечерняя прогулка по проселочной дороге через Апеннины, где снова впечатляюще описаны покой и тишина в природе. Однако самая знаменитая глава посвящена поездке на веттурино[43] из Флоренции в Рим, это лучшая часть книги. Читая ее, до мозга костей чувствуешь, каково было путешествовать по Тоскане в те времена: тряская езда по плохим дорогам, грязь на постоялых дворах, нашествие мух и комаров, удивительная смесь порока и красоты в маленьких городах. В Отриколи казалось, что улицы «мостили во время землетрясения; на постоялом дворе было такое изобилие грязи, что я предпочел ужинать в хлеву, чем в этих засаленных комнатах, там по крайней мере запах был естественный. Зато виды были бесподобно прекрасны; выступали сине-зеленые горы, расстилались глубокие и плодородные долины. Красота и грязь — да, верно говорят, что в мире нет совершенства, но поистине здесь совершенно и то и другое». Остроту рассказу прибавляет портрет невыносимого английского туриста, эдакого самоуверенного и невоспитанного чудовища, который всегда занимал лучшее место в дилижансе и за столом хватал лучшие куски, был со всеми груб и всем недоволен, от обслуживания на постоялых дворах до водопадов Терни, — как раз подходящий тип, чтобы вдохновить всегда живую фантазию Андерсена. Насколько правдива история о нем, судить невозможно, но, надо думать, это не сплошная выдумка.