Однако он быстро осознал, что одного вдохновения все-таки недостаточно, и чем старше становился, тем строже был к себе, тем более тщательно продумывал и прорабатывал свои наброски. Путевые заметки «По Швеции» были результатом продолжительной и трудной работы с языком и формой, а многие сказки переписывались по несколько раз, прежде чем писатель оставался доволен. Он всегда рвался читать друзьям свои произведения еще и для того, чтобы увидеть, как их принимают, и послушать, достаточно ли отшлифован язык; потом он шел домой и исправлял.

Он не относился к числу тех, кто раз и навсегда довольствуется однажды узнанным и пережитым. Он много читал, без устали ходил в театр, встречался с разными людьми, путешествовал в погоне за новыми впечатлениями и, куда бы ни шел, вглядывался и вслушивался во все кругом. Не удивительно, что он всегда был полон впечатлениями и наблюдениями, которые служили источником его творчества. И тем не менее он всегда боялся зайти в тупик и остаться без материала. Он не надеялся на память (кстати, великолепную), поэтому еще в юности приучил себя вести дневник и дома заполнял тетрадки и отдельные листы бумаги своими наблюдениями, изречениями и вариантами той или иной формулировки, которая приходила ему в голову. Он тщательно скрывал свои идеи, иногда годами. Но скрыто — не забыто. В поздних сказках есть детали, которые можно обнаружить в записях двадцати-тридцатилетней давности. Он должен был жить своим творчеством, и у него «ничего даром не пропадало», как сказано о финке в «Снежной королеве». Особенно яркий пример его кропотливой работы — большая лирическая фантазия «Муза нового века», которая включена в сказки. При ближайшем рассмотрении оказывается, что она состоит из длинного ряда изречений и мыслей, записанных в течение многих лет и наконец скомпонованных в единое целое, которое выглядит так, словно было создано в краткий миг вдохновения. Эта сказка переписывалась не менее одиннадцати раз.

Таким образом, Андерсен был не только гениальным творцом по вдохновению, но и усердным тружеником, который терпеливо собирал материал и точно знал, как его использовать.

Удивительно, что тот же самый писатель, который в сказках придирчиво оттачивал детали и строго оценивал их в соответствии с целым, часто был столь беспринципным и небрежным, когда писал стихи или пьесы. Едва ли он понимал требования этих жанров. Он был рассказчиком, поэтом прозы и юмористом, особенно в малых формах.

Творчество Андерсена отличается внушительными размерами. Просто невероятно, сколько он успевал писать, несмотря на бесчисленные путешествия, бурную светскую жизнь и болезненную натуру. Писатель проявил себя почти во всех распространенных жанрах и для своих современников отнюдь не был лишь автором сказок. Он начинал в равной степени поэтом, драматургом и автором путевых заметок, в 1835 году взялся еще за два жанра: роман и сказку, и в течение всей жизни отдавал должное одновременно всем этим литературным формам. Лирические стихи он писал вплоть до 1875 года, за несколько месяцев до смерти, последняя пьеса была закончена в 1865 году, последние путевые заметки — в 1866-м, а последний роман «Счастливчик Пер» — в 1870-м. Сказки он сочинял с 1835 по 1872 год.

В будущем имя Андерсену создали сказки, но не они открыли ему дорогу к европейским читателям. Известность принесли ему три первых романа: «Импровизатор», «О.Т.» и «Только скрипач» (написанные в 1835–1837 годах). Потом появились «Две баронессы» (1848), «Быть или не быть» (1857) и, наконец, «Счастливчик Пер» (1870). За исключением, возможно, «Быть или не быть», их много читали современники, особенно «Только скрипач»; в Германии именно о нем все говорили при встрече с писателем. Можно сказать, что Андерсен принадлежит к лучшим датским романистам своего времени; тогда его имя ставили в один ряд с такими европейскими величинами, как Вальтер Скотт и Виктор Гюго.

«Импровизатор» — это плод его пребывания в Италии в 1833–1834 годах, и, что бывало не раз, работа над ним началась из-за неприятностей. Как уже говорилось, в Риме он узнал о том, что Хейберг назвал его лирическим импровизатором. В Риме и в Неаполе Андерсен видел и слышал импровизаторов, и у него сразу же возникла идея: рассказать о себе самом в образе итальянского импровизатора. Он сам и Италия — эти два феномена занимали его в тот момент.

Ему пришла в голову счастливая мысль, чтобы главный герой сам рассказывал о своей жизни, при этом читатель все время чувствует себя свидетелем его переживаний. Читатель узнает о детстве и юности римского мальчика-сироты Антонио. Его воспитывает семья бедных пастухов из Кампаньи; потом заботу о нем принимает на себя римская дворянская семья и дает ему основательное образование в иезуитском колледже. Любовная история и в этой связи поединок с товарищем из благородной семьи вынуждают его поспешно бежать из города, он попадает в руки грабителей, но освобождается и приезжает в Неаполь, где завоевывает славу как импровизатор. Здесь его обнаруживают римские благодетели и привозят назад, чтобы он мог продолжить образование. Прожив шесть лет в крайне стесненных обстоятельствах и полной зависимости от этой влиятельной семьи, он уезжает в Венецию, где снова становится знаменитым благодаря своему выдающемуся дару импровизации. Там он встречает молодую девушку, которую видел в Неаполе, и после множества трудностей женится на ней и живет счастливо во всех отношениях.

Современный читатель, конечно, поморщит нос от некоторых наивных деталей в развитии событий, и особенно от слишком мелодраматического и малоправдоподобного конца, который к тому же нелогичен, так как Андерсен словно забывает, что Антонио собирался стать писателем, и делает венцом его счастья очаровательную невесту и поместье на юге Италии. Можно только возразить (как и делали критики того времени), что главный герой обладает скорее германским, чем итальянским складом ума. Зато во всех остальных отношениях герой автору удался. Это бедный мальчик, который попадает в новое окружение и вынужден со своим комплексом неуверенности в себе жить в новой и благородной среде. Он принимает благодеяния, и его угнетает мысль, что он не дает ничего взамен. Кроме того, он страдает врожденным нервным страхом перед окружающим миром, отсутствием мужской твердости, которое не позволяет ему верить в свои неоспоримые поэтические дарования и утвердиться над другими, товарищами и благодетелями. Пусть он сколько угодно говорит сам себе: «Я хочу быть сильным! У меня есть воля!»— но читатель этому не верит, и сам Антонио тоже, потому что быть сильным он не может, он слабый и неуверенный и не в состоянии быть иным. Слабость, в частности, проявляется в отношении к прекрасному полу, и здесь он выступает совершенно комической фигурой. Он стремится любить, но боится любви. Он не позволяет себе соблазниться женской красотой, его страшит физическая привлекательность. Прекрасную, чувственную неаполитанку Санту он называет дочерью Греха (но все же как она хороша!) и в панике бежит, когда она пытается совратить его. С другими формами любви он тоже не осмеливается иметь дела. Раз за разом он отрицает для себя и в глазах других свою очевидную влюбленность или хладнокровно переистолковывает ее как братскую любовь и выдумывает любые причины, чтобы покинуть предмет своей страсти. Сюда добавляется опасная болезнь, и лишь потом он несколько неожиданно попадает в объятия своей невесты. Закомплексованный пуританин во весь рост — откровенный портрет самого писателя.

Из второстепенных персонажей наименее удались молодые женщины. В них мало жизни. Это мимолетные образы — за исключением греховной Санты. Зато другие образы! Какая свежесть и правдивость! Какая сила реплик! Читатель холодеет всем телом при жгуче-горьком описании доброжелательных Боргезе, благодетелей Антонио, которые так любят своего юного питомца и делают для него все, что в их силах, но в то же время не забывают иногда напоминать ему о благодарности, уместной с его стороны, — милые люди, которые не могут понять, что бедный мальчик обладает незаурядным талантом, и отказываются верить, будто его успех — это более чем случайная удача, а его радость по этому поводу — более чем несвоевременное тщеславие. Столь же типичны характеристики других персонажей, например его друга Бернардо, циничного жуира, который напрасно пытается пробить нравственную заторможенность несчастного Антонио; или ворчливого литератора Хаббаса Дада, его учителя в иезуитском колледже — Мольбека и Мейслинга в одном лице; или профессора Маретти в Неаполе, ученого педанта, который не может не цитировать Плиния, наблюдая живописное извержение Везувия. Пленительна также обширная и пестрая галерея образов людей из народа; после прочтения романа особенно запоминается мудрая Доменика, приемная мать Антонио из бедной хижины в Кампанье, и грубые разбойники в горах, которые поначалу кажутся театральными персонажами; но «Импровизатора» не следует читать слишком быстро; читая внимательнее, поражаешься силе и подлинности каждой фразы. В характеристиках образов Андерсену ни разу не удалось подняться выше, чем в этом первом произведении, принесшем ему славу.