А если красоты нет… Что ж, ткань волшебства не сотворит.

И все же это платье показалось ему волшебным — как великолепным покроем, так и нежным мерцанием в отблесках свечей. Более того, цвет его прекрасно оттенял дивную кожу Мары и подчеркивал красоту волос, а также голубизну и зелень глаз.

О, черт! Он начал рассуждать как женщина.

Но наверное, все дело в том, что такую Мару он никогда не знал… Такую, которой предназначено стать герцогиней Ламонт. И будь все проклято, если в этом платье она действительно не выглядела герцогиней.

Да-да, самой настоящей герцогиней.

Настолько настоящей, что ему вдруг ужасно захотелось обнять ее и…

«Не думай об этом!» — приказал он себе. И, нахмурившись, проговорил:

— Вырез на лифе должен быть ниже.

— Mais non, ваша светлость, — возразила портниха. — Лиф выглядит идеально. Только посмотрите, как он открывает, не открывая.

Разумеется, она была права. Лиф оказался самой безупречной частью платья — был прекрасно скроен и находился достаточно низко, чтобы дразнить, не выдавая ничего лишнего. Темпл заметил это в тот самый миг, когда Мара надела платье, оно наилучшим образом подчеркивало ее соблазнительные веснушчатые груди. Настолько соблазнительные, что ему захотелось пересчитать и внести в каталог все эти маленькие пятнышки.

Да, лиф безупречен.

Но ему не нужно ничего безупречного.

Ему требуется… нечто разрушительное.

— Ниже, — буркнул он.

Портниха посмотрела на Мару, и Темплу захотелось, чтобы та возразила, оспорила его требование. Чтобы заявила, что лиф — самый подходящий. Тогда он почувствовал бы себя лучше и не злился бы на себя.

Разумеется, она все прекрасно поняла. Мара знала: он хотел, чтобы она с ним сразилась. Поэтому она выпрямилась, а затем склонила голову в знак покорности. И не произнесла ни слова, чем заставила его почувствовать себя редкостным мерзавцем.

Сколько тебе нужно времени?! — рявкнул он, глядя на модистку.

— Три дня.

Темпл кивнул:

— Отлично. И еще ей нужна маска.

— Маска? Но разве цель не в том, чтобы меня разоблачить? — спросила Мара с явным раздражением в голосе. — Зачем же меня прятать?

Темпл посмотрел ей прямо в глаза и понял, что она не сломается, что она…

Такая женщина была достойна восхищения, однако же… Она его погубила, обокрала!..

— Вы будете спрятаны до тех пор, пока я не решу, что пора вас разоблачить, — заявил Темпл.

— Ну что ж, это справедливо, — пробормотала Мара.

Она ждала, когда француженка расстегнет платье. Темпл стиснул зубы, когда это произошло, и искренне обрадовался, что Мара тотчас подхватила лиф и прижала его к груди.

— Скажите, ваша светлость, теперь мне придется вечно раздеваться в вашем присутствии?

В комнате вдруг стало ужасно жарко и душно. И Темплу захотелось на ринг — прямо-таки руки чесались. Ох, вряд ли он выдержит, если снова увидит ее в одном белье.

— С удовольствием оставлю вас одну, — проворчал он. И направился к выходу из примерочной. Однако у шторы остановился и добавил: — Но когда я вернусь… Полагаю, вам лучше быть готовой к правдивому рассказу о той ночи, ясно?

Не дожидаясь ответа, он вышел в лавку, забитую рулонами тканей и украшениями. В тусклом помещении Темпл глубоко вздохнул и провел ладонью по длинной стеклянной витрине, дожидаясь разрешения вернуться.

Дожидаясь, когда она оденется. Когда ящик Пандоры закроется.

Машинально сунув руку в корзинку, стоявшую на витрине, Темпл вытащил из нее длинное темное перо и покрутил его в пальцах, удивляясь его мягкости. «Интересно, как оно будет смотреться в ее в волосах?» — подумал он.

В раздражении поморщившись, Темпл отшвырнул перо, словно обжегся, и вернулся к шторе примерочной. Мадам Эбер уже ждала его у входа.

— Зеленое, — сообщила она.

Темпл пожал плечами. Зеленое так зеленое. Ему все равно. Он не собирался обращать внимание на такие мелочи.

И все же, немного подумав, сказал:

— И еще — розовато-лиловое тоже. То, которое она мерила.

Мадам Эбер кивнула, но тут же заметила:

— Эта леди должна носить преимущественно зеленое. Темпл представил Мару в зеленом. В атласе, в кружевах и в нижнем белье — в тонких сорочках и шелковых чулках с рисунком. В чулках, сползающих на пол… Он заплатил бы не скупясь — только бы увидеть ее ножки.

А может, он уже видел их?

Снова вспыхнула досада. Раздражала сама мысль о том, что она скрывала от него свои тайны. Тайны, принадлежавшие и ему тоже.

— Бери ткань такого цвета, какой считаешь нужным. Мне все равно. — Он шагнул к француженке. — Но пришли и то, розовато-лиловое.

— Темпл, доверься мне. Ведь я одевала многих твоих женщин.

— Женщин «Ангела». — Почему-то эта поправка казалась ему необходимой.

Мадам Эбер не стала возражать, однако сочла нужным сказать:

— Но эта. Она совсем не похожа на других.

Темпл кивнул:

— Да, не похожа.

— Так вот, а наряды, — продолжала француженка, — обладают властью, которую не следует недооценивать. Они могут изменить все.

Это, конечно, чушь, но Темпл был не в том настроении, чтобы спорить с модисткой. Снова кивнув, он проворчал:

— Да-да, конечно… — И прошел за занавеси.

Он сразу шагнул к возвышению, где пять минут назад стояла Мара в красивом платье — высокая и гордая. Но теперь возвышение опустело. И комната — тоже.

Черт побери! Она все-таки сбежала!

Три минуты. Может быть, меньше. За это время она должна успеть спрятаться, пока Темпл не кинулся ее искать. А если он ее поймает, то вечер примет совсем другой оборот. Впрочем, это уже случилось.

Мара плотнее закуталась в плащ, мысленно поблагодарив Лидию за то, что та настояла на покупке самого теплого — для зимних прогулок с мальчиками. Она побежала вдоль переулка позади мастерской, отчаянно пытаясь отыскать укромный уголок, где можно было бы надежно спрятаться и переждать. Ей удалось сбежать, когда кучер отвернулся. Хоть раз в жизни удача оказалась на ее стороне.

Но где же спрятаться! Наверное, чем ближе к лавке, тем лучше.

Темпл сразу поймет, что она сбежала. Прикинет, сколько прошло времени и на какое расстояние она могла уйти, и начнет поиски. А ей просто нужно посидеть тихонько и подождать, когда он пройдет мимо. Он вряд ли догадается, что она совсем рядом.

За прошедшие двенадцать лет Мара хорошо научилась прятаться. Но сейчас у нее не было почтовой кареты и готовых помочь людей. Сейчас — глухая ночь, и она — в Мейфэре. Более того, она бросила вызов могущественному Темплу. Если он ее поймает, наверняка заставит рассказать всю правду.

Но правда о той ночи — ее единственное оружие. И будь она проклята, если позволит ему ее обезоружить.

Впрочем, сбежала она вовсе не поэтому. Она сбежала, боясь, что не сумеет устоять против него, хотя когда-то и надеялась…

Сердце Мары заколотилось сильнее.

Хвала небесам за странную архитектуру Мейфэра. Очень быстро она затерялась в лабиринте крохотных переулочков и конюшен и спряталась за большой кучей… бог знает чего. Хм…

Выходит, даже у аристократов имеется мусор… А впрочем — ничего удивительного. Мусора у аристократов еще больше, чем у всех прочих. Ведь они всеми силами стараются отделаться от всего, что им…

Шаги?.. Да-да, тяжелые мужские шаги!

Мара присела на корточки, пытаясь сделаться совсем крошечной, и замерла, затаив дыхание и дожидаясь, когда мужчина пройдет мимо.

Когда шаги затихли, она вскочила на ноги, понимая, что настал самый важный момент. Нужно бежать. Бежать далеко и быстро. Причем в противоположном направлении.

Ничего не получится. Теперь их жизни… невероятно переплелись.

Но сегодняшней ночью все получится. А потом, оказавшись далеко от него, она сможет как следует все обдумать и разработать план дальнейших действий. Сможет вести войну.

Успокаиваясь, она метнулась в переулок, но, не пробежав и пяти футов, с размаху наткнулась на человека-стену.