Губы у нее пересохли, и ей пришлось облизать их, прежде чем ответить ему. Звук ее собственного голоса показался Хелен странным — какой-то далекий и чужой.

— Это… кажется… — Она набрала в легкие побольше воздуха. Это какое-то безумие. А вдруг, если она правильно ответит на его вопросы, он ее отпустит? Ей рассказывали и более неправдоподобные истории. — Это человек, который связан с импрессионизмом, кажется. — Незнакомец ничего не говорил, и она тихо добавила: — Правильно?

Он усмехнулся и сложил ладони вместе:

— Ха-ха! Ну, в общем, да. Наверное, да. Но понимаешь ли, Хелен, это и не совсем верно, с другой стороны. В твоих словах нет никакой расшифровки. Ну, это все равно как сказать: «рабочий — это человек, который занимается работой» или «демократ — это человек, который связан с демократией». И все. То есть ты используешь само слово, чтобы ему же дать определение. Ну ладно, так тоже годится. Значит, будем считать… что ты наполовину права. Потому что я примерно такой ответ и ожидал от тебя услышать. Так что все в порядке. Не волнуйся. Тем более что твоя оценка в этом тесте не имеет никакого значения.

С этими словами он не спеша прошел к столу, который стоял чуть левее, старому сооружению из сколоченных вручную полусгнивших досок. Но он при этом располагался так, что Хелен не было видно, что на нем лежит и чем там сейчас занимается незнакомец.

— Какого… — начала было Хелен, но тут же замолчала. Наверное, не стоит вести себя так дерзко. Она не знала, какую тактику ей избрать, но сдержаться уже не могла: — Что вы там делаете? Что со мной будет?

— Об этом даже не беспокойся, — снова успокоил он ее. Он перебирал какие-то предметы на столе. Хелен услышала тихое позвякивание металла. — Ты помнишь, как я тебя спросил, страшно тебе или нет? И ты мне ответила, что страшно?

— Да.

Он снова приблизился к ней, держа руки за спиной, словно намеревался вот так прогуливаться по помещению взад-вперед еще некоторое время.

— Так вот, Хелен, тебе не стоит так волноваться. И бояться тоже. Не нужно. И знаешь почему?

Женщина почувствовала, как по ее телу прошла волна облегчения. Он опять улыбался ей. «Не стоит так волноваться. И бояться тоже». Именно это он только что и сказал.

— Потому что вы меня отпустите? — спросила она.

— В каком-то смысле, — согласился он. — Но бояться или беспокоиться тебе не стоит хотя бы потому, что теперь тебе уже все равно ничто не поможет.

Сказав это, он продемонстрировал ей раскрытую ладонь. На ней лежал шприц с иглой, заполненный какой-то голубоватой жидкостью. Хелен чуть не задохнулась от ужаса.

— Я буду с тобой честным до конца, Хелен. Тебе будет больно. Очень больно, я обещаю.

И она закричала. Но он сказал чистую правду, и ему было на это ровным счетом наплевать.

Через некоторое время Джаз осознал, что ему пора выбираться из Убежища, несмотря на то что уж очень ему хотелось оставаться вот тут вместе с Конни на целую вечность. Но дома его ждала бабушка.

Он примчался домой и увидел, что бабушка устроилась на полу перед стареньким телевизором. Она уперлась руками в подбородок и хохотала без перерыва. На экране шла передача из серии «Магазин на диване», но бабуля смеялась до слез, как будто смотрела последние выпуски популярного ситкома.

— Всего четыре платежа по восемнадцать долларов и девяносто девять центов каждый! — захлебываясь от смеха, повторяла она. — Боже мой! О Господи! — Она перекатилась с живота на бок, придерживая его рукой, и никак не могла успокоиться. — Предложение ограничено, вот что они еще добавили! Джаспер, нет, ну ты такое когда-нибудь слышал? Вот умора!

— Пожалуй, это самое смешное, что мне только приходилось видеть в последнее время, — поддержал бабушку Джаз, а она продолжала хихикать, как школьница. — Как насчет обеда?

— А я уже успела поесть, — призналась она между приступами смеха. — Она мне принесла жареных цыплят, которых я так обожаю. Из моего любимого магазина «Кентукки», между прочим.

Она?

Джаза охватило неприятное предчувствие. Когда он вошел на кухню, то понял, что не ошибся. У раковины стояла Мелисса Гувер и как ни в чем не бывало мыла посуду.

— Здравствуй, Джаспер, — бросила она через плечо. — Я через минутку уже заканчиваю.

Оказывается, она все же снова пришла сюда. На этот раз бабуля пребывала в более миролюбивом настроении. Ну а пакет с жареными цыплятами — чем жирнее и хрустящее, тем лучше — оказался идеальной взяткой для проникновения в жилище. Мелисса оказалась женщиной неглупой. Она припарковала машину за квартал от дома, чтобы бабушка не услышала звук мотора и чтобы у нее не оставалось времени сходить за своим любимым дробовиком. Получается, что Джаз недооценил Мелиссу и посчитал ее угрозу вернуться сюда простой отмазкой.

Ну что ж, это означало, что он больше не будет притворяться перед ней паинькой. Он ни за что не позволит каким-то там социальным службам выставить его из собственного дома. И если Мелисса показала себя такой крутой, что ж, значит, наступило время ему самому тоже проявить твердость характера и показать ей, кто он такой на самом деле.

— Ну и какого черта вы тут расположились? — закричал он, для убедительности громко хлопнув ладонью по дверце холодильника.

К его удовольствию, Мелисса аж подпрыгнула на месте. Впрочем, это движение она произвела от страха и неожиданности. Затем она быстро повернулась к нему лицом. С ее рук, покрытых мыльной пеной, стекала вода.

— Вы считаете, что можете вот так запросто приходить сюда? — по-театральному эффектно прошипел Джаз, стараясь, чтобы голос его прозвучал угрожающе. — Здесь находится больная пожилая женщина. Ее пугают люди и любые перемены.

— По-моему, с ней все в порядке, — убедила его Мелисса. — Она встретила меня довольно гостеприимно…

— Разумеется, гостеприимно… Ведь вы принесли ей целый пакет угощений, чтобы с ней поскорей случился сердечный приступ. — Он презрительно фыркнул и небрежно пихнул рукой полиэтиленовый мешок с цыплятами, стоявший на кухонном столе. Оттуда выкатилась поджаристая куриная ножка.

— Ничего не случится плохого, если она всего один раз…

— А где вы собираетесь находиться сегодня ночью, когда она начнет жаловаться на спазмы в желудке, и все из-за того, что вы накормили ее этой дрянью? Вы что же, намерены оставаться здесь, чтобы менять ей пеленки и мыть ее всякий раз, когда у нее начнется приступ диареи?

Мелисса сложила руки на груди:

— Неужели все так серьезно? Что же еще ты от меня скрываешь? По последним записям доктора состояние у нее вполне удовлетворительное. Может быть, она сама подделывает медицинские документы? Или этим занимаешься ты?

Джаз засмеялся, стараясь, чтобы его смех прозвучал достаточно язвительно:

— Я вас умоляю. Она просто старая женщина, а у стариков всегда имеются проблемы с пищеварением.

— Это только лишний раз доказывает, что я все же права. Тебя нужно обязательно вытаскивать из этого дома. Тебе всего семнадцать лет. И ты должен жить своей собственной жизнью, а не только все время заботиться о ней.

Где-то в глубине души Джаз, конечно, понимал, что она абсолютно права. Но еще больше он верил в то, что это вообще не имело никакого значения.

— Почему вы так помешаны на этой идее, Мелисса? Я полагаю, что у вас есть и другие ребята, у которых условия еще хуже, чем у меня. Попробуйте свою магию на них, что ли.

— Я только пытаюсь помочь тебе. И ты бы сам это понял, если бы не был таким упрямым.

— Вы просто теряете здесь свое время. Со мной все в полном порядке. Через девять месяцев мне исполнится восемнадцать, и тогда вы уже не сможете остановить меня, и я буду все так же заботиться о своей бабуле. И если у вас нет своих собственных детей, это вовсе не означает, что вы должны становиться моей мамочкой.

Вот! Пожалуй, это было самое жестокое, что только мог придумать для нее Джаз. Он держал эти слова про запас, на такой вот случай, чтобы ошарашить Мелиссу, не дать ей возможности отреагировать адекватно. Чтобы эмоции переполнили ее. И она больше ничего бы не смогла сказать в ответ.