— Ничего не выйдет. — Джаза передернуло от одной мысли, что ему нужно будет встретиться с отцом. — Хуже того, чтобы я показал ему свои слабые места, мне и не придумать. Да ни за что на свете! И я к нему туда не пойду. Он бы сразу понял свое преимущество надо мной. Стоит только раз дать слабинку перед серийным убийцей, и он поселится внутри тебя навеки.

— А он и так уже живет внутри тебя, — с сожалением прошептала ему на ухо девушка. — Потому что ты не можешь и не хочешь выкинуть все это из своей головы. Забыть навсегда.

— Как это — выкинуть? — взорвался Джаз, резко поворачиваясь к Конни лицом. Девушка от неожиданности отскочила назад. — Как это — забыть? Он же убил мою мать!

— Ты это не знаешь. Вернее, на сто процентов не уверен.

— Я все знаю. Она же всегда жила вместе с нами. А потом вдруг — бац! — и ее больше нет. Исчезла. И все вещи вместе с ней. И все фотографии заодно. Как будто ее вообще никогда в моей жизни не было. Он просто вычеркнул ее, стер навсегда. Как ошибку в слове. Вот чем она была для него. Раз! — и нет ее больше.

— Но могли же потом обнаружить…

— Никто бы ничего не обнаружил, — прошипел Джаз. — Можешь не сомневаться. Есть способы, как растворить тело, и ничего от него не останется. Билли знает, как это можно сделать. Конечно, на это требуется определенное время. Но если у вас его хватает, остальное — дело техники. А в случае с матерью времени у него было предостаточно. У нее не было родственников, и никто бы ее не хватился, только Билли. Билли! — повторил он и снова отвернулся к окну, ударив с силой кулаком по пластику. Только потом он понял, что делает, и тут же остановился.

Тем не менее пластик и скобки выдержали натиск. Боль пронзила костяшки пальцев и распространилась по всей руке до самого плеча.

— Ты сердишься, — констатировала Конни. — Ты злишься на нее.

На нее? На свою родную мать? На единственную добрую душу в его жизни?

— Нет.

— Да-да, ты на нее обижен, — уверенно произнесла девушка. — За то, что она тебя бросила.

— Но ее убили.

— Все равно получается, что она тебя бросила.

Он горько рассмеялся.

— Иногда я думаю, что она куда-то уехала. Даже не думаю, а хочу себе это представить. Мне хочется верить в то, что в один прекрасный день она осознала, кто такой Билли, и сбежала куда глаза глядят.

— Вот видишь? — торжествовала Конни. — Ты сердишься на нее. Тебе кажется, что она вырвалась от него без тебя.

— Нет, за это я не могу на нее сердиться. За это можно только переполняться гордостью, что ли.

— Гордиться тем, что она оставила своего малыша с таким зверем? Ты чокнулся?

Он неопределенно пожал плечами:

— Если ей удалось убежать, тем лучше для нее. Другим не удавалось. Большинство женатых серийных убийц никогда не нападают на свою жену, но она могла об этом и не знать. Поэтому и сбежала. И я вовсе не сержусь на нее за то, что она не забрала меня с собой. Ей представился шанс. И она убежала. Наверное, она была при этом насмерть перепугана… Но это я могу только предполагать. А вообще, в глубине души я понимаю всю правду того, что случилось. Она умерла. И умерла давно. — Он погладил ушибленную руку. — И от нее ничего не осталось.

— Кроме тебя, — заметила Конни. — Вот почему я прощаю, но ничего не забываю. Если ты что-то забываешь, то и прощение теряет свою силу. Поэтому давай скажем так, что она просто ушла. Отлично. И за это ты ее простил. Хорошо. Но ты никогда, никогда в жизни ее не забудешь.

Джаз знал, что это правда. Хотя у него бывали и такие дни, когда он очень хотел бы забыть обо всем.

Хелен быстро заморгала, приходя в себя. Она услышала мужской голос и поняла, что прикована цепями к какому-то столбу. Кроме того, во рту у нее оказалась скомканная тряпка, игравшая роль кляпа. Похоже, женщину притащили в какой-то сарай или хлев. Сверху, сквозь щели в крыше, проникал солнечный свет. Значит, вечер еще не наступил. Это немного обнадеживало. Потому что страшные вещи — по-настоящему ужасные и отвратительные — никогда не происходили с людьми в свете дня.

Или она ошибалась?

Мужчина еще что-то говорил, вставая со старого расшатанного стула.

— Ты волнуешься? — осведомился он, подходя ближе. — Тебе страшно?

Она не знала, как реагировать на его слова. Она все еще не до конца понимала, где она находится. Хелен смутно помнила, как вышла в переулок, чтобы выбросить мусор из кафетерия. И тут появился этот мужчина… Он подошел к ней… Предложил свою помощь…

Потом она почувствовала легкий укол и…

— Тебе страшно? — снова поинтересовался он, и в голосе его прозвучала искренняя забота.

Какое бы лекарство он ей ни вколол, оно все еще продолжало действовать, потому что Хелен все вокруг видела не совсем четко. Она попыталась сосредоточиться, чтобы правильно ответить ему. Но как? Ее подруга Марлен как-то говорила, что с насильником надо разговаривать мягко, как бы приспосабливаясь под него. Одновременно надо вести себя достойно, чтобы он понял, что перед ним личность. Тогда он будет обращаться с тобой как с человеком, а не как с предметом. Может быть, эта тактика сработает?

Впрочем, выбора у нее не оставалось. Она кивнула, словно боялась признаться, что ей действительно сейчас очень страшно.

— Ш-ш-ш, — попытался успокоить ее мужчина, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. — Не надо бояться. Не надо. — Он сунул руку в карман, достал оттуда видавший виды листок бумаги и демонстративно развернул его. Потом пробежал глазами то, что было там написано. — Я все это уже успел выучить наизусть, вот в чем дело, — почти радостно сообщил незнакомец. — Просто мне надо убедиться, что я ничего не забыл и не напутал. Ты же знаешь, это иногда все же происходит.

Она отчаянно закивала, заранее соглашаясь с ним. Надо сделать все, чтобы вызвать у него симпатию. Теперь он подошел очень близко, и она могла хорошенько разглядеть его. Среднего возраста. Самый обыкновенный прохожий. Может, даже чуточку знакомый, но она видит столько людей каждый день в кафетерии…

Боже! Она же видит его лицо! Обычно преступники убивают тех, кто их видит!..

— Я знаю, о чем ты подумала, — спокойно произнес он и скромно улыбнулся. — Ты считаешь, что теперь, когда ты увидела мое лицо, я должен буду тебя обязательно убить, да? — спросил он. — Ну, насчет этого можешь даже не беспокоиться. У меня такая заурядная внешность. Меня мама всегда теряла в супермаркете. А потом никак не могла найти. — Он расхохотался, и ей тоже захотелось подыграть ему и посмеяться вместе с ним. Ну, хотя бы улыбнуться. Но во рту у нее по-прежнему торчал кляп. — Ну ладно, перейдем к делу, — посерьезнел мужчина и еще раз перечитал про себя то, что было написано у него на бумажке. — Итак, тебя зовут Хелен Майерсон, да? — Прежде чем она успела как-то отреагировать на его слова, он приподнял ее сумочку, лежавшую рядом на полу, за длинный ремешок и предупредил: — Не забывай, что я могу это проверить хотя бы по твоим водительским правам. Значит, ты Хелен Майерсон?

Она кивнула.

— И ты работаешь официанткой, так?

И она опять кивнула в знак согласия.

— Превосходно! — Он улыбнулся и даже ободряюще подмигнул ей, после чего аккуратно сложил свой листочек вчетверо и сунул в карман. — Сейчас я выну у тебя изо рта эту мерзкую тряпку. Но при этом я не стану тебя предупреждать и говорить что-то вроде: «Только не кричи, иначе пожалеешь!» И знаешь почему, Хелен? Потому что я разрешаю тебе кричать и визжать, сколько влезет. Меня это не волнует, а поблизости тут никого нет, и никто тебя не услышит. Так что ори себе на здоровье. Договорились? Если тебе от этого будет лучше, то я не возражаю.

Она подумала, что он просто обманывает ее, и приготовилась закричать изо всех сил, как только он вынет кляп. Но когда он это сделал, она поняла, что страх сковал все ее тело так, что она боится даже пискнуть.

— Что, не хочется кричать? — удивился он. — Не будешь звать на помощь? Ну что ж, тем лучше. Поступай как знаешь. — Он вздохнул и, сунув руки в карманы, принялся рассматривать ее с такой странной кривой ухмылкой на губах, что Хелен растерялась. Создавалось такое впечатление, что он то ли сам не знает, что он тут делает, то ли что она тут делает. И что вообще ему непонятно, как они оба тут оказались и зачем. — Тебе известно, кто такой импрессионист, Хелен? — неожиданно осведомился он.