– О боже! – сказала она; у нее хватило такта не улыбнуться.

Растерянный Блент, видимо, вспомнил, как в таких случаях поступают герои кинофильмов.

– Вы, кажется, знакомы, – сказал он, краснея то ли от гордости, то ли от смущения, а может быть, от того и другого. – Надеюсь, сэр, вы не осудите меня за присутствие женщины в моей холостяцкой обители. Я знаю, что это против правил, но мы с мисс Сэйр намерены обвенчаться.

Чарльз вдруг как-то странно хохотнул, и звук собственного голоса еще несколько секунд отдавался у него в ушах. Потом Чарльз стремительно бросился вон из комнаты, хлопнул дверью, сбежал по лестнице вниз и только на улице заметил, что бережно держит в обеих руках конверт с деньгами, как держат обычно молитвенник.

В город, в ресторан Гардиньери, Чарльз пошел пешком, решив, что дойти быстрее, чем вызывать такси с заправочной станции по телефону. Явился он туда весь взмокший, взъерошенный и бледный. Гардиньери, заподозрив, что Чарльз пьян, увел его на всякий случай от стойки бара – там толпились представители обоих колледжей, которые уже начали с любопытством на него поглядывать, – в свой кабинет и тут рискнул налить ему и себе по большой рюмке виски.

– Кто-то тут натворил дел, – сказал Чарльз, возбужденно помахав конвертом, – Я ничего не понимаю, вы должны мне это объяснить. – Он швырнул на стол конверт, и оттуда посыпались банкноты. – Честность и благородство – наш рыцарский девиз! – Он глотнул виски и вытер губы. – До чего же я устал!

– Успокойтесь, профессор, – сказал Гардиньери. – Я понимаю, вы раздражены, но успокойтесь, необъяснимого ничего нет.

– Когда-то я тоже так думал, – рассеянно ответил Чарльз.

– Я старался сделать так, чтобы оградить и вас, и колледж, и себя, конечно, от неприятностей. Я всегда был другом колледжа, профессор Осмэн, это всем известно.

– Никто этого не отрицает, – пробормотал Чарльз.

– Игра на деньги шла всегда, – внушительно заявил Гардиньери, – а когда игра идет на деньги, неизбежна нечестность. И ни один профессор не в силах этого изменить. Так заведено, так и будет.

– В общем я могу допустить, что вы правы, – начал было Чарльз, но Гардиньери перебил его:

– Я хотел избавить вас от неприятностей, профессор Осмэн. Вы мне всегда были симпатичны. Я считал, что вы очень умный молодой человек, наверно, хорошо знаете предмет, который преподаете, но немного наивный, как бы это сказать, слишком доверчивый по части жизненных дел. И мне пришлось отключить вас от сети, как говорят электрики, чтобы вы не наделали бед.

– Не понимаю, о чем вы говорите?

– Вы будете недовольны, когда узнаете, – сказал Гардиньери, – и я не смею вас за это осуждать. Но я тоже всегда стараюсь быть честным, профессор, в моем деле это необходимо. Тут честность даже важнее ума. Поэтому я вам все расскажу как есть, а уж там сами смотрите. У вас вчера было свидание не с темным дельцом, профессор. Макс – уборщик у меня в ресторане. Я боялся,, что вы его узнаете, но другого свободного человека вчера вечером не было, и я подумал: посетители вряд ли обращают внимание на тех, кто убирает посуду со стола. И точно – вы Макса не запомнили. Погодите, сердиться нечего, он же вам ничего не обещал, правда?

– Нет, – согласился Чарльз.

– Посмел бы только! – веско сказал Гардиньери. – Я его предупредил. Я решил так: подержим деньги до конца матча…

– Чуть не забыл, я же вам должен пять долларов. Возьмите их отсюда. – Чарльз показал на конверт.

– Да что вы, профессор! Вы же никак не могли выиграть! Я вам говорил: не ставьте денег на нашу команду. Исход этого матча был предрешен.

– Как так? Я же отдал обратно пятьсот долларов!

– Делец из вас неважный, профессор, – сказал Гардиньери. – Неужели вы думаете, что эта шайка надеялась только на одного игрока? Хорошенькое дело! А вдруг он бы заболел, или проштрафился, или раскаялся, как ваш молодчик? Уж подкупать так подкупать всех, и тогда назад нет ходу. Во всяком случае, защитники – народ ненадежный: вечно нервничают, строят из себя героев. Куда больше пользы от нападающих – эти незаметно делают, что надо, и не такие они идеалисты. Поняли меня? Когда это невероятное открытие дошло до сознания Чарльза, он вдруг хихикнул и кивком дал понять, что все теперь ясно.

– Так что, если бы вы даже вернули эти деньги, положение бы не изменилось, разве только в том, что навлекло бы на меня недовольство очень опасных людей, а это было бы вредно для моего дела, не говоря уже о моей шее…

Гардиньери улыбнулся и, положив деньги обратно в конверт, подвинул его к Чарльзу.

– И вы немного заработали, профессор, что ж тут страшного? Эти мошенники даже не почувствовали, что у них что-то убыло. Небось так набили себе нынче карманы, что могут столько же швырнуть на чай официанту. И вот… – Он достал из стола другой конверт. – И вот я подумал: чтобы эти пятьсот не пылились, пущу их в оборот. И поставил от вашего имени на другую команду.

Чарльз глядел на него, онемев от изумления. Гардиньери пододвинул к нему и этот конверт.

– Тут тысяча, – продолжал он отеческим тоном, – маленькая компенсация за то, что я вас вроде бы надул. Жаль, что так немного, но уже было поздно и не принимали больших ставок.

Чарльз, наконец, собрался с мыслями и сказал:

– Во всяком случае, выигрыш оставьте себе.

– Обо мне не беспокойтесь, профессор, – возразил Гардиньери. – Л тоже хорошо заработал на этом матче. Давайте сделаем так: я возьму отсюда у вас пятерку, мы пожмем друг другу руки и будем считать, что все в порядке. Идет?

Не спеша, как фокусник, старающийся показать, что у него все без обмана, он вытащил одну бумажку в двадцать долларов и положил на ее место три по пять. Потом он встал, и Чарльз поднялся тоже.

– Знаете, профессор, – сказал Гардиньери, протягивая Чарльзу руку, которую тот машинально пожал, – у вас такой вид, словно вы умираете с голоду.

Пройдите в зал, вас там обслужат, считайте себя, пожалуйста, моим гостем. Только не пейте больше. Вы такой бледный. – Похлопав Чарльза по плечу, он повел его через бар. – Закажите омара, наше фирменное блюдо. Сам готовил, – заговорщицки шепнул он.

Мимо них провез тележку с грязной посудой Макс. Чарльза он не заметил, но тот его узнал и захохотал – хрипло, громко и как-то неестественно. Гардиньери вздохнул.

– Пожалуй, вам сейчас не до ужина, – сказал он. – Позвольте, я вас провожу! – Все так же любезно и учтиво он взял у гардеробщицы пальто и шляпу Чарльза и вывел гостя на улицу. Встречая чей-нибудь любопытный взгляд, Гардиньери оставался невозмутимым.

– Фрэнк, – приказал он швейцару, – возьми мою машину и отвези мистера Осмэна в колледж. Он скажет тебе адрес.

Швейцар ловко взял под козырек и пошел к машине. В ожидании его Гардиньери постоял вместе с Чарльзом.

– Вам нехорошо? – спросил он. – Может, мне поехать с вами?

– Покорно благодарю, не надо, – с трудом выдавил Чарльз.

– Деньги у вас в кармане пальто, – шепнул Гардиньери, усаживая Чарльза на заднее сиденье.

«Деньги у меня в кармане пальто», – думал Чарльз, покачиваясь на мягких подушках «кадиллака». Он сунул руку в карман и нащупал оба конверта. Деньги, за которые все готовы были перегрызть друг другу горло, вдруг стали казаться обузой, от которой невозможно избавиться! Пожалуй, скоро они начнут расти в поле – не пшеница, а только деньги!

Фрэнк спросил Чарльза, куда ехать, и тот, по мгновенному побуждению, назвал адрес Солмона. Когда машина подъехала к дому, он вытащил из конверта первую попавшуюся под руку кредитку. Это оказалось двадцать долларов.

– Не надо, сэр, – сказал Фрэнк. – Это же хозяин велел мне вас отвезти… А вы что, преподаете здесь?

– Да.

– Ну, тогда я зарабатываю больше вашего, – сказал Фрэнк. – Вам ваши монеты нужнее. – И машина отъехала.

Чарльз поднялся на крыльцо и позвонил.

– Ну и вид же у вас, – сказал Леон Солмон. – Заходите.

– Я пришел по особому делу, – начал Чарльз. Он позволил провести себя в гостиную, где сегодня, как ни странно, было прибрано и чисто. Леон хотел помочь ему раздеться, но Чарльз, держа руки в карманах, прижал пальто к себе; его знобило, он явно простудился. Леон силой усадил его на тахту.