Он говорил быстро, точно хотел скорее расстаться с тем, что давно уже было продумано, и освободить в голове место для главного.

— Найдите людей, чтобы послать в рощу за ипподром.

У стены дома сидели на корточках несколько человек — эксперты, следователь, Егоров… Поодаль, не приближаясь к машинам, стояла большая группа жителей дома. Ратанов успел заметить бурые, еще свежие пятна, выступившие на влажном асфальте у самого угла дома, и отошел к машине.

Когда он вернулся, Альгин уже разговаривал со свидетелями.

Полная молодая женщина, кутаясь в пуховый платок и часто передергивая плечами, как от озноба, торопливо говорила:

— Вон там он лежал. И стонал. А у нас, видите как: на этой стороне дома ни подъездов, ни окон. Мы и не слышали. Никто. Я услышала только, как мужчина с женщиной закричали. Ой, замерзла совсем! И мой муж тогда побежал звонить. Это ведь уже второй случай — с девушки здесь хотели часы снять…

Мужчина, приехавший вместе с женой на машине, тронул Ратанова за рукав:

— Мы с женой вот здесь шли. От ее брата, к нему дочь приехала из Москвы. Она в медицинском учится. Ну, посидели мы у него. Идем мы, а жена еще мне и говорит: «Ух, темень какая!»

Жена перебила его:

— Я оступилась как раз…

— Да, оступилась она. Ну вот…

Альгин и Ратанов молчали — таких вот свидетелей перебивать бесполезно.

— Слышу стонет кто-то. Так: о-о-о-о! о-о-о-о! Жена моя как закричит: «Вань, здесь человека убили!» Подай, говорит, голос! Я и начал народ подзывать, а жена к нему нагнулась…

— Ничего он вам не сказал? — спросил Альгин.

— Ничего такого не сказал. Нет. Один раз вроде как, извините, выругался… Вроде бы «черт» сказал… Я так понял.

— А я слышала, как «чернь»… И еще говорит: «сыночек», «сыночек»… У меня так сердце и…

Альгин хотел прикурить, но вдруг замер на секунду, впился глазами в этикетку на спичечном коробке, в странную, далекую от него надпись —

Женщина вынула платок, поднесла к глазам. Ратанов отвернулся, отошел к стене дома, к своим. Следователь прокуратуры составлял схему места происшествия. Это был Карамышев, молодой, рано полысевший брюнет с черными цыганскими глазами. Он молча мигнул Ратанову и снова нагнулся к планшету. Из-за его плеча Ратанов увидел на бумаге большой ровный прямоугольник — дом одиннадцать — и маленький неумелый рисунок распластанного на земле человечка. Стрелки указывали расстояния, вход в корпус, в магазин, на кусты около угла дома, бетонированный колодец подвального помещения, закрытый сверху решеткой.

Ратанов отошел от Карамышева к колодцу, взялся за решетку. Она подалась, ржаво и громко заскрипев. Неглубокая прямоугольная яма была пуста. Увидев, что Ратанов держит решетку, подошедший Гуреев тяжело спрыгнул вниз, пододвинулся к заколоченному окну подвала, подергал доски.

— Порядок. Ничего не тронуто. Заколочено на совесть. — Голос Гуреева неожиданно изменился: — Дед приехал.

От машин по направлению к корпусу шли начальник управления и Альгин все с той же незажженной изуродованной папиросой без мундштука. Альгин что-то быстро, на ходу говорил генералу.

В машине затрещала рация.

— «Енисей-2», «Енисей-2», я — «Ангара», как меня слышите? Прием, — монотонно заговорила трубка.

— «Ангара», я — «Енисей-2», я — «Енисей-2», слышу вас хорошо. Прием, — ответил Альгин.

— «Третий»… 15… 32…

«Третьим» в эти сутки после генерала и дежурного по управлению был Мартынов, дежурный по горотделу.

— 32, — повторил Альгин, — вас понял.

И все поняли и молча сняли фуражки. Потому что дежурный по управлению сообщал о смерти Андрея.

В половине седьмого у генерала началось оперативное совещание. За столом сидели несколько работников прокуратуры и уголовного розыска управления. Из горотдела были только Альгин и Ратанов.

Генерал по привычке сидел за столом чуть боком, хмурый, расстроенный и, не меняя позы, поворачивал маленькую седую голову к каждому, кто решался высказаться. Мало знавшие его могли быть легко введены в заблуждение относительно его характера, глядя на его маленькие острые зрачки под большими набухшими веками, на то, как он, слушая, нетерпеливо постукивает карандашом по столу и, не заботясь о производимом им впечатлении, внезапно смотрит на кого-нибудь долго и бесцеремонно, как будто видит впервые.

Он слушал молча и никого не перебивал: докладывались только факты — то, что стало известно из первых допросов, из осмотра места происшествия. Перед обсуждением возможных версий генерал негромко постучал карандашом по столу.

— Первый вопрос: кто непосредственно поведет розыскное дело? Возьмет всю ответственность за раскрытие преступления на себя и будет вести дело до конца, не отвлекаясь другими делами?

— Альгин?.. — полувопросительно сказал его заместитель подполковник Макеев.

— У Альгина весь горотдел на руках, — терпеливо объяснил генерал, — депутатские обязанности… Тем более сейчас, когда его заместитель Шальнов в отпуске.

Шальнов готовился к экзаменам в Высшую школу милиции.

— Можно было бы отозвать Шальнова…

Генерал не ответил.

— Какие еще есть предложения?

В комнате стало тихо.

Ратанов почувствовал на себе взгляд Альгина и, словно он только и ждал этого сигнала, встал.

— Если мне доверят…

Все молча посмотрели на Ратанова. Дед ждал.

— У меня сейчас ничего такого серьезного нет, — с расстановкой сказал майор Веретенников, старший оперативный уполномоченный управления, закрепленный за городским отделом милиции, невысокий, в закрытом наглухо синем кителе.

— Итак, — сказал через минуту своим ровным, спокойным голосом генерал, — дело поведет товарищ Ратанов. В помощь ему от управления выделяется товарищ Веретенников. Если Шальнов может без ущерба оторвать несколько дней от подготовки к экзаменам, пусть он на первых порах поможет Ратанову и Веретенникову… Переходим ко второму вопросу — о версиях. Слово — старшему следователю прокуратуры области товарищу Карамышеву.

— Первая версия, — поблескивая своими черными цыганскими глазами, сидя начал Карамышев, — должна быть связана с сообщением сторожа. Не исключено, что после ухода сторожа Мартынов решил сам осмотреть переулок и обнаружил тех двоих, что подходили к палатке. При преследовании Мартынов, возможно, упустил одного из них, позволил ему зайти к себе с тыла. Затем последовало внезапное нападение…

— Могли ли неизвестные, убежав от палатки в другую сторону, попасть к одиннадцатому дому на Смежный? — спросил кто-то.

— Могли. — Карамышев обернулся, отыскивая глазами того, кто подал реплику. — Дом номер одиннадцать — крайний в застройке, к нему ведут подходы со всех сторон. Представьте себе: убежав от сторожа, преступники вышли дворами на Смежный и снова пошли к палатке, но уже с другой стороны. Навстречу им от палатки мог идти Мартынов. Неизвестные повернули назад, Мартынов — за ними…

— Мартынов вытащил бы пистолет, — сказал Веретенников. Это он подал первую реплику Карамышеву.

— Мартынов мог и не браться за оружие, — сказал Альгин. — Это был исключительно смелый человек, спортсмен, физически хорошо подготовленный… Он не раз задерживал в одиночку очень сильных преступников!

— Вот и дозадерживался, — тихо, чтобы не слышал генерал, буркнул Веретенников, — сына сиротой оставил и всем задал дел.

Генерал услышал его.

— Ваше мнение, товарищ Веретенников?

— Стало известно, что этот случай не первый у дома номер одиннадцать. Несколько дней тому назад, товарищ генерал, на этом же месте пытались ограбить девушку. Кто у нас еще может заниматься ограблениями? Маменькины сынки, начитавшиеся разных книг и насмотревшиеся всяких заграничных фильмов…

— Ничего упускать нельзя, — своим густым командирским басом сказал Макеев. Его большая львиная голова возвышалась над всеми. — Распыляться не надо, но все это учесть… Нужно все силы положить, но преступление раскрыть в эти три дня, к похоронам! Может, нам все-таки Веретенникова сделать ответственным, товарищ генерал?