– Хелен никто бы не увидел. Пока полицейский будет выбираться из дома, она растает во мраке ночи.

– Давайте обсудим наши шансы! – взмолилась Хелен.

– Я пойду дальше и обрисую неизбежное. Мы затаимся, а полиция пусть себе хлопочет. Эрни мертв, так что нам остается лишь сохранять спокойствие. Мы всецело в руках судьбы. Завораживающая ситуация!

– И очень опасная, – уточнила Салли.

– Конечно! Но неужели страх тебя не завораживает? Хелен в ее карточном аду еще как завораживает.

– Хватит об этом! – воскликнула Хелен. – Довольно ужасных разговоров, я от них в полном отчаянии.

– Прими бикарбонат калия, – посоветовал Невилл, – а я пойду домой, спать. Кстати, спасибо за сигареты. И еще, кстати, где сейчас, по-твоему, Джон?

– В Берлине, – не раздумывая ответила Хелен.

– Там его нет, – объявил Невилл. – Я сегодня видел его в Лондоне.

Мертвенно-бледная Хелен тотчас вскочила и впилась в него обжигающим взглядом:

– Неправда! Джон точно в Берлине.

– А я его видел, – пробормотал Невилл. Он уже стоял у окна и собирался раздвинуть шторы.

– Тебе показалось! – воскликнула она, бросившись к молодому человеку. – Думаешь, мне неизвестно, где мой муж?

– Что ты, милая! – проворковал Невилл. – Разве я такое говорил?

– Дело, по-моему, небезнадежное, – заявил сержант Хемингуэй, возвращая своему начальнику пачку листов с машинописным текстом.

– Пожалуй, – согласился Ханнасайд. – Но любопытные моменты есть.

– Да, суперинтендант, – кивнул инспектор Тру. – Я так себе и сказал. К примеру, следы. Их оставила не старая леди: она такую обувь не носит.

– Значит, горничная со своим кавалером прощалась, – предположил опытный Хемингуэй.

– Вряд ли, – возразил Ханнасайд. – Горничная не повела бы кавалера под окно хозяина.

– Тамошняя повариха – женщина очень порядочная, она замужем за дворецким Симмонсом, – сказал инспектор, – а горничная – ее племянница. Миссис Симмонс клянется, что ни горничная, ни судомойка тем вечером из дома не отлучались.

– По-моему, следы тут не главное, – упрямился Хемингуэй. – Нужно разыскать того типа – как бишь его? – ну, которого Гласс видел. Только и всего.

– Вы злитесь, старина? – изогнул бровь Ханнасайд.

– Не люблю простые дела. Что в них интересного? И проломленные черепа не люблю. Мне бы что-нибудь тонкое и витиеватое…

– Повторяю, здесь есть любопытные моменты. – Ханнасайд слабо улыбнулся. – Похоже, убитого все любили. Ни у кого не было ни тени мотива.

– Ну, мы еще не начали расследование, – проговорил Хемингуэй. – Уверен, стоит копнуть чуть глубже, как появится целое море фигурантов с уймой мотивов.

– Вы же только что сказали, что нужно лишь найти типа, которого видел констебль Гласс.

– Да, шеф, я так сказал и, думаю, не ошибся. Но помяните мое слово, путаницы здесь будет предостаточно. Я на таких делах собаку съел.

– А по-моему, – медленно начал инспектор, – главное – найти орудие убийства.

– Да, орудие – один из тех любопытных моментов, – отозвался Ханнасайд. – Гласс, похоже, уверен, что незнакомец, которого он видел, уходил с пустыми руками. Кстати, что за человек этот Гласс? Надежный?

– Очень надежный, сэр, совестливый и глубоко верующий. У них в церкви борются с дьяволом и получают право судить от имени Господа. Сам я англиканин, однако на свете кого только нет! Сэр, я хотел отдать его в ваше распоряжение. Гласс – один из лучших моих людей: не слишком быстрый, зато уравновешенный и ответственный. Да и труп обнаружил именно он, так что вполне логично прикрепить его к следственной группе.

– Хорошо, – рассеянно кивнул Ханнасайд, пробегая глазами отпечатанный листок.

– Хочу предупредить вас, сэр, – начал инспектор, кашлянув. – У Гласса весьма неприятная привычка цитировать Библию к месту и не к месту. Он любитель мелодраматизма, если вы понимаете, о чем я.

– Уверен, сержант Хемингуэй найдет с ним общий язык, – проговорил Ханнасайд, явно заинтересовавшись.

– Эх, не зря мне это дело не понравилось, – буркнул Хемингуэй.

Через полчаса Хемингуэй осмотрел сад усадьбы Грейстоунс, изучил следы под кустом цветущей смородины, недовольно взглянул на неповоротливого здоровяка Гласса и повторил свое высказывание.

– «Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя»[11], – пожурил его Гласс.

– Дружище, станете дерзить – мы не поладим, – с откровенной неприязнью отозвался Хемингуэй.

– Слова не мои, сержант, они из Священного Писания, – пояснил Гласс.

– Всему на свете есть свое место и свое время, – парировал Хемингуэй. – Сейчас не время для Священного Писания и явно не место. Так, слушать меня! В котором часу вчера вечером из Грейстоунс выскользнул тот тип? Сразу после десяти?

– Да, сержант.

– Уже темнело?

– Верно, сержант.

– Стемнело настолько, что как следует рассмотреть его не удалось?

– Лицо рассмотреть не удалось, а вот запомнить, как он сложен и как одет, я сумел.

– А разобрать, было что у него в руках или нет, вы не сумели?

– Он шел с пустыми руками, – уверенно ответил Гласс. – Я не стану лжесвидетельствовать против ближнего своего.

– Довольно! – воскликнул Хемингуэй. – Вы давно служите в этом районе?

– Три года, сержант.

– Что вам известно о Флетчерах?

– «Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце»[12].

– Да, ценное наблюдение. А о племяннике что скажете?

– О нем мне ничего не ведомо – ни хорошего, ни дурного.

– А о покойном Эрнесте?

– «Стремящийся к злу стремится к смерти своей»[13], – проговорил Гласс, заметно помрачнев.

– К какому еще злу? – насторожился Хемингуэй.

Гласс пронзил его строгим взглядом:

– Его душа погрязла в суете, лицемерии, блуде…

– Довольно! – воскликнул сержант. – Все мы не без греха. Насколько я понимаю, покойного Эрнеста многие любили.

– Да, правда. Он слыл человеком обходительным и добрым. «Но лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?»[14]

– Я не спорю, но откуда вам известно про блуд? Следы под окном подсказали?

– Нет, не следы, а Джозеф Симмонс. Человек глупый, но идет дорогой добра. И знает тайны хозяина своего.

– Неужели? Сейчас проверим! – сказал сержант и быстро проследовал к дому.

Через стеклянную дверь Хемингуэй вошел в кабинет и обнаружил там своего шефа в компании адвоката Эрнеста Флетчера. В кресле развалился Невилл Флетчер с сигаретой в зубах.

– Суперинтендант, позвольте мне удалиться, – проговорил адвокат. – Если возникнут дополнительные вопросы, вот моя визитка.

– Спасибо, – поблагодарил его Ханнасайд.

Адвокат положил завещание Эрнеста Флетчера в портфель и настороженно взглянул на Невилла поверх пенсне:

– Невилл, вам очень посчастливилось. Надеюсь, вы окажетесь достойным благ, которыми наделил вас бедный дядя Эрнест.

Губы Невилла тронула улыбка.

– Я тоже надеюсь! Очень постараюсь, чтобы пошлое богатство не сгубило мою душу.

– Богатство – это большая ответственность, – строго сказал адвокат.

– Я в курсе. Увы. Придется носить шляпу и следить за новостями.

– Надеюсь, этим вы не ограничитесь, – отозвался адвокат. – А сейчас, если позволите, я хотел бы побеседовать с вашей тетушкой. Не проводите меня к ней?

Невилл поднялся и распахнул дверь перед адвокатом. Они вместе вышли из кабинета.

– Это что за тип? – спросил шефа Хемингуэй, стоявший у стеклянной двери.

– Наследник, – ответил Ханнасайд. – Мистер Невилл Флетчер.

– Вряд ли он наш фигурант. Даже стоять ровно не в состоянии.

– Сержант, внешность обманчива. – Глаза Ханнасайда лукаво блеснули. – Этот вялый молодой человек – рекордсмен по прыжкам в высоту и, по словам адвоката, член сборной команды Оксфорда.