– Правда? В жизни бы не подумал. И он наследник? Пожалуйста, мотив для убийства номер один.

– Надо обратить на него внимание, если с тем неизвестным посетителем ничего не выйдет, – произнес Ханнасайд. – Смотрите, какие сокровища нам попались!

Сержант подошел к столу и, глянув через плечо шефа, разглядел три листочка, подписанные Хелен Норт.

– Долговые расписки, – пробормотал он. – Леди сорила деньгами будь здоров!.. От этих бумажек мерзко пахнет шантажом. Думаю, наш друг Ихавод[15] с разговорами об изобличении зла недалек от истины.

– Мое имя не Ихавод, а Малахия[16], – чопорно поправил из сада Гласс.

– Какая досада! – отозвался Хемингуэй. – Шеф, а те следы, какова их цена?

– По заключению экспертов, крайне маловероятно, что смертельный удар Эрнесту Флетчеру нанесла женщина. Тем не менее я тоже считаю, что эти расписки стоит изучить.

– Молодой Невилл об этой Хелен Норт не слышал?

– Я не спрашивал. Пока не хочу поднимать лишний шум: вдруг расписки к делу не относятся? – Ханнасайд перехватил взгляд Гласса. – А вам это имя что-нибудь говорит?

– Супруги Норт проживают менее чем в пяти минутах ходьбы отсюда, – медленно ответил Гласс.

С губ Хемингуэя сорвался беззвучный свист.

– Вы их знаете? – спросил Ханнасайд.

– Нет, сэр.

– А адрес?

– Их дом стоит на улице, параллельной Мейпл-гроув, и называется Честнатс.

Хемингуэй тем временем рассматривал фотографии, лежащие на столе.

– Да, Гласс, похоже, вы не промахнулись. Нужно отдать должное покойному Эрнесту: знал толк в женщинах. Настоящий гарем! – Он с восхищением взглянул на большой портрет очаровательной блондинки, одетой во что-то вроде веера из страусовых перьев. – Танцовщица Лили Логан. Ай да фигура!

Гласс содрогнулся и отвел глаза.

– «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?»[17] «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная»[18].

– У каждого свое мнение, – пробормотал Хемингуэй и, отложив портрет Лили Логан, оценивающе посмотрел на другую улыбающуюся красотку. – Вот что значит жить в свое удовольствие! О-па! – Его взгляд остановился на портрете кудрявой брюнетки. – Эту леди я где-то видел.

– Неудивительно, если вспомнить, что подруги покойного в основном из кордебалета, – сухо отметил Ханнасайд.

– «С любовью от Энжелы», – прочел вслух сержант и задумчиво потер подбородок. – В памяти что-то крутится… Шеф, а вам это лицо не знакомо?

Ханнасайд глянул на фотографию.

– Немного знакомо, – признал суперинтендант. – Актриса, наверное. В ближайшее время проверим.

Хемингуэй держал фотографию в вытянутой руке.

– А вы, Гласс, не в курсе?

– Не желаю смотреть на блудницу, – огрызнулся Гласс. – «Последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый»[19].

– Слушайте, да что с вами такое? – не выдержал сержант. – Какая-то актриса дала от ворот поворот?

– Я не вожусь с актрисами.

– Тогда прекратите их поносить! – Хемингуэй положил портрет на стол. – Шеф, у вас еще есть вопросы?

– Пока нет.

Распахнулась дверь, и в кабинет вошла мисс Флетчер. Бледная, в глубоком трауре, она смогла улыбнуться Ханнасайду.

– Ах, суперинтендант… Вы ведь суперинтендант, да?

Ханнасайд поднялся и незаметно накрыл фотографии бюваром.

– Совершенно верно, мадам.

Мисс Флетчер взглянула на заваленный бумагами стол.

– Боже мой, сколько у вас работы! Чаю не желаете?

Ханнасайд отказался, чем явно разочаровал хозяйку, и спросил, не хочет ли она с ним поговорить.

– Да, пожалуй, только, может, в другое время? Вы сейчас заняты, я не должна вас отвлекать.

– Мисс Флетчер, я в вашем полном распоряжении. Присядьте, пожалуйста. Гласс, подождите в коридоре.

– У вас такое доброе лицо! – заворковала мисс Флетчер. – Ничего подобного я не ожидала. Подкрепиться точно не желаете? Чашку кофе с сандвичем?

– Спасибо, мисс Флетчер, не нужно. О чем вы хотите поговорить?

– Боюсь, я напрасно трачу ваше время. Следовало спросить дорогого мистера Лоуренса, пока он был здесь. Мы с ним знакомы так давно, что считаем скорее другом, чем адвокатом. Надеюсь, он тоже так считает, хотя совмещать обе роли не обязан. Да, зря я его не спросила: вопрос как раз по его части…

– В чем дело, мисс Флетчер? – осведомился Ханнасайд, прервав бессвязный монолог.

– В репортерах, – призналась она. – Понимаю, беднягам нужно зарабатывать на жизнь, и если вдуматься, работа у них не из легких, да и обижать людей не хочется…

– Они вам докучают? – перебил Ханнасайд. – Просто передайте через дворецкого, что заявлений делать не намерены.

– По-моему, это не слишком любезно, – неуверенно проговорила мисс Флетчер. – Один из бедняг явно страдает от истощения. С другой стороны, очень не хочется видеть свою фотографию в газетах.

– Конечно, мисс Флетчер. Чем меньше вы им скажете, тем лучше.

– Полностью с вами согласна, но что делать с племянником? Невилл – большой балагур, а кто знает, во что поверят люди. Не могли бы вы с ним поговорить? Думаю, к вашим словам он прислушается больше, чем к моим.

– Что он затеял? – спросил Ханнасайд.

– Представился репортеру нашим лакеем. Мол, его фамилия Криппен[20], но он желает остаться инкогнито.

Ханнасайд ухмыльнулся:

– Ну, мисс Флетчер, из-за этого слишком переживать не стоит.

– Да, пожалуй, только другим репортерам Невилл представился югославским шпионом, прибывшим в Лондон с секретным заданием. Сейчас он на лужайке у парадного крыльца – потчует газетчиков нелепицей о международном заговоре, у истоков которого якобы стоял мой брат. Невилл – прекрасный актер, да еще по-сербски говорит, недаром по Балканам путешествовал. А ведь репортеров обманывать нехорошо, как вы считаете?

– Да, с прессой шутки плохи, – согласился Ханнасайд. – Прошу вас, Хемингуэй, скажите мистеру Флетчеру, что я хочу с ним побеседовать.

– Как мне вас благодарить!.. – воскликнула мисс Флетчер. – Нельзя забывать, что бедняжка Невилл вырос без материнской ласки. По-моему, этим многое объясняется. Он милый мальчик, и я очень его люблю, но почему-то бессердечный, как многие молодые люди в наши дни. Ничто его не трогает, даже трагедия вроде этой. – У мисс Флетчер задрожали губы, она нащупала платочек и промокнула глаза. – Извините, мы с покойным братом были очень близки. До сих пор не верится, что с ним могло такое случиться.

– Понимаю, мэм, для вас это страшный удар, – с сочувствием проговорил Ханнасайд.

– Да, мой брат был само обаяние. Его все любили.

– Мисс Флетчер, я сделал точно такой же вывод. Тем не менее выходит, как минимум один враг у вашего брата был. Вам никто в голову не приходит?

– Нет! Впрочем, все его… знакомые мне неизвестны. – Она с тревогой взглянула на Ханнасайда. – Мне хотелось и об этом с вами поговорить… Боюсь, вас удивит, что я затрагиваю такую тему…

– Мисс Флетчер, можете быть со мной предельно откровенны, – подбодрил ее Ханнасайд.

– Мой брат, – чуть слышно начала она, глядя ему через плечо, – заводил отношения… с женщинами.

Ханнасайд кивнул.

– Я брата не расспрашивала, и сам он ничего не рассказывал, но я, конечно же, знала о его романах. В дни моей юности дамы такое не обсуждали. Сейчас другие времена, молодые люди говорят на любые темы, и, по-моему, напрасно. Кое о чем лучше умалчивать, как вы считаете? Однако мне пришло в голову – я всю ночь об этом думала, – что моего брата могли убить… из ревности.

– Не исключено, – отозвался Ханнасайд.

– Если так, все обязательно вскроется. Но если вы поймете, что причина в другом, или вообще не выясните, кто убийца… может, личную жизнь моего брата не стоит предавать огласке?