Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Царь медленно выпрямился в своем кресле.

— Какой такой Богдан Хмель наш царский союзник? — гневно заговорил он.

— Они вольные казаки! — ответил Морозов.

— Какие же они вольные казаки, ежели под высокую царскую руку просились и государь изволил их принять? — вскипел Никон.

— Так он, Богдан, и с королем Жигмонтом ладил, и к султану перебежать хотел, и в шведах крепости себе ищет. Рыбе-то — где глубже! — тихо говорил Морозов.

— Неправо зришь, Иваныч! — сурово сказал царь. — Стар стал ты, боярин!

В царской комнате тихо, уютно, душисто от жарких печей. И все-таки здесь разыгрывался великий бой. Подобно двум лесным коням — лосям, бились перед царем два вельможи, бились за благоволение царское, стало быть — за власть. Это он, старый хитрец Морозов, задумал и давно готовил войну, собирал казну, и за это же стал досадой царю. Видать, дело Морозова проваливалось, Никон его одолевал.

Морозов понимал, что самолюбивый, скрытный царь никогда не простит ему пораженья, не позволит ему нападать на патриарха, который вместе с царем сладко тешился опасными, но увлекательными мечтаниями. Как показать царю, несмелому, нерешительному, но упрямому, на те топи, куда можно было ввалиться, идя за Никоном? Один мечтал стать патриархом Вселенским, другой уже именовал себя властелином Великой и Белой и Малой Русии, грезил о титуле короля Польского.

— Государь, — говорил Морозов, — покаместь наши рати отдыхают — вороги действуют. Готовят нам великие крепости.

Боярин распахнул шубу, из-за пазухи вытащил несколько склеек, стал разворачивать их.

— Изволь выслушать, государь, чего пишут голландские куранты — в Посольском приказе наши толмачи эти вестовые тетради перевели.

И властно обратился к Ртищеву, тыча пальцем в стопку:

— Федор, чти-ка здесь раздельно.

Ртищев взглянул на царя — тот кивнул головой:

— Чти, чти, Михайлыч!

— «Из Вендена пишут, — стал читать звонко Ртищев, — что в Цесарской области, в городе Регенбурге, польский посол живет. И просит тот посол у цесаря помощи против Московского государства, чтоб ему позволили австрицких ратных людей наймовать».

Царь слушал, всем телом подавшись вперед.

— И позволили? — спросил он перехваченным голосом.

— Так, государь, — отвечал Ртищев. — Позволили. — И продолжал читать по отмеченным местам: — «А от свейского короля в Поморье[113], и в Бремене, и в Гамбурге тоже гораздо много людей наймуют. А в городе Щетине места отводят, где табором тех людей быти, и множество наряду[114] туда везут и всякий ратный запас готовят— латы, ядра и всякие снасти к подкопам и шанцам. Только никто не ведает, куда думают идти…»

Ртищев стал искать глазами следующую отметку. Морозов, сложив руки на животе, крутил большими пальцами. Патриарх восседал и слушал недвижно.

— «Из Лифляндской земли пишут и приезжие оттуда в Амстердам люди сказывают, что царь московский в Смоленске войска свои готовит, чтобы им дан указ в Польскую землю идти. А у поляков всюду причинные места, где недругам пройти, — уже укреплены. И у них таких же немало добрых ратных людей в сборе. А татарский посол его величеству королю польскому сказывал, чтоб король ему ратных немецких людей на помочь дал, чтоб ему со своими теперь войну вести против московских людей. И буде того не учинит король польский, так он, хан Крымский, велит своему татарскому войску в свою землю назад идти и в своей службе коруне[115] польской откажет».

— Ага! — сказал царь.

Среди слушателей прошло движение.

Но Морозов поднял руку:

— Погодь, государь! Греки, что с патриархом Макарием приехали, сказывали мне под рукою[116], что поляки дали золота татарам и те послали сорок тысяч своих в Украину. Да дают полякам еще ратных людей и венгры да волохи.

— Чти дальше, Михайлыч!

— «И ради великого дня объявлено, что король польский велел в Варшаве большой съезд учинить, чтобы все сенаторы к сойму[117] приехали и подумали бы, как коруне польской против московитов стоять. А пану Горянскому велел король идти в послах к свейскому королю, а сам король польский по вся дни[118] с господином польским гетманом и с иными сенаторами в думе сидят».

Куда исчезли теперь блаженные мир и тишина, что после мовни на царицыной половине вошли было ненадолго в душу царя!

— «И из Крыму татарский посол в Свею поехал, чему король польский не мало дивился: ему, королю, от татар помочи мало, они у него только землю польскую разорили и выдробили. А будут ли татаре помогать шведам, неведомо».

— Ха-ха-ха! — царь засмеялся. — То-то оно и есть! Хитрые они люди, татаре!

— Погодь, государь, — снова упредил Морозов. — Чти дале, Федор Михайлыч! Тута!

— «Из Вильны, из Варшавы, из Гданьска пишут, что польские и литовские войска вельми[119] радеют, чтоб Могилев-город себе назад взять, только не могут его одолеть. Московские люди, что в Могилеве сидят, таково крепки, что ни на какой уговор даваться не будут, будут сидеть, биться до последнего человека».

— Видишь, государь, что думают про нас ляхи? — сказал Морозов. — Они биться крепко хотят, и нам к тому готовиться нужно. Владыко святой, — обратился он к патриарху, — как разумеешь? Смоленск не конец войны, разве начало. Не ведает король польский, что ты, государь, учинить хочешь, а и то добро, что не ведает. Читай, Федор Михайлыч.

— «А по сие время никто не ведает, где царь московский пробывает, а в Вильне сказывают, что царя московские люди окормили ядом да извели…»

— Ох господи, царь небесный! — перекрестился царь. — Чего бездельники выдумали!

Патриарх покачал головой:

— Только разумные люди тому не верят. «На Москве, сказывают, по-старому готовятся воевать, хоть мор на Москве еще не унялся».

— Ладно, довольно! — сказал Морозов, затем стал свивать столбцы. — Видать, государь, все немцы против нас Еуропой встают! Придется биться крепко. Как укажешь, чего творить? Коль в воду влезли, плыть надобно. Дело-то не простое.

— Что ты ж скажешь, Иваныч? — тихо спросил царь.

— Первое дело, государь: война — дело дорогое. В старину воевали просто — татаре на конях весь мир, почитай, взяли. А как? В землю чужую налетят, да ограбят, да дань наложат, да уйдут. Так нам нельзя! Ежели мы будем земли чужие налогами обкладывать, народ там будет бунтовать…

— Не хуже нашего! — сказал царь. — Что ж нужно, Иваныч?

— Деньги, государь! Серебро! Я, государь, раб твой, всю мою жизнь казну собирал. Сила государства — в серебре. А серебра у нас нету. В земли чужие пришедши, нужно за все платить, тогда и патриаршьим грамотам наши единоверные люди верить будут. А ежели мы налоги да подати брать там будем, да ихний народ необыкший на правежи нашим обычаем поставим али ратные голодные наши людей грабить учнут — конца войне не видать. Думаю потому так: Смоленск взяли — русское строенье, и ходить нам дале не надо. Там и стать. Король-то польский на нас не пойдет — его шведский король удержит.

Пусть два медведя себе на гибель грызутся, а мы свою землю крепить будем!

У патриарха даже в бороде шевелилось презренье, сумен стал и царь. Речи Морозова были несносны, поносны, тяжки обоим. Или сегодня на Красной площади не праздновали восторженно великой победы? Или царь не держал на руках своих мягкое, нежное тельце наследника своего, будущего короля польского Алексея Алексеевича? Или сегодня не доложили патриарху его бояре, что прибыл тайно от цесаря, из Вены, от самого папы посол, некий кардинал, хочет с ним видеться тайно же? Морозов-то на молоке ожегся и на воду после Соляного бунта дует!

вернуться

113

В Померании.

вернуться

114

Пушек.

вернуться

115

Короне.

вернуться

116

Секретно.

вернуться

117

Сейму.

вернуться

118

Все время.

вернуться

119

Очень.

81
{"b":"237976","o":1}