— Ах, господин граф, я должен пожаловаться на ваших недисциплинированных дикарей. Похоже, они начисто лишены чувства уважения к тем, кто по положению стоит выше их, как, впрочем, и других чувств. Предупреждаю, если вы не справитесь с ними, у нас будут неприятности. Мои люди отнюдь не расположены терпеть наглость этих животных.
Кадудаль порывисто шагнул вперед. Его лицо пылало.
— Громы небесные! — взревел он, взмахнув огромной ручищей. — Это еще кто такой?!
Пюизе, воплощение утонченной властности, в красном, отделанном золотым кружевом мундире, с рыжеватыми, словно припудренными сединой волосами, на полголовы возвышаясь над долговязым Д’Эрвийи, покорил небольшое общество изысканной учтивостью. Он представил собравшихся друг другу.
— Полковник граф Д’Эрвийи, командующий армией эмигрантов, — кратко отрекомендовал он одну сторону. Что касается другой, то здесь он умышленно был более подробен: — Это господин маркиз де Шавере, в коем вы, несомненно, признаете старого знакомого. Мы в неоплатном долгу перед ним, поскольку именно он разоблачил измену Корматена. А это — Жорж Кадудаль и Пьер Сен-Режан, славные герои Бретани, принесшие победу белой кокарде не в одном десятке сражений.
Д’Эрвийи с удивлением уставился на того, кто некогда был его наставником в искусстве фехтования, и обменялся с ним несколькими любезными фразами. Затем его взгляд отклонился в сторону, и в мгновенно похолодевших глазах отразилось бесконечное презрение к осанистому хмурому Кадудалю, одетому в серую куртку и мешковатые штаны, и к ухмыляющемуся Сен-Режану с его подвижным большеротым лицом комедианта и нелепым гусарским доломаном. Д’Эрвийи едва удостоил обоих кивком головы и снова обратился к Пюизе:
— Я должен просить вас навести порядок, дабы мне не пришлось больше жаловаться на ваших шуанов.
Пюизе, казалось, опять не заметил высокомерия Д’Эрвийи, которое забавляло Сен-Режана и вызывало гнев Кадудаля.
— Поскольку мы собираемся почти немедленно выступать, — спокойно ответил он, — вам не стоит заботиться о таких пустяках. Я хотел сообщить вам, граф, что мы снимаемся с лагеря завтра на рассвете.
Взгляд Д’Эрвийи стал еще более надменным.
— То, что вы предлагаете, совершенно невозможно.
— Значит, должно стать возможным. И я не предлагаю. Я приказываю. Вы меня премного обяжете, проследив, чтобы все было готово.
Надменность Д’Эрвийи, которая до сих пор еще кое-как держалась в границах допустимого, наконец переступила их:
— Да будет мне позволено узнать, куда мы направляемся?
— Вперед. В Плоэрмель. Это наш первый пункт назначения.
Пюизе повернулся к длинному кухонному столу с разложенной на нем картой.
— Я покажу вам...
— Одну минутку, господин граф. Одну минутку! Неужели вы предлагаете нам покинуть берег до прибытия сил под командованием Сомбрея, за которыми уже возвращаются в Плимут транспортные суда?
Какое-то мгновение казалось, что любезность Пюизе подвергается суровому испытанию. Но он удовольствовался тем, что излил нетерпение в глубоком вздохе.
— Позвольте мне самому судить об этом.
— Не могу.
Пюизе резко обернулся.
— Не можете? Черт возьми! Боже, даруй мне терпение! Едва ли есть необходимость говорить вам, что в подобных делах скорость имеет первостепенное значение. Быстрое, решительное продвижение застигнет Западную армию врасплох, до того как она успеет сконцентрироваться, и послужит стимулом ко всеобщему восстанию, благодаря которому мы получим дополнительные силы, необходимые для похода на Париж.
Скривив губы, Д’Эрвийи невозмутимо покачал головой.
— Ваши слова, сударь, меня не убеждают.
— Боже правый! — вырвалось у Кадудаля.
Пюизе опять улыбнулся.
— Прежде чем мы достигнем Плоэрмеля, вас убедят события. К тому времени наши пятнадцать тысяч шуанов превратятся в пятьдесят, а то и в сто тысяч, что более вероятно. Это число удвоится людьми из Нормандии и Анжу по пути в Лаваль, где к нам присоединится мэнский контингент.
Д’Эрвийи раздраженно пожал плечами.
— На основании того, что я видел, ваши шуаны не вызывают у меня особого доверия, точнее, никакого, если их не разбавить испытанными в бою войсками, которые мы ожидаем.
Пюизе начал терять терпение.
— Полковник, я не признаю за вами права судить о боевых качествах шуанов, которых вы на самом деле совсем не знаете.
— Я знаю, что такое настоящие солдаты, и различаю их с первого взгляда. Но не будем спорить. Я нахожу безрассудным выступать до прибытия пополнения. Я знаю, что говорю. Военная осторожность, а в ней я несколько разбираюсь, требует, чтобы мы оставались здесь, вблизи моря, чтобы обеспечить пополнению безопасную высадку.
— Разве мы хуже обеспечим ее, когда вся Бретань будет принадлежать нам? А я обещаю вам, что так и будет ко времени прибытия Сомбрея.
— Но не в том случае, — осмелился вставить Кантэн, — если вы будете тянуть с ее захватом.
Не обращая внимания на взгляд Д’Эрвийи, которым тот смерил его, словно дерзкого лакея, Кантэн обратился к Кадудалю:
— Почему вы не расскажете им обо всем, что вам известно?
— Про Гоша? Черт возьми, да у меня просто дух захватило, пока я слушал рассуждения этого господина об искусстве ведения войны. Он все знает. Ну да ладно, дело вот в чем: Гош сейчас находится в Ванне с отрядом не более чем в пятьсот человек, остальная часть его Западной армии рассеяна по всей Бретани. Ваша высадка застала щенков врасплох, и я не думаю, что Гош спокойно спит с тех пор, как узнал о ней. Его постоянно преследуют кошмарные видения, как его разбросанным по провинции отрядам перережут глотки, прежде чем он соберет их. Но времени он не теряет, и вызванные им войска уже спешат в Ванн. Сегодня к вечеру у него будет пара тысяч человек, к концу недели, если мы ничего не сделаем, чтобы этому помешать, их будет тринадцать или четырнадцать тысяч. Его курьеры галопом скачут в Париж с требованием срочного подкрепления. Это вызовет такую панику у господ санкюлотов, что дней через десять в распоряжении Гоша будут все мушкеты и все сабли, которые они сумеют разыскать.
Какое-то время Д’Эрвийи в полном молчании не сводил с Кадудаля хмурого взгляда.
— Каков, — наконец спросил он повелительным тоном, — источник ваших сведений?
Кантэн с откровенным изумлением взглянул на Пюизе.
— И он еще спрашивает про источники!
— Такой дотошный господин, — усмехнулся Пюизе.
— Пресвятая Дева! — Кадудаль едва не задохнулся. — Сударь, неужели все, о чем я говорю, само не бросается в глаза? Разве ваша хваленая опытность в военных делах не подсказывает вам, что только так Гош и будет действовать?
— Именно поэтому, — сказал Пюизе, — так важно совершить быстрый переход, одним ударом стать хозяевами Бретани и призвать ее верных сынов под наши знамена, пока республиканцы, собравшись с силами, не успели им помешать и посеять неверие в победу.
Лицо Д’Эрвийи было непроницаемо.
— Повторяю, сударь, вы меня не убедили, — проговорил он.
Пюизе пожал плечами.
— В таком случае — к черту убеждения! Вы получили мой приказ. Этого достаточно.
— Я не обязан выполнять ваши приказы.
— Сударь! — в мгновение ока Пюизе преобразился. Его голос звучал жестко, в глазах сверкал грозный огонь. — Кажется, я не все понял.
— Полагаю, вы понимаете, что ваша власть распространяется только на ваших шуанов. Командование экспедицией поручено мне.
— Кем?
— Британским Кабинетом.
Пюизе потребовалось некоторое время, чтобы справиться с собой.
— Если бы сказанное вами было правдой, а я утверждаю, что это не так, ваши полномочия не могли бы превысить полномочий, которыми меня наделил король. Тогда не было бы необходимости напоминать вам о том, о чем вы принуждаете меня напомнить. Вам прекрасно известно, что его величество, еще будучи регентом, назначил меня главнокомандующим Королевской католической армией.
— Почему вы остановились? — огрызнулся Д’Эрвийи. — Приведите свой титул полностью, дабы устранить непонимание. Главнокомандующий Королевской католической армией Бретани. Армия, с которой я высадился, не входит в это узкое определение. Ваше командование, как я и сказал, ограничивается командованием над вашими бретонцами, вашими шуанами. Вы...
