Пюизе пожал плечами.

— Потому что я вел за собой свору трусов, которые бежали при первом залпе. Но вы, кажется, недовольны самим поступком, а не его результатом.

— А на основании чего вы судите о поступке? Кантэна возмутило высокомерие Д’Эрвийи, и он отважился вмешаться:

— Иногда о поступке судят по намерениям, которыми он продиктован.

— Благодарю вас, сударь, — и Пюизе снова повернулся к Д’Эрвийи. — Именно так судят о нем люди куда более значительные, чем вы.

Д’Эрвийи вскинул голову.

— Чем я?

— Полагаю, вы не станете возражать, если я так скажу о принцах. Что же касается государственной мудрости, то вам волей-неволей придется согласиться с такой характеристикой мистера Питта.

Старый герцог Д’Аркур счел нужным вступить в разговор:

— Вы хотите сказать, сударь, что они оказывают вам честь своим доверием?

Пюизе поднял брови.

— Боже правый! Мне остается предположить, что ваша светлость проспали все последние месяцы. Именно их доверие, господин герцог, позволяет мне хладнокровно сносить отсутствие оного у куда менее значительных особ. Хоть вы и ставите под сомнение мою чистоту, ее безоговорочно признает чистейший из чистых, мой добрый друг его высочество граф Д’Артуа.

При этих словах у некоторых перехватило дыхание. Старый герцог в гневе ударил тростью об пол.

— Какая ни с чем не сравнимая наглость! Господи, я задыхаюсь! Назвать его королевское высочество своим добрым другом!

Пюизе остался неколебим в своей высокомерной учтивости.

— Это определение принадлежит его высочеству, — он вынул из кармана письмо. — Посмотрите собственными глазами, герцог, как обращается ко мне его высочество. «Мой добрый друг», разве не так? Читайте дальше, если пожелаете. Он хвалит меня за труды и пишет о своем нетерпении возглавить собранную мною армию.

Величественный вид и презрительный тон Пюизе заставили смолкнуть неодобрительный шепот, поднявшийся над группой аристократов.

— Надеюсь, доверие его высочества не будет обмануто, — сухо заметил герцог.

— Можете быть в этом уверены, — ответил Пюизе. — Между прочим, у мистера Питта тоже нет никаких сомнений на сей счет.

— Уверенность мистера Питта едва ли поможет нам, — усмехнулся один из присутствующих.

— Думаю, что поможет, когда примет материальное выражение, то есть превратится в корабли и в солдат, не говоря уже о снаряжении и боеприпасах для армии, которая ожидает меня в Бретани.

— Вам удалось убедить мистера Питта, что в Бретани вас ожидает армия? Черт возьми! Вы обладаете редким даром убеждать. Поздравляю.

— Благодарю. Я вполне заслужил ваши поздравления. Армия соберется под моим штандартом, как только я подниму его.

Он взглянул на собравшихся вокруг него эмигрантов и, словно щеголяя своим великолепным ростом, откинул голову.

— Ах, господа, я мог бы стать герцогом Бретонским, если бы захотел, — похвастался он.

— Полагаю, — прокудахтал Д’Аркур, — мистер Питт и в этом уверен. Что за бесхитростный джентльмен, этот мистер Питт!

С видом, исполненным презрения, он отошел от Пюизе, что послужило для остальных сигналом удалиться.

— Вы поверите мне, когда вас пригласят записаться в армию, — бросил им вслед Пюизе. — Неплохая возможность для вас, господа, пролить кровь вместо того, чтобы заниматься пустой болтовней.

Раздраженные аристократы покинули фехтовальный зал, и вскоре в академии не осталось ни одного француза.

Барлоу принес графины с вином, и в глубокой нише окна, выходившего в промокший от февральских дождей сад, Кантэн остался наедине с гостем.

— Не понимаю, какой вам смысл дразнить их своей похвальбой?

— Похвальбой? Разве я хвастался? — Пюизе удобно расположился в кресле. — Но если и так, то я хвастался только тем, чего могу достигнуть. Меня забавляет, когда я вижу, как эти болваны корчатся и брызжут своим бессильным ядом. Каждый из них скорее согласился бы поставить крест на французской монархии, чем видеть меня главой Реставрации [...видит меня главой Реставрации... — Реставрация — восстановление на троне свергнутой династии; реставрация Бурбонов, приведшая к власти графа Прованского под именем короля Людовика XVIII, произошла в 1814 г]. Не ворчите на меня за то, что я не отказал себе в удовольствии прокукарекать перед этими ослами, что мне, наконец, удалось убедить британское правительство поддержать мое предприятие.

— Вы в этом действительно уверены?

— Черт возьми! Неужели вы тоже решили оскорбить меня? Корабли, люди, оружие, обмундирование, боеприпасы и все остальное. Питт дал мне твердое обещание. В Бретани стоит моя армия. Она ждет моего сигнала.

Кантэн, который стоял лицом к графу, вдруг ощутил прилив воодушевления.

— Когда мы отплываем?

— Мы? Послушайте, а вы-то здесь при чем?

— Вы, разумеется, не думаете, что я не захочу присоединиться к экспедиции? По-моему, мне есть за что сражаться.

— В этом нет необходимости, — с некоторым сомнением проговорил Пюизе. — Пока все не закончится, вам лучше оставаться здесь. А там уж позвольте мне позаботиться о восстановлении ваших законных прав. Это увенчает все мои труды.

Кантэн внимательно посмотрел на графа.

— Вам угодно смеяться, — сказал он.

— Но отчего же?

— Еще немного, и вы договоритесь до того, что британские корабли и вашу бретонскую армию должно использовать для восстановления законных прав маркиза де Карабаса.

— Маркиза де Шавере, — с серьезным видом поправил Пюизе. — Клянусь честью, возможно, вы ближе к истине, чем полагаете, — беззаботно рассмеявшись, добавил он, чем привел Кантэна в еще большее изумление.

— Напротив, дальше некуда. Но давайте говорить серьезно. Я поеду с вами. И чем скорее, тем лучше.

— У вас есть на то причина? Какая?

— Сугубо личного свойства.

— Дьявол вас забери! Не хотите отвечать — не надо. Но если вас беспокоит мысль о Шавере, то могу вас заверить, что оно в полной безопасности. Во время моего последнего путешествия я озаботился получить о нем исчерпывающую информацию. Оно было конфисковано и продается. Его можно было бы купить за бесценок, но недоверие к нынешним порядкам делает продажу невозможной. Покупать земли, которые завтра же, с приходом Реставрации, будут возвращены их законным владельцам, дураков нет. Я, собственно, и пришел сюда сегодня, чтобы сообщить вам об этом.

— Не знаю, как вас и благодарить, — интерес, который проявлял к нему Пюизе, был для Кантэна источником все возрастающего изумления. — У моего нетерпения совсем другие причины.

— О которых, как я понял, вы не желаете говорить. Ладно, ладно. Посмотрим, — Пюизе осушил бокал и поднялся, собираясь уходить. — Я дам вам знать, когда буду готов к отъезду.

Целый месяц его не видели на Брутон-стрит. Однако Кантэн слышал о нем, и, поскольку источником его сведений являлись эмигранты, все, что он слышал о графе, было не к чести последнего.

Сперва они попробовали разузнать, что связывает Кантэна с человеком, которого без стеснения называли выскочкой и авантюристом.

— Он мой друг. Во Франции он спас мне жизнь. Думаю, этого более чем достаточно.

Таким или равно холодными ответами Кантэн осадил нескольких любопытных.

На некоторое время злые языки поумолкли. Однако когда по городу разнеслась весть о том, что Пюизе действительно добился поддержки Питта и доверия принцев, они заработали с новой силой. Вспомнили и передавали из уст в уста, что в 1789 году он был избран в Генеральные штаты как представитель дворянства, но предательски голосовал за третье сословие. В душе он всегда был республиканцем, но поскольку даже революционеры отвернулись от него, он объявил Республике войну. Он хитростью втерся в доверие к принцам. Хитростью навязал себя шуанам, воспользовавшись смертью Руэри, стоявшего у истоков этого движения и превратившего его в грозную силу.

Кантэн не скрывал своего презрения к этим слухам, справедливо приписывая их мелочной зависти к человеку, который обладал несомненным превосходством над завистниками и клеветниками.