— Ты не поставила раму на предохранитель. Или я. Пустяки, — помрачнел Пламен. Ему показалось, что к ним подкрадывается беда.
Впрочем, подобные предчувствия часто посещают счастливых людей, а Бончев не отличался склонностью к суеверию. В том, что Клара умерла на пятом месяце беременности, был виноват случай: ее легонько толкнул велосипедист на узкой тенистой улочке недалеко от дома. Клара вышла в киоск, торговавший горячими пончиками. В восемь утра! Ей безумно захотелось пончиков. Пламен, естественно, сладко спал.
К нему прибежала испуганная соседка — к пострадавшей пришлось вызвать «Скорую». Клара споткнулась о парапет, неловко упала, вероятно, испугавшись велосипедного звонка. Через три дня она скончалась в больнице от острого сердечного приступа.
Больше Пламен не женился. Киоск, торгующий пончиками, обходил стороной — его мутило от поджаренного в масле теста. После того как Клару увезла «Скорая», кто-то из соседней отнес ее сумку домой к Бончевым. Пончики так и лежали на кухонном столе несколько дней, пока их не убрала прислуга, вызванная для устройства поминок.
Но привязанность к дому, названному Кларой «Маргаритка» в честь газона, покрывающегося с мая мелкими бело-розовыми цветами, осталась. Просто теперь в нем жил другой человек — странноватый, несколько неряшливый вдовец, то не выходивший за ворота по нескольку дней, то устраивавший шумные, многолюдные пирушки.
После недели выматывающей работы в мастерской Пламен дня три сидел дома, пил водку и листал наваленные кучей журналы. Телефонную трубку не поднимал — меньше всего ему хотелось в такие дни беседовать с навязчивыми поклонницами. А их было немало. Поджарый, смуглый брюнет с седой прядью в жестких вьющихся волосах и глубокими складками в углах крупного, редко теперь улыбавшегося рта нравился женщинам.
Просыпался он в такие дни далеко за полдень и, разбросав листы бумаги на столах, диванах, креслах, нервно ходил между ними, зажав в кулаке фломастеры. На листах оставались отметины, линии, штрихи. Через несколько часов Пламен либо уходил на кухню, оставив доработку эскизов на потом, либо складывал рисунки в стопку. Они станут основой следующей серии фотографий. Или не станут. Все больше нереализованных проектов находило приют на деревянных стеллажах, все реже гонял до исступления свою команду требовательный маэстро, все чаще посещала неугомонного Бончева серая, заурядная тоска.
…Открыв глаза, он прежде всего увидел круглый циферблат забавных «улыбающихся» часов, висящих на стене против кровати. «Мы станем стариками, а они все так же будут улыбаться нам», — умилялась Клара. Пламен с отвращением поморщился — уже час дня, появляться в студии не имеет смысла. Лучано все отлично сделает сам. «Все прекрасно обойдутся без меня. А когда я однажды не проснусь, меня обнаружат лишь на третьи сутки. Если это совпадет с визитом синьоры Рузани, конечно». — Эта почтенная дама необъятных размеров убирала в доме два раза в неделю, ворча на хронический беспорядок. Она не уставала удивляться количеству одиночных носков, разбросанных где попало, и разнообразию оставленных после пирушки бутылок.
До прихода синьоры Рузани оставалось шестьдесят часов, а комната выглядела так, словно не убиралась месяц. Пластиковые бутылки из-под минералки, наполовину початые, стояли где попало. Рубашки и тенниски валялись на креслах, пуфе, комоде, на коврике возле кровати глянцево блестела пестрая кипа газет и журналов, сброшенная накануне с одеяла движением ноги. Клара любила наводить уют в спальне и в доме. Теперь он был не нужен Пламену. Прибранный дом напоминал кладбище.
Прищуренный глаз, оторвавшись от стакана с водой, медленно продвинулся к пестроте бумажных листов, машинально отмечая качество попадавшихся снимков. Неплохое качество, прочная заурядность. И лица все, как одно, — что политикан, что стюард — гладенькие и радостные. Увидав ее, он мгновенно вскочил, уставясь на разворот журнала. Протер глаза и прочел: «В субботу в ресторане отеля состоится банкет по случаю закрытия конференции «Музыка сегодня»… Синьора Решетова представляет Российский фонд…» Решетова!
Красивая блондинка в бежевом костюме была заснята, очевидно, в момент доклада. Возле ее вдохновенного лица серебрилась головка микрофона. Пламен взглянул на число на обложке. Журнал провалялся почти неделю. Целых семь дней она была совсем рядом! Судьба прислала Лару в Милан, а он даже не почесался! Ведь мог увидеть и все объяснить… Пора бы облегчить душу, ведь случая скорее всего больше не представится.
Он бросился в душ и уже под струями холодной воды сообразил, что опоздал на два дня. Кто же останется до понедельника, если прощальный банкет состоялся в субботу?
«Мерзавец, ты ищешь лазейку, чтобы упустить последнюю возможность. А если она задержалась в Милане, чтобы походить по музеям, если не торопится домой, если у нее здесь любовник, в конце концов?!»
Наскоро выпив крепкий кофе, он тщательно оделся, изменив джинсово-спортивному стилю, и выкатил из гаража ярко-желтый «Порше». Кое в чем Бончев все еще, скорее по инерции, чем по вдохновению, придерживался эксцентричного стиля, диктуемого имиджем богемного маэстро.
Дождь прекратился, сквозь плотную завесу ровной, матовой облачности крупным пятном белело солнце. «Словно софит М-32 здорово подсел». Всю дорогу Пламен упорно рассеивал внимание на мелочи, сочиняя, как бы снял репортаж о рекламных тумбах и урнах, попадающихся на пути.
Бетонно-стеклянный подъезд отеля густо оплетал подозрительно-зеленый плющ, а латунные урны сияли ярче солнца. Администратор, сверившись с журналом регистрации, любезно объяснил, что последние участники конференции покинули отель в воскресенье. Синьора из России отбыла в субботу.
— Мне необходимо разыскать кого-либо из организаторов, оставшихся в Милане. Дело в том, что фотоматериалы, подготовленные моей студией для русского журнала, несколько запоздали. Я должен был передать их синьоре Решетовой. — Пламен протянул администратору солидную визитную карточку.
— Наш фотограф снимал заключительный банкет. Было много весьма серьезных государственных лиц, представители ЮНЕСКО, знаменитостей! За снимками должен прибыть курьер из Миланского музыкального центра. — Администратор сделал знак подождать и через минуту вернулся с пакетом. — Вот здесь стоит штемпель с их адресом.
— Можно взглянуть? — Пламен неторопливо достал фотографии. Вот и она. В черном платье с жемчужной брошью и бокалом в руке. Господи, до чего же знакомый, такой сомневающийся взгляд! Будто судьба протягивает ей роскошный подарок, а она боится протянуть руку. Не верит подаркам… Рядом господин в сиреневом смокинге. Старый знакомый! Такого забыть трудно.
— Позвольте, это, кажется, Серж Бонован из Парижа. Мы как-то встречались на концертах.
— Да, мсье был дружен с дамой из Москвы. Но, к сожалению, еще вчера он выехал из отеля.
Найти телефон Бонована для Пламена не составляло труда. Через полчаса, сидя в кабинете своей студии, он набирал парижский номер. Без малейшего трепета, поскольку был уверен, что на этом ниточка поиска оборвется.
Бонован оказался в офисе. Мало того, он узнал Бончева и рассыпался в комплиментах по поводу его последней композиции «Варьете».
— Серж, я разыскиваю одну даму. Она русская, мне необходимо срочно пощелкать ее. К сожалению, мы опоздали на конференцию, делали крупный заказ в Южной Америке. А до Москвы мне пока не добраться.
Бонован закряхтел, очевидно, задумавшись. «Ну, давай, давай, старина, скажи, что проводил даму в аэропорт к московскому рейсу, — мысленно молил Бончев. — Последний шанс окажется упущенным, об этой истории будет забыто навсегда».
— Видите ли, друг мой… Не думаю, что Лара Решетова поторопилась вернуться домой.
— Возможно, кто-нибудь знает, где ее можно разыскать? — Пламен злился на себя — желание увидеть Лару боролось с инстинктом самосохранения. Спрятаться, уйти от тяжелых объяснений, вот что следовало бы сделать разумному человеку. А Пламен продолжал настаивать: — Мне чрезвычайно необходимо встретиться с этой синьорой.
