— Поздравляю. — Снежина перешла на английский. — Здесь все слышно. — Она достала из холодильника нарзан и лукаво улыбнулась. — Хочешь рассказать?

Лара кивнула, взяв запотевший стакан.

— Скажи, я ведь могу пригласить Пламена в Москву? Мне надо познакомить его с родителями.

— Ты полагаешь, они будут рады? — с непонятной интонацией осведомилась болгарка. Лара не заметила сомнений в ее голосе — она сейчас ощущала только одно — фонтанирующее, переполняющее ее через край счастье.

— Ой, Снежа, он такой замечательный! Самый лучший. И ты, ты тоже! — Девушки обнялись.

В коридоре послышались шаги, кто-то открыл дверь и прошмыгнул в ванную. Раздался шум включенного душа. Подруги изумленно переглянулись.

— Пойду смотреть. — Снежина поднялась и столкнулась в дверях с влетевшим без стука Пламеном.

— Девочки, помогите крошке. Она там, я велел ей умыться.

Снежина и Лара кинулись в ванную и минут через пять привели укутанную в полотенце Анжелу. Снежина протянула ей бутылочку с лосьоном:

— Этим надо снять грим. У тебя тушь размазана.

Певица представляла жалкое зрелище — вспухшее лицо с пестрыми следами расплывшейся косметики, оторванный рукав легкого платья, кровоточащая ссадина на запястье, которую она заматывала своим алым капроновым шарфом. Всхлипывая, Анжела послушно принялась протирать лицо лосьоном. И, похоже, ничего не собиралась разъяснять.

— Что случилось? Ты можешь сказать хоть что-то? — Снежина и Лара призвали курившего на балконе Пламена.

— Ночь чудес, мои дамы. — Он сел в кресло у торшера. Девушки заметили ссадину на левой скуле фотографа. — Я уложил Лару спать и вышел пройтись к морю. Мысли всякие, чувства (он бросил в сторону Лары жгучий взгляд). А там такая красотища! Мне даже хотелось спеть какую-нибудь арию. Стал вспоминать по-итальянски вот это… «Аве, Мария», — напел Пламен.

— Это не ария, — буркнула Анжела, не поднимая глаз.

— Все равно не успел — услышал крики… Нет, это были не стоны любви и не перебранка влюбленных. Прямо через кусты я рванулся на звуки… двое верзил волокли куда-то эту крошку. Она явно сопротивлялась. Пришлось вступиться. — Он потер запястье и обратился к Анжеле: — Извините, леди, если спугнул ваших кавалеров.

— Спасибо. — Девушка явно успокоилась, взяв у Снежины стакан с холодной водой и торопливо опорожнив его. — Спасибо, что помогли. Вообще, я вас всех давно заметила. Думала, заносчивые типы, блатная компания… Ну и всякое такое. Вы оказались хорошие ребята. — Она высморкалась в протянутый Ларой платок. — Меня зовут Анжелика.

— Это мы слышим каждый вечер. «Солистка ансамбля — Анжелика Градова!» — изобразил Пламен Сашкины слова.

— Ты хорошо поешь, мы всегда обсуждали, как ты выглядишь. Ты очень милая, — ободряюще улыбнулась Снежина. — Будешь спать у меня. Мы тебя не отпустим. Страшно, и рука у тебя сильно поранена.

— Гад проклятый!.. — пощупала ушиб Анжела. — Сашка, наш руководитель ансамбля, гитарист, учился со мной в одной школе. Мы вообще соседи и долго дружили. Он решил, что имеет на меня права. А я не хочу!

— Выходит, мне надо было шугануть только его? — уточнил Пламен.

— Нет! Тот, второй, еще хуже… Морда — во! Он здешний начальник, помог нашему ансамблю устроиться на работу в «Буревестник». И теперь ждет, чтобы я «расплатилась».

— Ужас какой! — искренне ахнула Лара. — Как его фамилия? Это же партийный работник! Я все расскажу отцу!

— Ой, нет, не надо! Спасибо, конечно… Я бы и сама этот вопрос уладила. Все шло мирно. Но Сашка как с ума сошел… Влепил мне пощечину, Роберта Степановича пониже живота коленом двинул… А потом они стали тянуть меня в разные стороны, да еще кричали всякие гадости на всю территорию. Господи, что теперь будет? Федорчук меня выгонит.

— Тебе нечего бояться. Я завтра с директором поговорю, все улажу, — пообещала Лара, переполненная счастьем. Ей так хотелось, чтобы и другие получили хоть частицу ее радости. — Хочешь спать у меня?

— Девушка проведет ночь в моих апартаментах, — твердо произнес Пламен, значительно посмотрев на Лару. — Я все равно собирался встречать рассвет у моря.

…Рассвет они встретили в номере Лары. За стеной спала измученная волнениями Анжела. Вся компания пропустила завтрак. А когда они выбрались к зданию столовой, держась тесной группой и чувствуя себя бойцами за справедливость, то сразу увидели двигающегося навстречу Юрия Кузьмича. Анжела стиснула зубы и шагнула вперед из-за спины заслонившей ее москвички. Нарушители дисциплины приготовились к сражению. Широко распахнув руки, директор улыбался:

— Ну, я рад — все в сборе и все здоровы! Ни на минуту глаз не сомкнул, вот ведь работа какая! Ходишь здесь за каждым, как отец родной… Под утро шахматиста у корта нашел — спал прямо на лавке. Не трогайте, говорит, я гамбит какой-то разыгрываю… А Сашку-гитариста пришлось с дружинниками выпроваживать. Перебрал парень.

— Он дома? — насторожилась Анжела.

— Все на своих местах, Градова. Никаких инцидентов. Поступила инициатива от старших товарищей. — Он задумчиво посмотрел на болгарина и Решетову. — Предупреждаю, — строго закрытая информация… Товарищ Паламарчук проявил инициативу угостить американского друга местной экзотикой. Но не вдвоем же им сидеть весь вечер? На ужин в ресторан «Аул» приглашен узкий круг друзей: Лара Решетова, Снежина Иорданова с сопровождающим ее фотографом Бончевым и комсомолка Градова с чемпионом по шахматам Зиновием… — Федоренко запнулся, не рискнув произнести фамилию Костержец, в которой все время путался. И добавил, обратившись к Пламену: — Фотографировать будем только официальную часть.

В комнате Арчи Келвина воцарились густые сумерки. Щелкнув выключателем, он зажег три лампы под черными абажурами.

— В качестве подкрепления могу предложить яичницу с беконом. Моя история движется к потрясающему финалу. Эй, да ты не спишь, парень?

— Меня с детства интересовала история. Особенно средние века, рыцари, король Артур и прочие примочки. Но семидесятые… Это вроде и близко, но совсем непонятно. Особенно СССР. Дальше, чем средневековье. — Сид последовал за хозяином на кухню. — Мне два яйца, если можно.

Келвин справлялся с кулинарной задачей чрезвычайно ловко. Действовал быстро и аккуратно, как заправский повар, — резал лук, шинковал окорок, сбивал с пивом яйца. Вскоре запахло жареной ветчиной, зашкворчал на сковороде пышный омлет. Арчи достал тоник.

— Будем разбавлять джин сильнее. А то у меня язык заплетается.

— Неудивительно. Вещаешь, как диктор по радио. Без перерыва на рекламу. Скажи, Арчи, а где же в это время находилась карта?

— В том-то, малыш, все дело! — Келвин одним движением стряхнул со сковороды половину яичницы на тарелку Сида. Попал точно, не задев отшатнувшегося парня. — Этот дерьмовый пройдоха Паламарчук все десять раз взвесил, но решил по своим каналам проверить мою личность. И сказал еще при первой встрече, накануне праздника Нептуна:

— Извини, друг, но такие сокровища не дарят. Через пару дней я получу информацию, и акт передачи состоится — я тебе слайд с картой, ты мне — кусок зеленых?

— А если карта фальшивая? — на всякий случай поинтересовался я, хотя уже понимал, что этот трюк русскому ни к чему. — Может, ее еще при Сталине подменили.

— Тогда мы оба в полной жопе. Без тебя мне не справиться. У меня других способов подобраться к слиткам и изъять их нет. У тебя же нет других способов проверить меня и карту. Согласись, тысяча баксов — не капитал. Скромная плата за надежду. Но… — Он зашептал мне в ухо: — Я посылал аквалангистов в пещеру. Там что-то действительно припрятано в стальных контейнерах. Не мог же я предложить ребятам проверить… Сказал: фашистский архив, под опекой КГБ. Больше туда, думаю, не полезут. А вот что в пещере на самом деле — вопрос. Только маленький. Потому что все сходится! Все! — Приступивший к трапезе Арчи оторвал от тарелки задумчивый взгляд. В этом человеке была какая-то сумасшедшинка. Может, пил много, может, наследственность плохая. Да будет ему земля пухом…