— Рад видеть тебя, Софи, в бодром состоянии духа. Ты отважная девушка. Приветствую вас в своем доме, мистер Кларк. — Мухаммед сжал зубы. — И прошу прощения. Такое не могли сделать граждане моей страны. Задумай они даже нечто подобное — вы стали бы свидетелями самой жестокой и громкой казни. Подонка Гуго Гесслера разыскивал Интерпол, второго негодяя ждало американское правосудие. Но аллах проявил свою мудрую волю, наказав негодяев на этой земле. — Мухаммед встал, подошел к распахнутому в парк окну, томительно долго стоял там, усмиряя разбушевавшиеся чувства. Лишь звон кофейных чашечек за столиком, где притихли гости, нарушал тишину. Когда премьер-министр повернулся к ним, его лицо было спокойно.

— Боюсь, вам придется дать показания в качестве Свидетеля, мистер Кларк. Но хочу надеяться, что отвратительное происшествие не сильно испортит впечатления от пребывания в нашей стране.

Сидней с ухмылкой качнул головой:

— До сих пор я видел только грязный амбар и палату в клинике. Этот дом, парк и знакомство с вами — надеюсь, лучшее, что сохранится в моей памяти. — Он быстро, тревожно взглянул на Софи.

— Галантно сформулировано… — Мухаммед задумался. — Но почему Гесслер хотел убить Софи?

— Ему нужна была моя жизнь. Софи попала в историю случайно. Гесслер — извращенец и садист. Несколько лет назад он пытался… он хотел обратить меня в свою веру. Я плюнул ему в лицо…

— Сатана достоин четвертования! Задумать совершить невиданную гнусность прямо у меня под носом!.. К сожалению, мы получали сведения от Интерпола с большим опозданием и не успели задержать преступников при въезде в страну… Хм… — Глаза араба сверкнули недобрым огнем. — Мы бы нашли способ обезвредить этого господина своими методами… — Мухаммед с сожалением посмотрел на Софи. — Мне крайне неприятно, что ты подверглась такой страшной опасности, девочка, в сущности, по моей вине.

— Ты здесь совсем ни при чем. Во всем виноват Сидней… — Софи метнула быстрый взгляд на парня. — Но я даже рада случившемуся. Правда, правда! Вначале я не поняла, насколько серьезны намерения этих монстров. А когда поняла — жутко испугалась… В сущности, я никогда по-настоящему не боялась, потому что не сталкивалась с настоящей опасностью. Легко быть отчаянной в своем игрушечном мире. Но Сид, Сидней оказался настоящим храбрецом!

— Может, вы расскажете, что произошло? Донесения полиции выглядят очень сухо.

— Непременно… — Зажмурившись, Софи замотала головой: — Нет, нет… Простите, пока совсем не хочется вспоминать об этом. Отложим «фильм ужасов», ладно? — Она смахнула навернувшиеся слезы задрожавшей рукой. — Поговорим о деле. Вчера в клинике я просила врача взять у меня кровь для анализа. Вы будете иметь результат, чтобы больше не заблуждаться… Надеюсь, мы с господином Кларком можем вернуться в Европу?

— Прости, Софи, могу я задать один важный вопрос? Сидней Кларк — твой жених?

— О нет! Мы знакомы всего неделю. Сидней прибыл в Германию для деловой встречи с моей мамой… И попал в переделку исключительно из дружеского участия. — Она быстро взглянула на американца из-под длинных ресниц.

— Это хороший друг — на всю жизнь. Брат по крови. Такое событие надо хорошо отпраздновать. Прошу принять предложение на грандиозный ужин в честь вас — моих гостей… Ведь мы уже к вечеру получим из лаборатории интересующие сведения. Будет повод для торжества.

— Сомневаюсь. Не сердитесь, Мухаммед. Мне бы не хотелось задерживаться. Все-таки потрясение было очень сильным. Хочется домой, к маме. Вы должны это понять. — Софи поднялась. — Сиднею тоже неплохо бы отвлечься от пережитых кошмаров.

— Надеюсь, мы скоро увидимся. Самолет будет ждать вас. Запомните, в любой момент вы — желанная гостья в этой стране.

Проводив юную пару, Мухаммед нахмурился. Между молодыми людьми существуют или только зарождаются нежные чувства. Если Софи окажется наследницей рода Али-Шахов, ей придется подыскать совсем другого жениха.

Арчи наконец дождался. Он приготовил ужин, чтобы не тащиться с Сидом в ресторан. Весь вечер сидеть в туфлях и не иметь возможности прилечь на диван… Ну, нет. Да и чем, собственно, огромные телячьи отбивные с хрустящим картофелем и «салат-экзотик» — коронное блюдо Арчи (смесь всех овощей, попавших под руку, с соусом из горчицы, масла и уксуса) хуже ресторанных изысков? Наворотят название в три этажа, а потом до утра мучит изжога. К тому же только дома можно покурить и поговорить всласть. Арчи не сомневался, что Сиду есть о чем рассказать.

Они смели ужин и уже второй раз варили кофе, а у Арчи все не кончались вопросы. Графиня, замок Флоренштайн, премьер-министр Али-Шах и Гуго Гесслер интересовали его отнюдь не поверхностно.

— Ну что ж, ты молодец, мальчик, — подвел итог Арчи, выпытав у Сида все, даже про вылазку на крышу и туалеты графини. Лишь старательно обходил тему Гуго.

— Ну, а теперь я должен повиниться, парень. — Полулежа на диване, Арчи закурил финальную сигару. — Старый ворон Келвин далеко не так расторопен, как раньше… Видишь ли, след я взял верно, узнав о шухере с убийством гея в Лос-Анджелесе и вычислив дальнейший путь Гесслера. Понял ведь, что он станет охотиться за тобой, но не рассчитал скорость. Маньяки обычно терпеливы, но под него уже копнули лос-анджелесские сыскари. Я нашел ход через старых приятелей и подбросил необходимую информацию. Интерпол объявил розыск на Гесслера. Но увы, с опозданием на десять часов. Всего десять часов, мальчик! А ведь все могло кончиться далеко не так весело.

— Мне и сейчас не смешно. Но чертовски приятно… Ты когда-нибудь выходил из тюрьмы, Арчи?

— Что-то и я упустил в этой жизни. Ни разу не катался на чертовом колесе в парке и не сидел за решеткой. Больше суток, разумеется, и то по ошибке.

— Тогда ты не поймешь… Очень трудно выбраться на свободу, но какой кайф! Словно родился заново… Я уже думал, что стал настоящим крези. Ведь страх возвращался ко мне. У него была харя Гуго.

— Представляю, каково тебе пришлось, оказавшись в его лапах.

— Не сладко. Говорят, в таких ситуациях напускают в штаны, а я просто заледенел от ужаса. Даже не очень понимал, о чем он все время талдычил. Он бубнил и бубнил, включал Чайковского, разодрал на куски живого лебедя и поедал его внутренности… Брр… А другой, тоже крутой маньяк, затащил Софи на стол, огромный такой, для разделки туш… Я видел все сквозь туман, хотя свет там горел, как на съемочной площадке. Здоровенная лампа-софит на штативе, и шнур черный, толстый, прямо у меня под рукой… Э-эх! Они же видели, что я, как фуфло, валяюсь в навозе, и решили не связывать… Софи завопила, и меня словно пронзило током — такая жуткая злость, ослепительная, как раскаленный добела металл. Все накопившееся во мне — страх, унижение, боль, — превратилось в злость. Ну, просто атомная бомба! И не знаю, как все вышло. Рванул я шнур и одновременно дернулся изо всех сил. Силы-то образовались взрывные, а привязали они меня слабенько в расчете на мое участие в «спектакле»… — Сид проглотил застрявший в горле ком. — Лампа взорвалась, посыпались искры, что-то рухнуло со столба… Он ведь там прикрепил кинокамеру… Наверно, воспламенилась солома, потому что дыму сразу стало — не продохнуть. Но я ничего тогда не видел.

Помню, что схватил Софи за руку и выскочил во двор, к машине. В вождении я ас… Помчались, куда глаза глядят что есть духу. Очухался я на шоссе, идущем вдоль моря. Знаешь, серпантин колечками вьется, а внизу — сплошные камни. Рядом со мной голая девушка, белая, как мел, и ладонями лицо закрывает. Смотрю, нас догоняют, и с недоброй целью. Разгоняются и подрезают к обочине. Скрежет металла, стекло вдребезги… Я увидел Гуго… Он держался за руль, словно за приклад автомата, и целил прямо в меня… Глаза мертвенные, вылезли из орбит и зубы скалятся… Слева обрыв к морю… В какую-то долю секунды я почувствовал, как срываюсь вниз и лечу… Софи сжалась в комок… Я что-то сделал с рулем, как бывало на ралли… Ненавижу грязные игры… Они промахнулись — своротили нам багажник и вылетели за бортик. Я видел это, хотя вертелся, словно в карусели… Мы лежали на боку, когда нас нашли копы. Надо мной склонился малый, точь-в-точь Фредди Меркури, с усиками и в зеленом камзоле. Мелькнула догадка, что я в аду… Это был санитар «Скорой помощи». Совершенно такой же укладывал Софи на носилки, а она кричала: «Что с Сидом? Скорее достаньте его!» И тут я понял, что жив, что стал крутым и отчаянным малым. Крутизна прямо заворачивалась штопором. «Посторонись, ребята… — молвил я пытавшимся извлечь меня из автомобиля полисменам с интонацией Чака Норриса. — Выберусь сам…» И выбрался! При этом все время сжимал кулак. А в машине санитар разжал мою ладонь и поинтересовался: «Это ваша вещь, мистер?» Представляешь, я держал обточенную морем зеленую стекляшку с крошечной дырочкой посередине! Схватил с камнями на обочине шоссе, когда выбирался из перевернутого автомобиля. Представляешь? Это ж лучше, чем золотой наполеондор! Конечно, я отобрал эту штуковину у санитара, а потом подарил Софи: «Осколок звездного метеорита. Может, он и выручил нас».