– Не знает – и хорошо. Такая роль…

– Ох, Любочка, не будет вам счастья! Это – кино. Здесь никто ваши жесты не оценит. Еще и посмеются над вами. Здесь уважают характер, а вы цирлих-манирлих…

– А вот снимусь – увидим, какая я…

На следующий вечер после их знакомства на «Периколе», когда Орлова и Александров возвращались из Большого театра после юбилея Л. В. Собинова, с ними произошел «казус».

Устав гулять, будущая «звездная» пара забрела в Александровский сад и там, у Кремлевской стены, присела на скамейку.

Тут же, откуда ни возьмись, возник сторож сада и, сердито погрозив «молодым», сказал:

– Сидеть – сидите, но чтоб ничего такого!

Это то, что я слышал от Г. Александрова.

А вот что рассказал об этой же памятной им прогулке Д. Щеглов в книге об Орловой «Любовь и Маска»:

«Они боготворили друг друга, особенно она его, называла Александрова своим „римским патрицием“. Иногда это даже смущало» признается Е. Стеблов, коллега Л. Орловой по театру.

«На Тверском бульваре есть одно место с огромным мохнатым тополем и скамейкой возле.

Романтический соглядатай, если бы таковой оказался неподалеку, мог бы увидеть, как спортивного типа блондин вдруг, отбежав от своей спутницы, вскочил вверх ногами на скамейку, прошелся по ней на руках и, крутанув стремительное сальто, спружинил на влажный песок бульвара. Легко, вполсилы, на полуфразе…»

Этим «спортивным блондином» был, конечно, Г. Александров, а пораженной его акробатическими талантами спутницей – Л. Орлова.

На своих бесчисленных встречах со зрителями актриса любила потешать их и одновременно пугать своими съемочными курьезами:

– …Я стою с блюдом, – рассказывала она о съемках «Веселых ребят, – на котором приготовлен салат, предназначенный для гостей, а бык должен войти сзади в дверь и съесть этот салат, – ну, конечно, для него специально были приготовлены всякие овощи. Я стою и как будто ничего не замечаю, улыбаюсь, и как будто мне ничего не страшно. Но на самом-то деле мне ужасно страшно и душа у меня в пятках. Думаю, как он пырнет меня сейчас, так от меня ничего не останется. Но бык очень хорошо сыграл свою роль. С аппетитом съел весь салат, только по дороге слишком уж лизал мою руку. Оказывается, язык у быка, как щетка, и у меня ссадины на руке были такие, что потом пришлось лечить руку от этих бычьих „поцелуев“.

Публика, конечно, от таких рассказов (в записи М. Кушнирова) охала и еще больше обожала актрису за ее героическое поведение на съемочной площадке.

И можно представить, какой отклик вызывал у аудитории рассказ актрисы о ее скачке на быке и падении с него. Когда Л. Утесову, как «главному пастуху», была сначала оказана такая честь, тот ответил Александрову:

– Нет, Гриша, не еврейское это дело – скакать на быке!

Тогда за «нееврейское» дело смело взялась Орлова. Даже предложила, чтобы было смешнее, усесться на быка задом наперед – лицом к бычьему хвосту. Бык, однако, не понял такой «нееврейской» наглости и вскоре сбросил актрису, да так, что, повредив позвонок, она месяц отлеживалась в «Склифе»…

Восторг Александрова перед мужеством жены был так велик, что он даже хотел увековечить его в произведении искусства. Для чего во внуковской гостиной был сделан большой белый экран… из камня. Режиссер мечтал, чтобы художник нарисовал на нем то же серовское «Похищение Европы», но чтобы вместо последней на быке восседала… не побоявшаяся вскочить на него в «Веселых ребятах» Орлова. Похищение Европы-Орловой так и не нарисовали, и многие принимали каменный экран за «кинозал», которым якобы первыми обзавелись у себя на дому режиссер и актриса…

Гораздо менее страшное, но тоже ЧП, случилось с Л. Орловой на следующем фильме – «Цирк».

На станции Суково (нынешняя гораздо более благозвучная Солнечная Киевской дороги) снимали пролог фильма, в котором героиня, сжимая в руках черного ребенка, бежит от разъяренной толпы американских расистов, едва успевает вскочить на последнюю ступеньку уходящего поезда… и попадает в лапы негодяя Кнейшица.

Споткнувшись о камень, Орлова плашмя упала на угольный шлак. «Ребенка» (куклу) она, конечно, уронила, в кровь рассадила себе коленки, разорвала чулки, да еще зацепилась юбкой за какую-то железяку.

«Поднялась она, – описывает М. Кушниров в книге „Светлый путь, или Чарли и Спенсер“, – в плачевном и, прямо скажем, неприличном виде. Но в момент подавила и боль, и стыд, и злость, только сморщила досадливую, чуть нарочитую гримаску. И, деловито оправляясь, кинула растерянной толпе мосфильмовских „расистов“:

– Ребенок-то жив?

…Интересно, что несколько лет спустя та же сцена стала предметом комического отыгрыша Г. Александрова. В поезде, увозящем киношников в эвакуацию в октябре 41-го, знаменитые режиссеры – С. Эйзенштейн, Г. Козинцев и др. – упражнялись от нечего делать в остроумии с помощью только что вышедшей книги своего коллеги Л. Кулешова «Основы кинорежиссуры». Каждый на свой лад подписывал помещенную в ней схему или иллюстрацию. Александров выбрал приведенную Кулешовым его собственную раскадровку пролога из «Цирка» и на кадрах бегущей за последним вагоном Марион Диксон написал: «Хорошо, что мы уехали не так…»

На том же «Цирке» было много забавного, даже загадочного. И об этом Л. Орлова рассказывала Г. Скороходову, даже заставляла его пораскинуть мозгами, как в любимой ею телевизионной игре «Что, где, когда?». До которой, правда (судя по тому, что в 2000-ом году детище В. Ворошилова отмечало свой 25-летний юбилей), актриса не дожила, но неважно – поверим Г. Скороходову.

«Увидеть Орлову и умереть!» так, на французский манер, можно, если бы это не звучало слишком мрачно, назвать снимок. Через день после посещения съемок «Цирка» на «Мосфильме» знаменитый писатель А. Барбюс умер у себя в номере «Националя»…

Орлова задала такую задачку. Есть ли разница в ее обличье, когда она поет и танцует на пушке и когда оказывается «на Луне».

Спрашиваемый долго ломал голову, но такой принципиальной разницы припомнить не смог. Как ни помогала ему актриса своими подсказками: «теплее», «еще теплее».

…Оказывается, сначала, когда трех «орловских рысаков», как шутливо прозвал их С. Эйзенштейн, – Александрова, Дунаевского и Лебедева-Кумача еще не осенили знаменитые «Диги-диги-ду», Орлова, прежде чем «вылететь» из нее, проделывала на пушке несколько скромных балетных батманов. Поэтому была в обычных, только в черных, в тон костюму, балетках. И в таких же оказалась потом на Луне, летая и распевая «Лунный вальс».

Но когда всех осенили «Диги-диги-ду» и полет из пушки решили переснять, балетные тапочки пришлось сменить на туфли на высоких каблуках: под виртуозный фортепьянный пассаж ее давнего друга Саши Цфасмана Орлова должна была отбить на пушке чечетку.

Так и оказалась Марион Диксон в туфлях на каблуках перед отлетом и… в балетных тапках на самой Луне. Будто, отдыхая там от земных забот (об этом она, кстати, и пела), сменила обувь на более легкую. Но об этой подмене не догадался не только игравший с Орловой в несуществующее еще «Что, где, когда?» Г. Скороходов. За все 65 лет существования фильма о ней не догадался ни один из его многомиллионных, если уже не миллиардных, зрителей…