А параллельно этому – бурно развитая концертная деятельность актрисы, бесконечные концерты – перед сеансами в кинотеатрах, в провинции, даже «сольники», как теперь бы сказали, в столице.

Да если бы каждый так «сидел и не высовывался», как Орлова в те годы, то, может, не ей одной быть первой и последней, по существу, «звездой» советского экрана…

Еще об одной возможной небылице рассказывает М. Кушниров со слов Александрова. И соответственно предупреждает: все это надо воспринимать предельно осторожно, со скидкой на необузданную александровскую фантазию.

…Якобы в Италии они гостили с Орловой на вилле некоего магната, мецената и одновременно любителя кино. Когда вошли в дом, на пюпитре рояля в гостиной (Орлова обещала спеть) вместо нот красовался только отпечатанный в личной типографии хозяина киносправочник с биографиями самых знаменитых артистов. Справочник предусмотрительно был открыт на странице с Орловой. Увидев в нем неизбежный в таких изданиях день и год своего рождения, актриса не удержалась и укоризненно сказала магнату и меценату:

– А я думала – вы истинный мужчина!

Тот якобы страшно смутился. Гости ушли обедать, а когда через два часа вернулись в гостиную, хозяин снова подвел Орлову к роялю, где лежал еще пахнувший краской заново отпечатанный киносправочник. И уже без ее, Орловой, злополучной даты – 1902 год…

Еще одну явную байку любил рассказывать режиссер. Будто в пятидесятых годах, при жизни актрисы, молодежь нового южноуральского городка Сибая задалась целью назвать одну из только что отстроенных улиц именем любимой актрисы.

И пробила эту экстравагантную по тем временам идею, несмотря на некоторое сопротивление начальства: при жизни вроде бы не положено. А Героем Соцтруда, в отличие от мужа, Орлова не была, а уж тем более дважды, после чего и разрешались некоторые увековечения.

Но одно условие начальство молодежи все-таки поставило: Орловой вменялось в обязанность ежегодно, хоть по одному разу, посещать Сибай и давать его зрителям бесплатный концерт.

Что она якобы с удовольствием делала, пока более крупное, чем сибайское, начальство не прослышало о «незаконной» улице и не пресекло эту «самодеятельность» пошедших на поводу у молодежи местных властей…

Смешную историю рассказывала будто бы сама Орлова (со слов кассирши Театра им. Моссовета).

…Однажды в окошко кассы просунулось простое, явно не столичное женское лицо:

– Мне, значит, на «Милую Джесс»… – И женщина протянула деньги на билет.

– «Милая Джесс»? – не сразу врубилась кассирша.

– Ну да, Орлова там…

– «Милый лжец», вероятно?

– Нет, «Джесс».

– Кого ж она там играет?

– Вот эту Джесс и играет.

– Не может быть.

– Как не может, когда она сама пишет, – протянула женщина для убедительности областную газету.

И кассирша пробежала в ней глазами интервью Орловой, где актриса заявляет, что выступит скоро в пьесе Килати «Милая Джесс».

– Килти! – догадалась кассирша. – Конечно, «Лжец». Это про Бернарда Шоу.

– Не про Джесс? – не очень поверила провинциалка. – Ладно, давайте…

Что касается «Джесси», то Л. Орлова действительно играла нечто похожее – Джесси в пьесе К. Симонова «Русский вопрос», в паре с Пляттом-Смитом, когда сразу после «Весны» пришла в Театр им. Моссовета.

Необычайно нужная, «животрепещущая» в годы «холодной войны» пьеса Симонова шла сразу в нескольких московских театрах. И, по уверению Александрова, появившись в роли Джесси позже всех из-за занятости на съемках «Весны», Орлова была признана лучшей симоновской героиней из актрис, игравших эту роль аж в семи московских театрах.

В отличие от К. Симонова, Г. Александров считал, что Л. Орлова «переиграла» в «Русском вопросе» не пятерых, а целых семерых московских «Джесси».

Но сам К. Симонов, не принявший, кстати, Орлову в этой роли (может, потому, что для него «лучшей» Джесси могла быть только В. Серова в Театре Ленинского комсомола), в книге «Глазами человека моего поколения» утверждает, что его «Русский вопрос» шел в пяти московских театрах. Так что два театра Александров явно набросил, чтобы победа Орловой над большим числом Джесси выглядела более весомой…

Если собрать все, что написано до сих пор о втором «не формальном, но и не фиктивном» (как его называет М. Кушниров) муже Орловой, то это действительно имевшее место как бы «замужество» может показаться очередной небылицей. И опять же – Акутагава как в воду глядел! – в духе «Расемона».

…То, что для одних «очевидцев» он «немец», а для других «австриец» еще куда ни шло. Во всяком случае, она общалась с ним по-немецки, которым, говорят, Орлова владела впоследствии в совершенстве.

Но дальше идут куда более принципиальные расхождения. Для одних этот так называемый муж – нэпман, то есть даже не иностранец. Для других иностранец, но не техспец, каким он был, а – бери выше! – дипломат. А для самого Александрова он ни то ни другое и вообще как бы не имеет отношения к Орловой в личном плане.

«Немецкий антрепренер, – пишет третий и последний муж Орловой, обратился к В. Немировичу-Данченко с просьбой отпустить Орлову с ним в Германию: „Я сделаю из нее звезду“. Или „зфезду“, как, коверкая русский выговор „антрепренера“, пишут теперь об этой его просьбе.

Интересно, что версию Александрова о немецком антрепренере повторяют и другие. Еще в начале карьеры, пишет Л. Пустынская, в Музыкальном театре, увидев Орлову в оперетте «Перикола», один немецкий антрепренер пришел к руководству театра с просьбой отпустить молодую артистку с ним: «Я сделаю из нее „звезду“. Она отказалась.

Но отказалась не «она», а он, Немирович, потерявший несколько лет назад в Америке оставшуюся там во время гастролей свою позднюю любовь и примадонну театра Ольгу Бакланову. И у него – а именно в Орловой якобы видел мэтр достойную баклановскую замену – хватило, к счастью, ума не отпускать актрису с немецким «импресарио», как он его называл.

…А между тем антрепренер-нэпман – дипломат-импресарио на правах якобы законного супруга покатил с Орловой даже в Гагры, где осенью 33-го года снимались «Веселые ребята». И вел себя там, несмотря на очевидный роман своей сожительницы с красавцем-режиссером, предельно корректно. Даже устраивал, будучи, естественно, при деньгах, небольшие вечеринки для актеров и более того – искренно восхищался… Александровым. Но как только почувствовал свою полнейшую неуместность, удалился. Скромно и тихо. «Возможно, не обошлось без невидимых миру слез, – „сочувствует“ ему Кушниров, – кто знает? Нормальная сложная жизнь».

Другие расценивают поведение немца в Гаграх иначе: «сначала вел себя спокойно, а потом занервничал и куда-то исчез». Впрочем, большинство согласно с Кушнировым: поняв, что красавчик-Александров окончательно перешел ему дорогу, сожитель актрисы «не стал скандалить, тем паче стреляться».

И, наконец, последнее – дальнейшая судьба немца-австрийца. Одни утверждают, что, вернувшись в родной «Дойчланд», он сгинул там, лишившись своей русской «зфезды». Другие, наоборот, как Ф. Оболенский в «АИФ», уверяют, что немец нашел в себе силы все пережить и «сделал во время Второй мировой неплохую карьеру у Гитлера».

Такая вот вроде быль, но настолько противоречивая, что поневоле подумаешь: а был ли «немец»?