Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Русские увидят здесь одни развалины! — то и дело повторяли гитлеровские офицеры.

Теперь Руденко до конца осознала весь ужас своего положения. Единственную возможность спастись и хоть как-то оправдать свое предательство — если могло быть ему оправдание — она видела в спасении экспонатов. Руденко решила перенести ящики в огромный пустой погреб. Но как это сделать? Одной ей не справиться с этим.

Тогда она обратилась с просьбой к русским рабочим, к тем, кого еще вчера считала чужими, далекими, неспособными оценить и понять значение сокровищ, которые охраняла она, искусствовед. И эти простые, не слишком образованные люди откликнулись сразу, со всей широтой русского сердца. Круг понятий Руденко замкнулся: немцы, которых она считала ценителями культуры, оказались варварами. «Мужики», на которых она взирала свысока, рисковали жизнью, спасая картины, которых они не видели ни разу в жизни.

Вьюжной ночью тайком они перенесли ящики в подвал. Руденко заперла погреб на замок, ключи спрятала у себя на груди. Наутро комната, в которой жила Ангелина Павловна, оказалась занятой солдатами. Вещи и документы Руденко, составленный ею каталог икон остались там, и выручить их не было никакой возможности. Только крохотная сумочка с советским паспортом и несколькими немецкими удостоверениями оказалась у нее в руках.

Следующую ночь Руденко провела в соседней с погребом комнатушке. Здесь же спали немецкие солдаты. Ангелина Павловна несколько раз выходила, чтобы проверить, цел ли замок на дверях погреба.

Утром трое офицеров в закопченных шинелях и помятых фуражках потребовали от Руденко открыть погреб. Она повиновалась. Потрогав ящики ногой, старший отрывисто спросил:

— Что там?

— Картины. Иконы. Киевский и кенигсбергский музеи, — тоже отрывисто ответила Руденко.

— Ценные?

— Да, да, очень, — заторопилась она, надеясь, что офицеры помогут ей сохранить ящики.

— И все это достанется русским? — злобно спросил один из них.

— Ну, русским достанется немногое! — сердито возразил другой и хлопнул дверью. Руденко снова навесила замок и поплелась в свою каморку.

Через полчаса, подойдя к погребу, она с ужасом увидела, что дверь сорвана с петель. Но ящики пока оставались на прежних местах. Рабочие помогли Руденко забаррикадировать проем разным хламом, собранным в подвале, — досками стульями, столами. Дверь завалили еще и старыми матрацами и прочим скарбом.

Вскоре налеты советской авиации возобновились с новой силой. Гитлеровцы начали отходить. Тогда-то Руденко прибежала в домик для прислуги, где теперь ютились русские и поляки.

— Господа! Товарищи! Я прошу вас: давайте организуем охрану дворца. Пусть одни займут места снаружи, другие — внутри здания. Поймите, картины надо спасти любой ценой!

— Это невозможно, пани, — откликнулся пожилой поляк. — Посмотрите — кругом швабы, все запружено машинами, лошадьми, повозками, кухнями, орудиями. Нас никто не подпустит к замку. Либо перестреляют, либо погонят за собой. Лучше немного переждать, пани.

Руденко одна вернулась во дворец. Все вокруг сотрясалось от разрывов артиллерийских снарядов, за прудом разгоралось зарево, и вода от этого казалась лилово-багровой.

Гитлеровцы поспешно отступали. Уже слышны были пулеметные очереди. Бой разгорался неподалеку.

Было уже темно, когда в комнату к русским рабочим ворвались двое солдат, одетые в серые мундиры, с автоматами на груди. Они потребовали, чтобы рабочие немедленно уходили с немецкими войсками, угрожая расстрелом каждому, кто попытается остаться. Но тут внезапно раздался сильный взрыв, небо будто раскололось-пополам и обрушилось совсем рядом. Немцы молнией выскочили во двор.

Руденко вышла из дому и, прижимаясь к стене, бросила взгляд на дворец. Там сейчас хранилось все, от чего зависела ее судьба, ее жизнь.

Тайна янтарной комнаты - i_012.png

Стрельба раздавалась все громче, все отчетливее. Было ясно, что до прихода советских войск оставались считанные часы.

И вдруг над крышей дворца взвилось огромное пламя. Руденко видела, как солдаты бросали в окна факелы. Огонь мгновенно охватил весь замок.

— Товарищи, товарищи, на помощь! — отчаянно закричала Ангелина Павловна, распахивая двери в домик. — Горит!

— Нехай горит, черт с ним, — зло отозвался мужской голос. — Нашего больше пожгли.

— Товарищи, так там же картины, вы понимаете, картины, им цены нет, товарищи! — умоляюще говорила Руденко, заглядывая в глаза каждому, кто стоял рядом.

— Картины картинами, а людей тоже пожалеть надо. Видишь? — и седоусый мужчина показал в окно. Там беспрерывным потоком тянулись колонны немецких войск. — Кто же тебя подпустит? Иди, коли жизнь тебе напоследок не дорога стала.

Несколько часов двигались войска мимо дворца. Багровое пламя освещало им путь — последний путь разгромленной фашистской армии. А у дверей домика, что стоял поодаль, плакала пожилая усталая женщина в накинутом на плечи пальто.

7

Поздний зимний рассвет еще не наступил, когда в Вильденгоф вступили подразделения Советской Армии.

Дворец догорал. Только кое-где временами еще вспыхивали последние языки пламени, да удушливый дым темной пеленой застилал окрестность.

Майор в запачканном копотью полушубке приказал всем, кто оставался в имении, немедленно уходить в город Ландсберг, расположенный в семи километрах от Вильденгофа. Взяв под руку старушку няню, Руденко машинально поплелась туда, забыв, казалось, обо всем на свете.

По дороге она спохватилась: может быть, еще удастся кое-что спасти! В Ландсберге она первым делом разыскала коменданта и сообщила ему о пожаре.

— Разрешите мне вернуться в Вильденгоф, я постараюсь сделать все, что возможно!

— Нет, гражданка, — вам сейчас там не место. Придется обождать.

Руденко приютилась в коридоре комендатуры и, не смыкая глаз (хотя не спала вот уже третьи сутки), стала ждать. К полудню она снова отправилась к коменданту:

— Я убедительно прошу вас отправить меня туда; моя помощь может понадобиться.

— Хорошо. С вами поедут полковник Днепровский и майор Вейцман.

Серые стены дворца стали черными, перекрытия обрушились, деревья вокруг обуглились, обнажилась грязная, изуродованная воронками земля. Из дверных проемов подвального этажа по-прежнему выбивались языки пламени и тянуло густым дымом.

— Не войдешь, — вздохнул Вейцман. — Даже пожарная команда не справилась бы. Придется возвращаться ни с чем.

На протяжении нескольких дней Руденко расспрашивали представители контрольных органов. Затем ее пригласил генерал и попросил снова рассказать все, что ей известно об украденных гитлеровцами сокровищах.

— Товарищ генерал, ради бога, дайте мне возможность еще раз поехать в имение! Меня не покидает надежда спасти хотя бы часть экспонатов.

Поездка состоялась 15 марта. Руденко и несколько рабочих спустились в подвал. Здесь выгорело все, что могло гореть. Груды теплого угля и пепла лежали во всех закоулках, покрывали пол. Раскопали толстый слой пепла и обнаружили обуглившиеся части ящиков и икон.

Коллекции сгорели. Сгорели картины и иконы киевских музеев, сгорели ящики с экспонатами «Художественных собраний Кенигсберга», ящики, содержимое которых было известно только доктору Роде… Тайна их осталась нераскрытой, и вряд ли теперь удастся ее раскрыть.

8

После войны Руденко поселилась в небольшом поселке Киевской области и стала работать медсестрой. Страх перед наказанием заставлял ее держаться вдали от Киева. Прошло полтора года, и Руденко начала понемногу успокаиваться, решив, что гроза миновала. Осенью 1946 года она перебралась в Киев.

Здесь она и написала свою «Исповедь», начатую словами знаменитого Ренана: «Всем, терпящим крушение в море бесконечности, — снисхождение…»

К кому обращала Руденко эти слова? Видимо, она понимала, что ей не уйти от ответа, и взывала о жалости. Но народ не прощает того, кто предал его в трудную минуту. Руденко была приговорена к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на пять лет и с конфискацией имущества.

45
{"b":"237650","o":1}