— Значит, это дело рук Улагана?

— Да, — ответил Манало.

В это мгновение Огерн уловил краешком глаза какое-то Движение. Он обернулся — никого.

— Может, у меня что-то с глазами, о мудрец, но мне все время что-то мерещится. Обернусь — все исчезает.

— С глазами у тебя все в порядке, — отозвался Манало.

Огерн снова встревожился за мудреца. Его обычно такое доброе и мягкое лицо теперь было бледным и суровым.

— Точно, все у тебя с глазами в порядке, — подключился к разговору Лукойо. — Я тут в дозоре стоял и видел, кто это. Это лев с человеческой головой — ну, если только у человека может быть двойная пасть с четырьмя рядами острющих зубов.

Манало кивнул:

— Этот зверь называется «мантикор», он обитает на открытых равнинах.

Огерн пугливо взглянул влево, и снова что-то промелькнуло и исчезло.

— Но что они делают тут, в пустыне?

— Да Улаган наверняка их за нами послал! — воскликнул, брызнув слюной, Лукойо и мрачно посмотрел по сторонам.

— Глаза у тебя зоркие, Лукойо, — сказал Манало. — Зоркие и быстрые. Но ты не бойся — мантикоры не нападут на нас до тех пор, пока мы не доберемся до цели.

— Откуда ты знаешь? — удивился полуэльф, но Манало коротко проговорил:

— Знаю.

— Но где наша цель? — спросил Огерн. — Куда мы едем.

— Это развалины посреди Песчаного моря, — отвечал Манало.

— Проклятые развалины? — уточнил Лукойо и в ужасе воззрился на мудреца. — Да они же нас прикончат!

— Нет, и никакие они не проклятые, — спокойно проговорил Манало. — Нам непременно нужно попасть туда. Если хочешь, можешь вернуться, Лукойо. Я не могу заставить тебя ехать со мной.

Лукойо уже был готов развернуть своего верблюда, но встретился взглядом с Огерном и, отвернувшись, пробормотал что-то себе под нос. Он с великаном кузнецом уже столько раз спасали друг другу жизнь, что теперь, если Огерн оставался, Лукойо уйти было нельзя.

Караван был в пути всего три дня, но жара уже стояла такая, что даже верблюды начали сдавать. Огерн предложил идти по ночам, но Манало отговорил его, предупредив, что созданиям Улагана легче напасть на путников под покровом мрака. Мудрец решил, что ехать они будут только ранним утром, а затем — от заката до сумерек. Когда разводили костер, Манало сыпал в огонь какие-то странные порошки и произносил непонятные слова, и Огерн, по обыкновению, запоминал эти слова на слух, хотя и не знал, что они означают. Что бы они ни значили, эти слова, какими бы порошками ни пользовался мудрец, но ни мантикоры, ни кто бы то ни было еще из обитателей пустыни к путникам не приближались. Время от времени Огерн слышал неподалеку от костра зловещие шаги, видел горящие глаза, но ни одна тварь не осмеливалась подойти поближе.

— Поспи, Огерн, — посоветовал кузнецу Манало. — И ты поспи, Лукойо. Теперь никто не приблизится к костру.

И — о чудо! — кузнец и полуэльф крепко уснули.

Но когда после четвертого заката сгустились сумерки, когда усталые верблюды отказались идти дальше и легли на песок, слева от путешественников вспыхнул огненный столп, шипя, словно сотня змей. Собственно говоря, столп и был змеей, увенчанной женской головой и с женской грудью. Лицо чудовища было красивым — длинные ресницы, большие глаза, полные, красные, как кровь, губы… но взгляд красивых глаз был безумен, за чудесными губами белели клыки. Изо рта высунулся раздвоенный язык, чудовище почуяло людей и, опустившись на песок, поползло к ним.

Верблюды закричали и бросились бежать. Огерн покачнулся, чуть не вылетел из седла, а Лукойо вылетел, но успел ухватиться рукой за шею верблюда и ухитрился вскарабкаться обратно в седло. Верблюд Манало брыкался, пытаясь стряхнуть с себя седока, но мудрец удержался и погнал верблюда вперед, вслед за Огерном.

Верблюд Огерна мчался во весь опор и, наверное, сбросил бы кузнеца, если бы прямо перед ним из песка не показалось женское лицо. Верблюд дико всхрапнул и бросился в обратную сторону, но, увидев вдалеке львов с человеческими головами, встал.

Манало догнал Огерна, натянул поводья и развернул своего верблюда. Они вместе с Огерном погнали верблюдов прочь. Лукойо мчался за ними по пятам, погоняя своего скакуна. Однако очень скоро над ним нависла еще одна змея с женской головой и грудью, и верблюд Манало отпрянул в сторону. Мудрец развернул верблюда к северу, но довольно скоро явилась четвертая огненная змея, а потом и пятая. Шипение, казалось, окружало людей со всех сторон, обволакивало, не иссякало. Верблюды мчались вдоль двух рядов змееподобных женщин, подползавших отовсюду, мчались, покуда впереди не завиднелось нечто похожее на большую скалу — призрачную скалу, освещенную луной. Верблюды проскакали между двумя высокими камнями, и Огерна вдруг охватило чувство безграничной силы, невообразимого могущества. Он знал, что нет для него ничего невозможного, ничего такого, на что не способен человек, он знал, что мог бы даже убить улина. И он почти сразу понял: сила исходит от камней, а не от него самого.

Манало резко натянул поводья своего верблюда. Верблюды остановились и принялись громко вопить, но мудрец запел так громко, что звук его голоса заглушил верблюжьи вопли. Высоченные каменные столбы озарились ярко-голубыми вспышками. Искры окружили камни, лежавшие поверх колонн наподобие перемычек, наполнили пространства между камнями.

Змее-женщины и мантикоры отступили, яростно рыча и шипя.

Лукойо спрыгнул с верблюда и бросился следом за чудовищами, на бегу обнажив меч и крича:

— Пошли прочь, мерзкие твари! Всех поубиваю, всех до единого!

— Лукойо, нет! — вскричал Манало. — Огерн, останови его!

Огерн погнал своего верблюда следом за полуэльфом, обогнал его и загородил собой дорогу. Лукойо, гневно вопя, попытался обежать верблюда, но Огерн не дал ему этого сделать — он обхватил шею полуэльфа, сжал медвежьей хваткой.

— Нет, лучник! — крикнул кузнец. — Та сила, которая не дает им войти, должна удержать здесь тебя!

— Но я могу убить их всех! — неистовствовал полуэльф. — Я могу уничтожить любое создание мерзкой магии Улагана! — Он кричал и вырывался. — Пусти меня, Огерн! Наконец я могу нанести удар тому, кто повинен в моем появлении на свет!

— Нет, Лукойо! Сила, которая бушует в тебе, не твоя собственная! Она исходит от окружающих нас камней! Успокойся, отступи, ведь как только ты окажешься за пределами этого каменного кольца, ты снова станешь самим собой!

Лукойо затих, опустил голову и с трудом выговорил:

— Так вот почему я вдруг почувствовал, будто могу срубить то Дерево, что подпирает Небеса! О, отпусти меня теперь, Огерн. Я не стану пытаться делать больше, чем могу!

Огерн отпустил друга, однако из предосторожности развел руки в стороны, готовясь снова поймать Лукойо. Но полуэльф только убрал в ножны свой меч, бросил полный отвращения взгляд на женщин-змей и поднял голову. Глаза его взволнованно блестели.

— Но чувство удивительное, прекрасное… — пробормотал он. — Таким чувством можно наслаждаться…

— Ты можешь наслаждаться, — сказал ему Манало. — Но мантикоры нет. Они — творения Улагана и не могут проникнуть сюда, не испытав величайшей боли. И ламии не могут.

— Так это так зовутся женщины-змеи? — полюбопытствовал полуэльф. — Ламии?

— Да, так их называют, — отвечал Манало.

Огерн взглянул на мудреца, и глаза его озарились внезапным пониманием.

— Значит, для них это кольцо проклято?

— Вот мы где! — Лукойо в страхе огляделся. — В тех самых проклятых развалинах!

— Да, — кивнул Манало. — Но как верно сказал Огерн, развалины не прокляты для нас. И тут не кольцо, а прямоугольник. Когда-то тут стояла крепость с деревянной крышей, но доски давным-давно истлели, рассыпались в пыль.

Лукойо испуганно уставился на пыль у себя под ногами, а Огерн не спускал глаз с колонн. Они представляли собой цилиндры правильной формы, уходящие вверх настолько высоко, что, казалось, суживались в вышине. На лежащих поверх колонн перемычках были видны странные орнаменты, озаренные вспышками голубого огня, продолжавшими свою световую игру.