Немногие сведения, почерпнутые о местоположении этих двух, тогда еще неведомых вулканов, показывали, что добраться до них будет делом нелегким. Повествования путешественников притягивали и пугали одновременно. Я интуитивно предчувствовал, что это будет не совсем академическое предприятие… Так оно и произошло. Причем мне не удалось преодолеть даже первые скромные препятствия на тернистом пути к Афару: в первый раз случилось наводнение в пустынных районах северной Кении, а во второй раз капитан океанографического судна, на котором я плыл, не выказал интереса к вулканам южной части Красного моря и отказался вопреки обещанию доставить меня туда. Прошло 15 лет. Новая глобальная тектоника («тектоника плит»), выкристаллизовавшаяся и окрепшая за этот срок, вновь заставила обратить пристальное внимание на гигантские разломы, в частности на те, что пересекают Афар.

Помимо научных императивов была и еще одна сторона. За 6 лет до описываемых событий я познакомился с одним очень образованным и широко мыслящим геологом. Мы сразу же подружились. Для долгой и плодотворной дружбы необходимо кроме прочих условий, чтобы каждый вносил в общее дело свой конструктивный вклад. Не знаю, что мог почерпнуть из моих знаний Джорджо Маринелли, но я обязан ему очень многим. Иметь не только друга, но и единомышленника — бесценный дар судьбы. Вдвоем мы провели ряд работ, которые и теперь, с дальней дистанции, удивляют и радуют меня своей полнотой.

В 1962–1963 годах мы исследовали на Аляске знаменитую Долину Десяти Тысяч Дымов. Результаты позволили проверить и уточнить наши предположения о механизме образования залежей игнимбритов — толстых слоев вулканического пепла, покрывающего огромные площади в разных частях света. О масштабах этого явления можно судить хотя бы по тому, что сама Долина Десяти Тысяч Дымов — результат одного извержения игнимбритов. Возможно, сейчас их выделяется меньше, нежели в эпоху сравнительно недавнего геологического прошлого? Будем надеяться. Но от этого не становится меньше опасность нового выброса колоссальной «палящей тучи» в каком-либо из густонаселенных мест планеты — от Неаполя до Калифорнии и от Индонезии до Японии.

В 1964 году мы с Маринелли работали на Бали, где обнаружили, что весь этот остров состоит в основном из игнимбритов, естественно, более древних, чем на Аляске, но тем не менее весьма юных с геологической точки зрения. Пепел извергали вулканы, вся верхняя часть которых впоследствии провалилась в огромные пустоты, образовавшиеся в результате очень короткого— продолжительностью максимум несколько дней — выброса миллиардов кубометров раскаленного материала. Подобные обвалы породили дивной красоты громадные круглые выемки — кальдеры Батур и Тжатур.

Игнимбриты — это туфы, родившиеся из мириадов слипшихся при температуре свыше 800–900° частиц пепла; происходило это в момент их выпадения из тучи на землю. Во многих местах из мягкого туфа вытесывают блоки для строительства домов и дворцов. На Бали игнимбритовый камень тысячелетиями шел на скульптуры, бесчисленные индуистские статуи и статуэтки, которые превращают чуть ли не каждую балийскую деревню и каждый храм в живой музей под открытым небом.

Мы обратили внимание, что сам остров Бали кренится вдоль оси его вулканов, идущей с запада на восток: северная часть острова погружается в море, а южный берег все больше выступает из Индийского океана. Необыкновенно забавно замечать вдруг подобные казусы… Казус — емкое слово, которым можно наречь все, что угодно. Казус, говорит редактор «Сокровищ французского языка» Поль Эмб, — это действие, в котором его совершитель не проявил умысла, а посему ненаказуемое…

Преодолев бездну препонов, швейцарский магматолог Альфред Ритман, Джорджо Маринелли и я оказались повинны в довольно масштабном казусе: мы основали Международный институт вулканологии. Его центр находится в Катании, у самого подножия Этны. Учреждение патронируют Итальянский национальный совет по научным исследованиям и ЮНЕСКО. Долгие годы, что пришлось вести баталию за осуществление этого проекта, я не отдавал себе отчета, сколь утопичным он был с самого начала.

По счастью, когда я был уже готов вот-вот опустить руки, Маринелли сказал, что один он бы тоже бросил эту затею… Так вдвоем, сменяя и поддерживая друг друга в трудную минуту, мы в конце концов «породили» институт. И не только институт, но и современную станцию наблюдения на Липарских островах. Впоследствии, когда всемогущий босс, руководивший старейшей вулканологической обсерваторией на Везувии, покинул насиженное место, мы присоединили ее к нашему институту и общими усилиями начали комплексную программу изучения итальянских вулканов. Но самым нашим удачным предприятием была геологическая экспедиция в Афар.

Афар… Это название довольно часто появлялось последнее время в печати в связи с преобразованием Французской территории афаров и исса (ФТАИ) в Республику Джибути [3]. Естественно, самым логичным было бы начать нашу экспедицию в Джибути. Этого не произошло. Дело в том, что отчеты геологов, работавших еще во Французском Сомали, гласили, что «данное место не представляет интереса». Действительно, активные вулканы расположены по ту сторону границы с Эфиопией: Афдера находится в провинции Тигре, а Дубби — в провинции Эритрея. Кроме них рядом путешественников был замечен к северу от Афдеры, на кромке безводной соляной долины, курящийся вулкан Эрта-Але. По курьезному стечению обстоятельств оказалось, что отец Джорджо — профессор Олинто Маринелли еще в 1906 году начал изучение эритрейских вулканов в верхнем углу Афарского треугольника. Так что к научному интересу у моего спутника примешивались еще и сентиментальные мотивы… Что касается научных планов, то они диктовали начать работу в северной части треугольника, которая зовется котловиной Данакиль. Здесь, как мы чувствовали, может оказаться ключ к пониманию процессов формирования лика нашей планеты. Данакиль находится в Эфиопии, и поэтому мы отправились в Аддис-Абебу.

Научную экспедицию даже в составе двух человек не следует путать с туристским путешествием или спортивным походом. Какие бы трудности ни возникали в пути, ее туристский аспект — лишь предварительный этап перед собственно геологической работой. Это означает, что в подготовке следует учитывать как спортивную сторону, так и всю последующую часть — производство измерений и сбор образцов. Опыт учил, что во избежание лавины неприятностей хорошо не просто заручиться согласием местных властей, но и их поддержкой. Я попытался прозондировать почву (пока — в переносном смысле).

Дело облегчил мой друг Микаэль Фурнье Альба, геофизик, занимающийся в ЮНЕСКО такими явлениями, как землетрясения и вулканы. Однажды он позвонил мне: «Приезжай скорей, у нас сейчас находится эфиопский министр просвещения. Я говорил с ним о вашем проекте». Дружба среди прочего это еще и вот что: помнить об интересах твоего друга и помочь ему, даже если он об этом не просил.

Я помчался к Альбе. Он представил меня очень образованному, вежливому человеку, без раздражения выслушавшему сумасброда, бог весть почему заинтересовавшегося вулканами самой пустынной части его обширной страны. В подобном деле, не сулившем ни скорых экономических выгод, ни международного престижа, политическому деятелю требовалось немало доброй воли, чтобы заинтересоваться дрейфом континентов (явлении достаточно медленном, дабы оно могло отразиться на составе кабинета министров) и вулканической деятельностью. Тем не менее министр не только терпеливо слушал меня, пока его секретарь строчил в блокноте, но и в дальнейшем оказал действенную помощь. Когда несколько месяцев спустя я впервые прилетел в Аддис-Абебу, чтобы провести короткую разведку на месте будущей экспедиции, я был встречен любезнейшим образом (что приятно) и смог сразу же приступить к делу (что уже существенно).