Через пару дней Томас, мой кот, не появился к завтраку. Целый день его не было видно, хотя я искала и звала его. К следующему дню, воскресенью, я окончательно расстроилась и, прежде чем одеться в ненавистное лучшее платье, чтобы идти в церковь, выбежала в парк и в лес, чтобы его поискать.

Томас, несмотря на юный возраст, был прекрасным мышеловом и очень любил гулять в одиночестве. Что, если он попал в капкан егеря во время ночной охоты, откуда часто возвращался с добычей и раскладывал жирных дохлых мышей на пороге кухни? Конечно, вряд ли он забрел так далеко. Но мы с Сэмом и Мэттом обыскали сараи и конюшни, а их отец пообещал посмотреть, не запутался ли где кот. Но никто не видел бедного Томаса ни живым, ни мертвым.

Сначала я пошла по обычной тропинке, начинающейся от края парка. Звала, звала Томаса, останавливаясь в тех местах, где егерь расставил капканы. Никого.

Я почти добралась до башни, когда увидела клочок белого меха, лежащий среди опавших листьев у обочины дорожки. Я остановилась и подняла его. Мягкий, как пух… или кошачий мех…

Переступив через ветки, я оказалась на маленькой полянке, где мои худшие страхи подтвердились. На поляне лежал полусъеденный трупик моего котика и валялись клочья черного и белого меха. Я присела рядом с тем, что осталось от бедного Томаса. По моим щекам струились слезы. Наверное, его загрызла лиса. Оставалось надеяться, что смерть была быстрой и гораздо более милосердной, чем медленно подыхать в капкане. Злобный лес забрал моего любимца.

Я рыдала и рыдала. Вытирая мокрое лицо рукавом, я вдруг ощутила чей-то взгляд и обернулась. Это оказалась цыганка, и ее глаза были полны жалости.

Она тоже уселась на корточки рядом с несчастным Томасом и, несмотря на яркий шарф, в эту минуту сама походила на маленькое животное. Лицо ее выражало только спокойное сочувствие. Она принялась собирать ветки, листья и пригоршни влажной лесной земли. Я, продолжая плакать, стала помогать ей.

Когда все было закончено, она взяла меня за руку, и мы долго смотрели на маленький холмик. Я думала о Томасе, о том, как отец выбрал его. Как Томас цеплялся маленькими коготками за занавески, как любил, когда я давала ему кусочек сливочного масла.

— Бедный котик, — пробормотала она, словно услышав мои мысли. — Ты найдешь другого.

Я уставилась на нее с изумлением и немалой долей возмущения, но маленькое личико сердечком было совершенно серьезно.

— Найдешь.

Она оказалась права.

Когда я час спустя принесла домой ужасные новости, весь дом меня утешал. Слуги говорили, что Томас был хорошим котом, но имел опасную привычку бродить по лесу. Через несколько дней мистер Корбетт пришел из деревни с полосатой кошечкой в корзинке. По предложению отца я назвала ее Луной, потому что серо-серебристый мех был так же красив, как луна, и кошечка, подобно луне, оставалась на своей орбите. Она терпеть не могла покидать конюшенный двор.

Девочку-цыганку я видела за эту осень еще дважды. На следующей неделе она опять собирала хворост неподалеку от башни. Я попыталась заговорить с ней, но девочка исчезла в лесу, словно испуганный олененок. Второй раз это произошло, когда я однажды днем поднималась в комнату на башне по какому-то делу. И вдруг по спине прошел озноб. Повернувшись, я даже растерялась, увидев стоящую за моей спиной девочку-цыганку.

— Как ты… — начала я, но замолчала. Она осмотрелась, на ее лице боролись страх и любопытство.

— Ты уже была здесь? — допытывалась я, понимая, что это вряд ли возможно, поскольку отец держал дверь на замке.

Она покачала головой и изобразила, как кто-то бьет ее по лицу.

— Тебе запрещено? — предположила я.

Она кивнула.

— Мы приходим сюда, чтобы смотреть на звезды, — пояснила я и показала одну из отцовских карт.

Девочка широко раскрыла глаза и провела пальцем по карте, словно это означало нечто таинственное. Я попыталась уговорить ее подняться выше, но она сказала «нет» и улыбнулась, прежде чем снова спуститься вниз. Я осталась смотреть на карту и гадать, что девочка в ней увидела.

Дня через два мистер Тротвуд, управляющий отца, пришел к нему и с мерзким удовлетворением заявил, что, судя по слухам, цыгане ушли. Я опечалилась при мысли о том, что больше не увижу девочку, но, насколько я знала, никто с этими людьми не ссорился. Их единственный грех, похоже, заключался в том, что они другие. Не такие, как мы.

Джуд закончила печатать и снова перечитала текст, мысленно представляя звонкий, сильный голос Эстер. Ее происхождение все еще оставалось тайной, но Алисия предположила, что мать, слишком бедная, чтобы заботиться о дочери, бросила ее. Вероятно, девочка была «ублюдком нищенки». Впрочем, вряд ли, ведь ее лохмотья были из шелка. Но лохмотья… Если она благородного происхождения, почему ее нашли в обносках? Бросила ее мать или попала в беду?

Все же Сьюзен хорошо воспитала девочку. Она казалась уверенной в себе, преданной тем, кого любила, и умела защищаться от таких, как Алисия. Ее отношения с человеком, которого она называла отцом, были донельзя трогательными. Он, похоже, научился ценить юную подопечную. Настолько, чтобы выказать ей родительскую любовь. Вероятно, это некое родство душ… ведь она тоже увлеклась звездами.

Джуд взглянула на портрет над камином. Если, как говорит Шанталь, в 1745 году, когда портрет был написан, Энтони исполнилось двадцать два года, значит, в 1765, в сорок пять лет, он принес в дом Эстер: одинокий, бездетный холостяк среднего возраста. Но мягкая мудрость в лице, книга, которую он держал, чтобы показать род своих занятий, давали четкое представление о его характере. Он был превосходным учителем, если верить Эстер, и уделял своей ученице время, на что вряд ли расщедрились бы многие мужчины, учитывая ее пол и туманное происхождение. Хотя девочка носила фамилию Уикем, в то время казалось, она просто безымянный ребенок. И до тех пор пока этот дневник не был извлечен из дыры в шкафу, Эстер Уикем не существовала для истории. Желание Джуд исправить это усиливалось с каждой прочтенной страницей.

Она пыталась сохранить манеру письма и литературные обороты Эстер. Время от времени делала пояснения-сноски. Дважды проверила напечатанное на грамматические ошибки. И только потом отправила все Сесилии, но тут же сообразила, что та в Париже и не ответит сразу.

«Как выдержать ожидание? Ладно, а пока распечатаю готовую часть и покажу Роберту и Шанталь», — решила Джуд.

В утро четверга семье Уикемов был нанесен ужасный удар. Почта пришла, когда все заканчивали завтракать. Роберт вскрыл конверт.

— Господи! — ахнул он. — Я был прав, матушка! Говорил же, они что-то затевают.

— Кто?! Не Фаррел, случайно?! — спросила Шанталь, внезапно осунувшись и побледнев.

— Что там? — спросила Алексия, выходя из кухни со свежими тостами.

Письмо прислал служащий комитета по планированию. В нем излагались планы компании Джона Фаррела по преобразованию лесного массива Старбро.

— Эта особа Вейн недаром спрашивала насчет доступа в лес. Они хотят превратить его в чертов парк отдыха.

— Что?! — в один голос воскликнули Шанталь и Алексия.

— Но ведь здесь всегда был лес. Не может такого быть! — возмутилась Джуд.

— Ну… не совсем парк отдыха. Послушайте…

Роберт нетерпеливо развернул письмо.

— Вот… «воздвигнуть двенадцать одноэтажных домиков на западной стороне дороги, называемой Фоксхолл-лейн, для использования в качестве съемных жилищ для отдыхающих и туристов, и одноэтажное здание под контору. Ландшафтный дизайн окружающего леса — о Господи, — требует сноса башни, известной как Старбро-Фолли». Насколько я понимаю, они ссылаются на несчастный случай, который произошел на башне несколько лет назад.