В штабной избе, у телефонных аппаратов, — Фрунзе. Он голоден, измучен многими бессонными ночами. Выслушивая донесения, он быстро отдает новые приказания, пишет комдивам и командирам полков записки с точными и ясными директивами...
Последние и упорные бои за Юшунь. Врангель бросает на позиции все свои лучшие дивизии — марковскую, корниловскую, дроздовскую, конницу генерала Барбовича. Но спасти от окончательного разгрома свою армию он уже не мог. В 12 часов дня 11 ноября пали Юшуньские укрепления. В тот же день и час Первая Конная прорвалась вглубь Крыма, доканчивая разгром отступающей в паническом страхе белой армии. 15 ноября 51-я дивизия вступила в Севастополь. Врангель бежал на французском эсминце в Константинополь. Михаил Васильевич передал радиограмму В. И. Ленину:
«Сегодня наши части вступили в Севастополь. Мощными ударами красных полков раздавлена окончательно южнорусская контрреволюция».
На другой день, 16 ноября 1920 года, со станции Джан-кой в Москву, в Кремль, к Ленину, понеслась последняя телеграмма с Южного фронта:
«Сегодня нашей конницей занята Керчь. Южный фронт ликвидирован.
Командюжфронта Фрунзе».
О тех временах народ сложил песню:
Белая армия, черный барон Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней.
В Ялте, на берегу моря, стоял Фрунзе и, чуть прищурив глаза, смотрел вдаль на открывшуюся перед ним голубую ширь. Неожиданно послышался конский топот. Прискакал командир из штаба фронта.
— Михаил Васильевич, вам телеграмма...
«Постановлением правительства, — читал Фрунзе, — вы награждаетесь почетным революционным оружием...»
Оторвав взгляд от телеграммы, Фрунзе снова посмотрел на блестящую, сверкающую солнечной позолотой безбрежную морскую даль. Краска набежала на его лицо, и мягкая улыбка шевельнула сухие губы. Он подошел к большому камню, сел на него и, подперев рукой подбородок, погрузился в думы...
С большой тревогой следил Владимир Ильич за положением дел на Южном фронте. Часами он стоял у карты и изучал проходы в Крым. Он советовался с учеными, военными специалистами, собирал сведения о Гнилом море (Сиваше), о Перекопе. Несмотря на болезнь, Владимир Ильич продолжал следить за военными операциями, требовал, чтобы ему читали все сводки и телеграммы, прибывающие с Южного фронта. В один из таких дней Владимира Ильича посетила известная немецкая революционерка Клара Цеткин. Они беседовали о сражении на Перекопе. В 1924 году, после смерти Владимира Ильича, Клара Цеткин опубликовала эту беседу. Она писала:
«Мы используем мир с Польшей, — говорил взволнованно Владимир Ильич Ленин, — для того, чтобы обрушиться со всей силой на Врангеля и нанести ему такой сокрушительный удар, который заставит его навсегда оставить нас в покое... Но самое главное было то: могли ли мы без самой крайней нужды обречь русский народ на ужасы и страдания еще одной зимней кампании?.. Нет, мысль об ужасах зимней кампании была для меня невыносима...»
Владимир Ильич в беседе с Кларой Цеткин сказал, что заказаны десять тысяч кожаных костюмов для красноармейцев. Но до того, как эти костюмы были готовы, героические защитники Советской России штурмом овладели Перекопом. Это был беспримерный военный подвиг, совершенный Красной Армией.
7. КОНЕЦ МАХНОВЩИНЫ
Радостно взволнованный, возвращался из Москвы Фрунзе с X съезда партии. Он ощущал небывалый подъем сил, забыл о своей застарелой болезни — наследстве царской каторги. Работать, работать, работать! И какой неожиданностью было для него, когда после серьезной беседы с Михаилом Васильевичем Владимир Ильич, внимательно оглядев Фрунзе, вдруг сказал:
— Вам необходимо хорошенько отдохнуть, подлечиться. Вы совсем больны.
Фрунзе растерялся и> даже обиделся. Сейчас, в такое время, отдыхать! Он сказал, что чувствует себя отлично и вообще здоровяк! Фрунзе при этом так уморительно, по-детски надул щеки, что Ленин расхохотался. Это был хороший признак.
— После ваших слов на съезде, Владимир Ильич, о борьбе с мелкобуржуазной контрреволюцией, вы не должны меня задерживать. Ведь я командующий вооруженными силами Украины и Крыма, а на Украине до сих пор не ликвидирована махновщина. Я обязан это сделать. Как член Цека я настаиваю на этом.
Выступая на съезде партии, В. И. Ленин сказал о борьбе с мелкобуржуазной анархической стихией: «Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство, мы имеем дело со страной, в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности, а кроме того, мы имеем еще такую вещь, как демобилизация армии, давшая повстанческий элемент в невероятном количестве» 15.
На прощание, крепко пожимая руку Фрунзе, Владимир Ильич напомнил ему о необходимости скорейшей ликвидации Махно.
— Это будет трудная, необычная война, — сказал Владимир Ильич. — Но с Махно надо покончить. Желаю вам успеха!
Фрунзе понимал трудность борьбы с махновщиной. Он сравнивал махновцев с туркестанскими басмачами. Внешне действия тех и других казались схожими. И махновцы и басмачи нападали неожиданно, уходя от столкновения с крупными частями; и те и другие обладали высокой подвижностью. За день махновцы, уходя от преследования, проделывали путь в 100—120 километров, а иногда и все полтораста. Махновцы были лучшими боевиками, более изворотливыми и решительными, чем басмачи. Организация махновцев была совершенней. Буржуазные польские и французские газеты злорадствовали: появилась, мол, наконец, та сила, которая новыми методами войны подточит Советскую власть!
Обычная тактика — действовать крупными силами — в борьбе с Махно оказалась непригодной. Фрунзе пришел к вызоду: бороться с Махно методами самого Махно! Против небольших, подвижных отрядов махновцев действовать такими же небольшими, подвижными отрядами.
И Фрунзе создал «Летучий корпус», в состав которого вошло несколько десятков отрядов. Началась планомерная и упорная «малая война».
После первых же стычек Махно почувствовал твердую руку Фрунзе. Банды махновцев начали метаться из одного района в другой. Отдельные отряды Махно засылал в отдаленные районы, чтобы неожиданным появлением их спутать планы красного командования и оттянуть отряды «Летучего корпуса» от основных районов, занятых махновцами. Но провести Фрунзе было нелегко. Он спокойно стягивал кольцо вокруг «вольного отечества анархии», как Махно называл район, где находились его главные силы. Не всегда и не во всех случаях план Фрунзе осуществлялся точно и безошибочно. Бывали у красных командиров отдельные промахи. Махно пользовался ими исключительно ловко и ускользал от преследования. В ответ на это Фрунзе усилил разведку.
— Разведка сейчас — самое сильное оружие против Махно, — говорил Фрунзе командирам. — Окружите его своими разведчиками, и вы всегда будете знать, где он и что он делает.
Однажды Михаилу Васильевичу доложили, что банды Махно, отступая, прорываются к Полтаве. Фрунзе решил лично выехать в Полтавский район и принять на себя руководство боевыми операциями. Прибыв на станцию Решетиловку, он с группой ординарцев направился верхом к соседнему селу, куда должен был подойти отряд «Летучего корпуса». Наступал вечер. Вдали, на дороге, показалась воинская часть. Фрунзе пришпорил коня и поскакал вперед. В сумерках трудно было разглядеть приближавшийся отряд. Михаил Васильевич придержал коня и крикнул:
— Командир, выезжайте вперед и доложите!
Отряд остановился. На приказание Фрунзе никто не
ответил. Видно было, как в отряде съезжаются всадники н что-то обсуждают. Это становилось подозрительно. Фрунзе собирался повернуть коня, когда один из его ординарцев вырвался вперед, подскакал к неизвестному отряду и требовательно крикнул:
