«Скверное положение на фронте 2 конной; 21 дивизия разрезана кубанцами на две части; часть полков 1 стрелковой дивизии уничтожена; 3 дивизия небоеспособна; 16 кавдивизия в атаке у Токмака понесла большие потери».
Сохраняя спокойствие, Фрунзе продолжает сосредоточенно изучать армию Врангеля, ее боевые силы, резервы; главным образом — резервы, нащупывая ахиллесову пяту крымского разбойника. В остервенелом азарте
Врангель бросает на фронт все свои боевые силы. В резерве у пего почти ничего нет.
Врангель, по мнению интервентов и белогвардейцев, удачлизый, боевой генерал. Он слепо верит в свое «боевое счастье».
— Одним ударом мы разобьем красных! — хвастливо говорил он своему заместителю генералу Слащеву.
Беседуя со Слащевым и едва сдерживая волнение, Врангель быстро шагал по огромному роскошному кабинету. Его гибкая фигура затянута в ловкую черкеску. Даже здесь он не расстается с золотой шашкой, на которой выгравирована надпись: «Дар благодарной Франции». На груди, возле серебряных газырей, сверкает бриллиантами платиновый орден — награда «его величества короля Великобритании и императора Индии». В ушах барона еще звучат высокопарные слова, сказанные генералом Хольманом при вручении ордена: «Освободителю России от ига большевизма!»
— Еще один удар, — говорит Врангель Слащеву,— и путь на Москву открыт. Открыт, — повторяет он, кривя в жесткой усмешке губы.
Разгадав замысел Врангеля, Фрунзе готовится к отпору. Он осторожно, десятки раз проверяя себя, делает выводы. Каховка! Здесь захлебнется Врангель. А дальше? Если у Врангеля нет резерва, то ему конец, разгром.
— Укреплять Каховку! — приказывает Фрунзе. — Ни одной пяди земли не отдавать противнику.
Он стягивает к каховскому плацдарму подкрепления. И все же кольцо вокруг Каховки сузилось.
Начавшиеся мелкими стычками развернулись упорные многодневные бои за Каховку. Авиация и артиллерия Врангеля обрушивают на плацдарм всю силу своего огня. 14 октября на прорыв укреплений плацдарма пошла «бронированная конница» Врангеля. Появились танки и броневики. Красные войска выдержали первый удар. Налет танков, прикрываемых белой конницей, на первых порах внес некоторое смятение в ряды красноармейцев. Но, оправясь, они вновь перешли к упорной обороне.
15 октября в телеграмме Ленину Фрунзе сообщил о том, что Врангель приступил к выполнению большого стратегического плана:
«В результате семидневных ожесточенных боев по всей линии фронта план этот ныне потерпел полное крушение... 14 октября... нами разбиты три кавалерийские дивизии и две пехотные... Веденная в этот же день фронтальная атака на Каховский плацдарм тоже кончилась поражением противника. Несмотря на ввод в бой 12 танков, 14 бронемашин и тяжелой артиллерии, наши войска удар выдержали и, перейдя в контрнаступление, отбросили противника... Нами взято... около 20 орудий, 7 танков, много пулеметов...»
Как и рассчитывал Фрунзе, Врангель, не имея мощных резервов, захлебнулся в своем рывке. Красные войска перешли в контрнаступление по всему фронту. Измученные жестокими боями, красноармейцы упорно двигались вперед. Фрунзе, объезжая части, выступал на митингах, ободрял бойцов и командиров. Приехав в расположение 153-й бригады 51-й дивизии, Михаил Васильевич поблагодарил войска за безмерную доблесть и мужество, с которыми они отразили натиск лучших сил белой армии.
— Мы не только устояли под жестокими ударами, но и перешли в наступление,— говорил на митинге Фрунзе.— Но и этого еще недостаточно. Партия и весь народ начертали на своем знамени роковые для контрреволюции слова: «Помните о Врангеле! Смерть Врангелю!»
Над рядами разнеслось: «Смерть Врангелю!»
Михаил Васильевич, покидая 153-ю бригаду, обратил внимание на группу бойцов, что-то горячо обсуждавших. Фрунзе остановил автомобиль и подошел к бойцам.
— Здравствуйте, товарищи! О чем шумите, прямо как во французском парламенте?—улыбаясь, спросил он.
Увидев командующего фронтом, бойцы опешили и молча вытянулись. Фрунзе заметил на табурете исписанный лист бумаги. Один из бойцов, перехватив взгляд Михаила Васильевича, бойко доложил:
— Товарищ командующий, это мы письмо пишем барону Врангелю.
— Письмо Врангелю? — удивился Фрунзе. — А ну прочтите!
К месту, где Фрунзе разговаривал с бойцами, отовсюду стекались бойцы и командиры. Телефонист-разведчик Оленин взял исписанный лист и начал громко читать:
— «Его превосходительству генералу Врангелю.
Премного благодарны Вам, Ваше баронское превосходительство, за отпущенные 3 танка для Красной Армии (отбитые нами). Но у нас сейчас также не хватает годного транспорта. Поэтому будьте добры отпустить нам 6 броненосцев для форсирования по Черному морю. Правда, за них придется Вам Антанте пшеницей таврической платить, а ее у Вас и так немного, но мы уверены, что Вы нас порадуете, как-нибудь достанете. Для Вас это пустяки. Антанта Вам на слово верит. Поэтому мы льстим себя надеждой, что Вы не посмеете отказать в просьбе красных бойцов... На днях свидимся лично и тогда потолкуем, только, чур, не драпайте заранее».
Фрунзе расхохотался. Вокруг раздавались голоса:
— Правильно, Оленин! Посылай барону пашу депешу.
— А как же вы пошлете ее? — спросил Фрунзе у Оленина.
— Очень просто, товарищ командующий. В разведке я подбираюсь к их проводу, включаюсь и передаю как спешную телефонограмму. А там олухи царя небесного примут, да еще каждое слово переспросят. Повторите, кричат, ну, я повторю...
— Расскажи про экстренную телеграмму! — сказал кто-то из командиров.
— Это что я утром отправил? — переспросил Оленин. — Можно. Когда, значит, отступили они, товарищ командующий, то провод телефонный не свернули. Я включился, слышу — главный белый штаб приказывает что-то. Я и говорю им: прекратить разговоры! Принимайте спешную телеграмму барону Врангелю. Они отвечают: к приему готовы. Ну, я им продиктовал. У меня написано уже было вот это, — Оленин вытащил из кармана бумажку. — Прямо по-телеграфпому: Убегайте зпт гады зпт быстрее зпт я выработал для вас маршрут двтч Мелитополь тире Севастополь тире Константинополь тчк.
Фрунзе внимательно посмотрел на Оленина и сказал:
— Маршрут вы указали правильный...
16 октября штаб Фрунзе подвел итоги первого этапа военных операций. Враг от каховского плацдарма отброшен. 2-я белая армия генерала Драценко потерпела полное поражение. 1-я белая армия генерала Кутепова отступает с большими потерями. Столкновение белой и красной конницы в районе Шелохова закончилось разгромом белой конницы. В этом бою убит генерал Бабиев — командующий врангелевской кавалерией. Заменивший его генерал Науменко кратко рапортовал Врангелю: «Наша конница потеряла сердце».
Дальше Науменко показывает картину отступления белой армии.
«Войска отступали в паническом беспорядке, — сообщал он. — Командиры растерялись, распорядительности не было никакой. Каждую минуту нужно было ожидать, что следовавшая по пятам кавалерия противника бросится в атаку... Делается последняя попытка предупредить атаку. Красные и белые кавалеристы выхватывают шашки и уже бросаются друг на друга, но... в последний момент белые не выдерживают и бросаются обратно. За нами несется конница противника. Жуткий момент, особенно для пехоты. Целыми ротами, бросая винтовки, поднимая руки вверх, пехотинцы сдаются в плен. Большевики продолжают преследовать...
По дороге без остановки в три ряда двигалась лента людей, лошадей. Поломанные экипажи, орудия, пулеметы. Конница топтала пехоту. Пехота, прорываясь к переправам, старалась оттеснить конницу. А красные отрезали тыл...»
Такую уничтожающую оценку дал врангелевский генерал «решающему» и «молниеносному» наступлению Врангеля. С большими потерями в людях и технике врангелевцы в беспорядке отступили.
Беспощадными мерами Врангель старался призести в порядок потрепанные в боях части своей армии. Он не хотел признать, что разгром его войск на правом берегу, в районе Никополя и особенно в боях за каховский плацдарм,— начало катастрофы. Генерал Слащев, правая рука барона, отлично это понимал. В своей книге, вышедшей под громким названием «Требую суда общества и гласности», он пишет: «Я, Слащев, в период Каховской катастрофы указал Врангелю на угрожающее положение фронта. Врангель ответил в письме: «Дела наши на фронте с божьей помощью идут хорошо, и я не знаю, отчего Вы ими обеспокоены».
