Когда Крымов, ничего не подозревая, позвонил из Луги в Петроград, в штаб округа, ему ответили, что Керенский приказал остановить эшелоны. Крымов решил, что в Петрограде что-то произошло, и Керенский, возможно, уже не у власти. Когда вместе с Дитерихсом он вернулся с переговорного пункта на станцию, они увидели неожиданную картину: казаки высыпали из теплушек, смешались с солдатами Лужского гариизопа, повсюду шли митинги. Прибывший из Петрограда агитатор ВЦИК и агитаторы местного Лужского Совета зачитывали прокламации, объявлявшие о смещении Корнилова, призывавшие железнодорожников останавливать корниловские эшелоны. Они разъясняли контрреволюционные цели Корнилова и других генералов, призывали казаков не допустить покушений на завоевания революции, возврата старорежимпых порядков. Царили неразбериха и растерянность...
В штабном вагоне Крымову были вручены две взаимоисключающие депеши. Главнокомандующий Северным фронтом Клембовский передавал приказ Корнилова, что в случае, если не удастся двигаться к Петрограду по железной дороге, идти туда походным порядком. Другая телеграмма — от Керенского — предписывала задерживать эшелоны, идущие в Петроград, и направлять их св пункты прежних стоянок». Прибывший из Петрограда комиссар ВЦИК М. Булычев и представители исполкома Лужского Совета требовали от Крымова подчиниться Временному правительству и увести войска. Крымов оказался в тяжком положении. В Псков, в штаб Северного фронта, для выяснения обстановки был направлен Дито-рихс. Вскоре от него поступило не очень онределенпое сообщение, смысл которого можно было понять так, что следует как минимум продолжать концентрацию частей и ждать дальнейших указаний. Но когда днем 29 августа Дитерихс вернулся в Лугу, Крымов сказал ему, что он принял решение «приблизиться к Петрограду». Железнодорожные пути, однако, оказались блокированными: железнодорожники заявили, что, если даже их заставят вывести поезда, они «пожертвуют собой», но устроят крушение. Выгрузив эшелоны, Крымов отвел полки па 10— 15 верст от Луги, расположив их в деревнях Стрешево и Заозерье. Отсюда он предполагал дойти до станции О ре деж, где рассчитывал соединиться с частями Туземной дивизии.
29 августа в Стрешево из Ставки наконец «пробился» полковник Лебедев, передавший Крымову боевой приказ: сосредоточить весь корпус вместе с Туземной дивизией, быстро двигаться на Петроград и занять его. Но Лебедеву было поручено сообщить в Ставку, что сосредоточение всех частей требует теперь большего времени из-за их разбросанности, порчи путей, противодействия железнодорожников и возможного сопротивления войск Петроградского военного округа, ио всем данным остающихся верными ВЦИК и правительству. Ко всему этому Крымов добавил, что у него имеются сведения, что между правительством и Ставкой ведутся какие-то переговоры, и, если эти сведения верны, он, Крымов, не хотел бы брать на себя ответственность за открытие боевых действий. Лебедев выехал из Стрешево, но по дороге был арестован.
В тот же день, 29 августа, из Петрограда к Крымову прибыли два представителя «Республиканского центра» — II. Фиписов и полковник Л. Дюсемитьер. Они выехали наканупе с фиктивными документами, с трудом нашли его в Заозерье и убеждали без промедления идти на Нет-роград, поскольку без этого выступление корниловцев в самом городе станет невозможным. В Петроград через Гатчину послали мотоциклиста с шифрованной запиской: «Действуйте немедленно, согласно инструкциям».
Крымов издал приказ, в котором сообщал, что штаб корпуса и штаб 1-й Донской дивизии 31 августа будут находиться в с. Мина, в одном переходе от Царского Села. Штабы Уссурийской и Туземной дивизий должны были войти с ним здесь в связь, чтобы, взаимодействуя, двинуться к Петрограду. Но сомнения, по-видимому, все сильнее терзали Крымова. Самое главное, он не имел устойчивой связи с Туземной и Уссурийской дивизиями. Где же они находились?
Еще 27 августа эшелоны Туземной дивизии со станции Дно начали уходить на Вырицу. Командир дивизии князь Багратион остался в Дно, ожидая прибытия генерала П. Краснова, назначенного новым командиром 3-го конного корпуса (Крымов назначался командующим Петроградской армией). К концу 27 августа в Дно пришли противоречивые телеграммы. Керенский требовал остановить движение войск к столице; Корнилов — не обращать на это внимание и действовать согласно полученным инструкциям. Багратион продолжал двигать свои эшелоны вперед. Выяснилось, однако, что за станцией Семрино железнодорожный путь разрушен. У станции Антропшино между разъездами ингушей и черкесов, с одной стороны, и высланными навстречу отрядами из Павловска и Царского Села — с другой, завязалась перестрелка. Это было, пожалуй, единственным боевым столкновением корниловских и правительственных войск. Однако обе стороны явно не стремились к обострению. Павловские и царскосельские отряды отошли со своих позиций, а командовавший ингушами и черкесами князь Гагарин, убоявшись оторваться от основных сил дивизии и «попасть в мешок», не решился продвинуться вперед.
Эшелоны Туземной дивизии неподвижно стояли в Вырице и Семрино. Сюда уже утром 29 августа прибыли агитаторы ВЦИК и представители Всероссийского мусульманского съезда, проходившего в эти дни в Петрограде. Делегаты съезда сразу встали на сторону правительства, поскольку в корниловском выступлении усмотрели угрозу реставрации монархии и, следовательно, национальному движению. Между прочим в числе посланцев съезда в Туземную дивизию находился внук Шамиля. На его влияние возлагали особые надежды...
На заседаниях полковых комитетов прибывшие убеждали горцев не принимать участия в надвигающейся гражданской войне, остаться в стороне. В Кабардинском и Осетинском полках началось брожение. Выносились резолюции, требовавшие от командира дивизии Багратиона остановить движение. Дезорганизация и неразбериха усиливались. В таких условиях все еще находившийся в Дно Багратион отдал приказ, согласно которому части дивизии должны были сосредоточиться па станции Вырица, но никаких боевых действий не предпринимать. Это было равно отказу от задачи, поставленной Ставкой: вступить в Петроград и наряду с частями 3-го конного корпуса установить там «твердый порядок».
Головные эшелоны Уссурийской дивизии вместе со штабом и командиром дивизии генералом А. Губиным к 28 августа дошли до Нарвы, где были встречены агитаторами местного Совета и агитаторами, прибывшими из Петрограда. М. Шолохов в «Тихом Доне» с большой художественной силой описал сцену выступления агитато-ра-большевика И. Бунчука перед казаками, оказавшимися в Нарве.
«В Петрограде вам делать нечего,— говорил Бунчук,— Никаких бунтов там нет. Знаете вы, для чего вас туда посылают? Чтобы свергнуть Временное правительство... Вот! Кто вас ведет? — царский генерал Корнилов. Для чего ему надо спихнуть Керенского? Чтобы самому сесть на его место. Смотрите, станичники! Деревянное ярмо с вас хочут скинуть, а уже если наденут, то наденут стальное!» Корниловский есаул Калмыков пытается парализовать влияние Бунчука. Столкновение их оканчивается трагедией. Бунчук с помощью казаков арестовывает Калмыкова и, когда тот в ярости оскорбляет Ленина и большевиков, расстреливает его на железнодорожных путях. Первые, еще слабые раскаты будущей гражданской войны...
Дальше Ямбурга уссурийским эшелонам пробиться не удалось. Поступили сообщения, что путь впереди разобран. 30 августа общее совещание комитетов частей Уссурийской дивизии вынесло постановление о подчинении Временному правительству. Делегация уссурийцев выехала в Петроград. Ее возглавил войсковой старшина Г. Полковников, которому это скоро зачтется Керенским.
5-я Кавказская казачья дивизия, которая, согласно плану Ставки, должна была двинуться на помощь Крымову из Финляндии, так и осталась на месте. Командир 1-го кавалерийского корпуса, в который входила дивизия, кпизь Долгоруков выехал из Могилева к месту дислокации дивизии в ночь на 28 августа, по уже в Ревеле был арестован.
Оказалась бездеятельной и корниловская «пятая колонна», состоявшая из членов контрреволюционных организаций и офицеров, направлявшихся в Петроград из Ставки. Контрреволюционные организации должны были выступить в ответ на «большевистское восстание», по данным военной контрразведки якобы предполагавшееся в день полугодовщины Февральской революции — 27 августа. Но в этот день орган ВЦИК «Известия» сообщили, что от большевистского руководства получены категорические заверения, что никаких выступлений большевики «не готовили и не готовят». Таким образом, писали «Известия», если какие-то выступления и произойдут, то они будут «провоцированы исключительно контрреволюционным и, правыми организациями».
