Теперь настал момент для развертывания запасного «(сценария», учитывавшегося Временным правительством и вообще реакцией при подготовке наступления и затем дополненного кадетами их выходом из правительства.

Позорный провал па фронте теперь можно было отнести на счет «революционной анархии», большевиков и других левых групп и организаций. Контрреволюционная, антибольшевистская печать связала воедино Тарно-польский прорыв на фронте с июльскими событиями в столице, поспешив представить их «большевистской попыткой прорвать внутренний фронт». На «взрыв революции» контрреволюция ответила своим «взрывом». На большевиков и революционные массы обрушились репрессии. В разных местах города демонстранты подверглись вооруженным нападениям, по ним открывали огонь. Кто стрелял? По многим данным, члены тех тайных и полутайных контрреволюционных военных организаций,

которые в большом числе создавались в Петрограде, а также отдельные казачьи патрули. Воинские части громили дворец Кшесинской, где находился большевистский ЦК, типографию «Правды». Многие видные большевики и близкие им (Л. Троцкий, Л. Каменев, А. Кол-лонтай и др.) были арестованы. В. И. Ленин и Г. Зиновьев ушли в подполье. 7 июля в Петроград вступили вызванные с Северного фронта войска. Один из отрядов подошел к Таврическому дворцу с оркестром, игравшим «Марсельезу». Командовавший им поручик, меньшевик Ю. Мазуренко, демонстративно обнимался с вышедшим навстречу Чхеидзе.

На основе сфабрикованных контрразведкой «показаний» некоего Ермоленко министр юстиции П. Переверзев дал сигнал для яростной кампании по обвинению большевиков в государственной измене, в связи с германским Генеральным штабом. Лидеры ВЦИК Н. Чхеидзе и И. Церетели, опасаясь разгула черносотенных, погромных настроений, рекомендовали редакциям воздержаться от публикации этой «сенсации», как «непроверенной» (не более того!). Но правые газеты не желали прислушиваться к этим рекомендациям. «Разоблачения» пошли в ход, а эсеро-меньшевистское руководство фактически умыло руки...

По прибытии в Петроград с фронта Керенский добился ухода Переверзева в отставку, но отнюдь не за проявленную инициативу в развязывании кампании клеветы, а за преждевремепное ее начало: он считал, что опрометчивые действия Переверзева помешали сбору всех «компрометирующих данных».

Ввод в Петроград фронтовых войск и клеветническая кампания все же сыграли свою роль. Часть солдат да и рабочих поддались антибольшевистской, контрреволюционной пропаганде. Проявились и погромные, антисемитские настроения, разжигавшиеся вчерашними черносотенцами с целью отвлечения масс от действительных социальных проблем. М, Горький писал, что рабочие должны твердо заявить юдофобам и шовинистам: «Прочь! Хозяева страны — мы, мы завоевали ей свободу, не скрывая своих лиц, и мы не допустим каких-то темных людей управлять нашим разумом, нашей волей. Прочь!»

Почему в революционной стране, в революционной ситуации стали возможны столь резкие колебания с внезапным креном вправо? Пагубную роль сыграла, конеч-

но, все та же обывательщина, мелкобуржуазность массы, наиболее активная часть которой сначала разгорячила себя ультралевацкими настроениями, а затем, в обстановке «контрреволюционного взрыва», шарахнулась в противоположную сторону. Ее политическая культура была низка, что, в частности, выражалось в полной готовности верить сказанному и напечатанному властями. Определенное содействие этому «откату» оказала и позиция, занятая меньшевиками и эсерами, контролировавшими ВЦИК Советов. Покинувшие правительство кадеты спрогнозировали правильно: меньшевики и эсеры во

ВЦИК и Исполкоме Совета крестьянских депутатов приняли резолюцию, которая рассматривала демонстрации в Питере как «удар в спину» воюющей армии, а их инициаторов — как «врагов революции». Только группа левых эсеров и меныневиков-интернационалистов, возглавляемых 10. Мартовым, протестовала против антибольшевистской клеветнической кампании. Между тем массы еще верили меньшевикам и эсерам. В. И. Ленин писал, что «тогда даже у большевиков не было и быть не могло сознательной решимости трактовать Церетели и К°, как контрреволюционеров» ^1Э.

Июльские события наглядно показали, как дорого приходится платить революции, когда в ней, пусть даже на какой-то момент, берут верх левацкие элементы, склонные к авантюрам, «вспышкопускательским» действиям...

Июльский кризис внес глубокую перемену в политическую ситуацию. Еще в начале июля сложил с себя «тяжкое бремя» премьерства «толстовец» Г. Львов и удалился в Оптину пустынь для замаливания «грехов». После Октября, впрочем, он снова появится на политической арене в качестве представителя белогвардейских правительств перед их антантовскими союзниками, ходатаем за интервенцию против Советской России. Вот отрывок из его письма Ч. Крэйну, близкому советнику президента В. Вильсона: «Главное, что я хотел бы сказать Вам,— для спасения России необходимо возможно скорое планомерное объединение союзников и дружная борьба их против немцев, одетых в большевистское платье».

Премьер-министром «осколка» Временного правительства (кадеты ушли) стал эсер Керенский. Но переговоры о формировании полного состава правительства затянулись. В течение двух недель (с 7 но 21 июля) в правительстве председательствовал левый кадет министр путей сообщения Н. Некрасов. Лишь в 20-х числах июля удалось наконец сформировать новое коалиционное правительство, в которое вернулись кадеты, согласившиеся сотрудничать с «хорошо проявившими себя» в июльские дни меньшевиками и эсерами.

Важнейший пункт этого нового соглашения заключался в том, что А. Керенскому предоставлялись неограниченные полномочия, а министры, в том числе и социалисты, освобождались от ответственности перед своими партиями или организациями. Временное правительство, таким образом, в значительной мере уходило из-под контроля со стороны ВЦИК Советов, существовавшего с времен Февральской революции. Произошла передвижка власти в сторону Временного правительства, т. е. в сторону буржуазии, в сторону всего правого лагеря, в котором усилилась контрреволюционная военщина. Передвижка, но не полное обладание ими властью. Если бы это было не так, совершенно непонятной стала бы вся история корниловщины, т. е. заговор реакционной военной клики в целях установления своей диктатуры.

Общая оценка сложившейся ситуации заставляла контрреволюционные элементы смотреть на итог июльских событий как на важную ступень, способствующую их дальнейшей консолидации для нанесения революционно-демократическим силам окончательного удара. Это и произошло в корниловские дни...

Левый, революционный лагерь потерпел крупное поражение. Советы обессилели. На партию большевиков обрушились репрессии. Значительная часть ее попутчиков, сочувствующих, отхлынула от нее; было немало выходов и из самой партии. Но как пе была полной победа контрреволюции, так ие было полным и поражение революции.

Пройдя через «июльское горнило», большевики приобрели новый, важный политический опыт. Клевета, обрушенная на В. И. Ленина и других большевиков Временным правительством при фактическом непротивлении эсеровского и меньшевистского руководства, полностью рассеивала иллюзии, все еще имевшиеся в рабочей, да и в большевистской среде. Политический противник сам избрал новый путь борьбы: путь насилия. Значит, борьба с ним теперь тоже должна была стать иной. Меньшевистско-эсеровские Советы ясно показали, что они власть брать пе хотят, что они защищают власть Временного правительства, и это исключало самою возможность политической борьбы внутри них.

Мирный путь борьбы за власть Советов, намеченный В. И. Лениным в «Апрельских тезисах» и в решениях Апрельской конференции, отныне становился невозможным. «Данные Советы,— писал Ленин,— провалились, потерпели полный крах... В данную минуту эти Советы похожи на баранов, которые приведены на бойшо, поставлены под топор и жалобно мычат. Советы теперь бессильны и беспомощны перед победившей и побеждающей контрреволюцией». «Эту власть,— прямо указывал Ленин, имея в виду Временное правительство,— надо свергнуть. Без этого все фразы о борьбе с контрреволюцией пустые фразы, „самообман и обман народа⁴⁴» ²⁰.