Джерико!

Легкая дрожь пробежала по пунцовым губам Луизы. Всю жизнь, как она уверяла себя саму, ее окружали вниманием слабые мужчины. Ни у кого из них не было ни энергии, ни силы характера, ни воли, достойных ее отца. Когда Дрю Стивенс занимал должность преподавателя истории в Пелхам-Холле, Луиза была еще подростком. На семнадцать лет старше ее, он был учтивым, в меру остроумным и довольно симпатичным господином. Но отнюдь не рыцарем со сверкающим мечом, готовым сразиться с драконом. Он влюбился в это золотое дитя. Она же в некогда возникшем порыве отчаяния из-за невозможности добиться внимания отца вышла замуж за этого привлекательного джентльмена. Сейчас же Дрю Стивенс уже не мог удовлетворять желания и страсти, бушевавшие в ее душе, – с таким же успехом он мог бы отправиться на Луну. И она возненавидела его за эту слабость, за то, что он стал стареть, за то, что не помог ей стать ярчайшей звездой на небосводе семейной империи. Она развелась с ним вскоре после таинственной гибели отца.

Мужчины вились вокруг Луизы, она играла ими, то подпуская совсем близко, то отбрасывая, подобно мифологическим вакханкам, охаживавшим своих поклонников ударом плети. И вот так, лежа в полном одиночестве и пустоте, она с вожделением ждала того дня, когда в ее жизни появится настоящий мужчина. Хорошо бы, молила она Бога, чтобы он не появился слишком поздно – и так уже сорок два, а время утекает как вода меж пальцев.

Джерико!

Познакомились они три дня назад в художественной галерее на Мэдисон-авеню. В сущности, это была выставка произведений одного из учеников Пелхам-Холла. На Луизу она произвела удручающее впечатление. Новое искусство – бессмысленное сочетание краски и прочих материалов, брошенных на холст. Фантазия ребенка, не более того…

В противоположной стороне зала она увидела рыжебородого мужчину, возвышавшегося над остальными. Выглядел он просто потрясающе. Луиза не могла отвести от него глаз. Сам же мужчина уставился на картину, представлявшую собой серию разноцветных перекрестий, перемежаемых вкраплениями известки, металла и дерева – складывалось впечатление, будто какой-то человек стоял на некотором отдалении от холста и швырял в него всем, что попадало ему под руку.

Ярко-ярко-синие глаза сверху донизу окинули фигуру Луизы.

– Я собираюсь вернуться в студию на Джефферсон-Мьюз, чтобы заново осмотреть свои работы, – сказал он. – Хотелось бы убедиться в качестве. Не желаете присоединиться?

– Желаю.

Крепкая рука сжала ее предплечье и повела сквозь толпу на улицу. За углом располагалась стоянка для машин. Он подвел Луизу к красному «мерседесу» с откинутым верхом и открыл дверцу. Когда оба уселись, машина направилась в сторону центра города. Всякий раз, когда светофор останавливал движение, он переводил взгляд на спутницу. Зрелище ему явно нравилось. Перед этим он даже не представился – вообще не упоминались никакие имена.

Джерико припарковал «мерседес» у ворот здания, в котором находилась студия, они прошли к лифту и поднялись на второй этаж. Отомкнув замок, он отступил в сторону, давая ей пройти.

Это была просторная, почти пустая комната с окном в потолке в северной части помещения. Там стоял мольберт с полотном, а вдоль стены располагались картины. Луиза почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Краски, жизненная сила, энергия – все это было настолько мощно, что она испытала дрожь. В уголке одного из полотен она заметила простую подпись – «Джерико».

Она уже слышала это имя.

– Джон Джерико, – прочитала она. – А меня зовут Луиза Пелхам, если это имеет какое-то значение.

– Имеет, – сказал он, окидывая взглядом вереницу картин. Потом вздохнул, словно испытал какое-то облегчение. – На мгновение там, наверху, мне показалось, что я сошел с ума.

– Они прекрасны, – сказала Луиза.

– Вы разбираетесь в живописи? – спросил он, не поднимая на нее взгляда. Впрочем, с момента входа в студию он так ни разу и не взглянул на нее.

– Уроки искусствоведения в школе и колледже, – ответила она.

– Бог вам в помощь. В искусстве вы ничего не понимаете, но зато знаете, что вам нравится.

– С этим как раз проблема. Я не знаю, что мне нравится.

– В таком случае вы не безнадежны, – проговорил он, все так же рассматривая свои картины. – Кофе или что-нибудь покрепче?

– Что-нибудь покрепче.

– Выбор прост – ирландское виски или джин. Для своих натурщиц я держу джин – они его обычно чем-то разбавляют.

– Я предпочитаю виски. Но прежде скажите, где можно помыть руки.

Все так же не глядя на нее, он махнул рукой в сторону зашторенной двери. Но если бы он посмотрел, то заметил бы нервные порывистые движения, порозовевшие щеки, неестественную пронзительность темно-синих глаз.

Через зашторенную дверь она прошла прямо в спальню. Там располагалась просторная квадратная кровать, сделанная явно на заказ. Луиза посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна – она была действительно красива.

Потом сняла маленькую шляпку и изящными пальчиками принялась приглаживать прическу. Присмотрелась и к помаде на губах – все ли в порядке. После этого подошла к окну и посмотрела на росшие внизу деревья. И наконец глубоко вздохнула.

– Джон! – позвала она.

Занавеска распахнулась – он стоял в дверном проеме, взирая на нее сияющими, но холодными глазами.

– Джон Джерико, – проговорила она дрожащим голосом, – я бы очень хотела заняться с вами любовью.

Уголки его рта тронула тень легкой ухмылки.

– Погодите минутку, – проговорил он и скрылся в студии. Меньше чем через минуту он вернулся с большим мольбертом и кусочком рисовального угля в руках.

– Повернитесь чуть левее, – сказал он.

Ошеломленная, Луиза подчинилась, тогда как он начал широкими, размашистыми движениями набрасывать ее портрет. Затем резким движением руки оторвал лист бумаги и положил его на постель рядом с ней.

– Для вашего памятного альбома, – заявил он и снова направился в сторону студии.

– Джон! – раздался отчаянный возглас Луизы. – Я уродлива?

– Взгляните, как я вас изобразил. Возможно, вы – самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Она опустила взгляд на лист бумаги, лежавший рядом на постели, – на нем была изображена обнаженная женщина с лицом Луизы.

– Да что с вами такое? Вы что, голубой? – спросила она резким голосом.

– Нет, – ответил он, на мгновение полыхнув белозубой улыбкой. – Знаете, Луиза, я люблю сам планировать свои действия. Напиток ожидает вас, когда вы «помоете руки».

Луиза почувствовала жуткий стыд. За всю свою жизнь она ни разу не совершила ни одного ошибочного шага в ситуациях, где нужно было проявить решительность и инициативу. Позже ей пришла в голову мысль о том, что причиной тому было общение со слабыми инфантильными мужчинами, которым так и не удалось подарить ей чувство истинного женского наслаждения. И все же она явно просчиталась с этим рыжебородым, что остался в соседней комнате. У нее не было сомнения в том, что он не станет тратить время попусту на стыдливые заигрывания, намеки и всякие кошки-мышки. Ей было ясно, что великий момент – вот он, и ей надо лишь вовремя воспользоваться им. Она умышленно утратила контроль над ситуацией, за что и получила вполне бесцеремонный тычок в зубы.

Луиза взяла с бюро свою шляпку и подрагивающими руками водрузила ее на золотистые волосы. Глянув на себя в зеркало, она заметила на щеках пунцовый налет от стыда за перенесенное. Ей стоило немалого усилия заставить себя быстрым шагом пройти в студию и направиться к двери.

Он стоял перед мольбертом и рассматривал какую-то картину. На маленьком квадратном рабочем столике рядом с полотнами стояли два старомодных бокала с виски и льдом.

«Лучше уйти без слов», – подумала Луиза.

– Сядьте, – резко проговорил Джерико, даже не взглянув на нее.

Ее ладонь уже держалась за дверную ручку, но она так и не повернула ее.

– Вы неверно рассчитали время, – сказал он. – Хотите разбавленное виски или предпочитаете со льдом, как я?