Интерес публики разыгрался не на шутку, было задано множество вопросов. Особую активность проявлял мистер Вивиан Садбэри, представлявший интересы банка «Хильярд и Клиф». Где прежде находилась картина и откуда взялся ящик? Вопрос остался без ответа, ибо Тернер был «загадочным». Кому принадлежит картина? Кто был предыдущим владельцем? Почему она до сих пор была неизвестна? Увы – ни одного ответа.

Лучшие лондонские фотографы мечтали о чести сделать первый снимок шедевра; самые знаменитые фотохудожники предлагали свои услуги за половину, а то и за четверть обычного гонорара. Однако аукционисты решили, что нужно дать дорогу молодым. Как бы случайно выяснилось, что некая юная принцесса всерьез занимается фотографией, мечтая сделать карьеру на этом поприще. Принцесса приходилась королеве довольно дальней родственницей, но зато была очень хороша собой, а стало быть, могла обеспечить отличную рекламу. Газеты всего мира перепечатали изображение юной аристократки рядом с шедевром Тернера.

Ажиотаж еще более усилился. Репродукции, сделанные с фотографии картины, были немедленно на реактивных авиалайнерах переправлены в картинные галереи Южной Калифорнии, Саудовской Аравии, Техаса и Йоханнесбурга, где их самым внимательным образом изучили.

Наконец, полотно обрело название, ибо на картине был изображен Плимут и знаменитый мыс. Первоначальное название осталось неизвестным, но специалисты сочли, что вполне потернеровски будет назвать полотно «Корабль и Плимутский мыс».

Каждое из этих маленьких открытий освещалось газетами, телевидением и художественной критикой как сенсация. Однако главный сюрприз был оставлен на десерт. На фотографиях, сделанных юной принцессой, была видна только картина – рама осталась за пределами снимка. Мэлори и Пилгрим гораздо больше интересовались именно рамой, а не полотном, поэтому подобная неожиданность их весьма обескуражила. Они обратились за помощью к Вивиану Садбэри, который всю свою жизнь провел за кулисами мира искусства, но даже сей эксперт оказался бессильным что-либо выяснить. Аукционисты не подпускали к Тернеру никого. Даже имя прославленного банка, дававшее доступ в самые заповедные места, не подействовало – слишком уж много влиятельных организаций заинтересовалось картиной.

В Лондон на аукцион прибыли самые богатые клиенты, разумеется, не лично, а прибегнув к услугам посредников. На аукционах всегда полно агентов, представляющих анонимных клиентов. К тому же развитие техники в значительной степени освежило древний ритуал: участвовать в аукционе можно из любой точки планеты, пользуясь спутниковой связью.

И вот в среду, в пять часов пополудни, молоточек аукциониста ударил по стойке, призывая богатейших и знаменитейших соблюдать тишину. Зал был залит сиянием «юпитеров», отовсюду целились объективы фотоаппаратов и телекамер. Ведь кроме присутствовавших в зале мультимиллионеров, еще энное количество миллиардеров сидело сейчас перед экранами в Эр-Рияде, Рио-де-Жанейро, Гонконге, Далласе и Токио.

– Итак, предлагаем вашему вниманию картину Джозефа Мэллорда Вильяма Тернера с условным названием «Корабль и Плимутский мыс», – начал аукционист.

Он подал знак, и прислужник в ливрее снял чехол с полотна. Аукционист обернулся к публике и обвел взглядом оцепеневшие от изумления лица.

Дело в том, что картина оказалась в невзрачной, но весьма основательной раме из нержавеющей стали. 

Мягким, но уверенным голосом аукционист объяснил, что, согласно условиям продажи, картина должна быть выставлена именно в этой раме. 

Заменить раму на более подходящую будет несложно – картина от этого ничуть не пострадает. Затем аукционист сделал краткий экскурс в творчество Тернера, предъявил старинное свидетельство подлинности полотна, а также еще одно, составленное несколько дней назад хранителем Тернеровского зала в Британском музее. О художественных достоинствах произведения было сказано всего несколько слов, но зато каких! Картина говорила сама за себя. Затем аукционист перешел к делам практическим – объяснил, что ставки будут повышаться в масштабе по пятьдесят тысяч фунтов.

Аукционист кашлянул – всего один раз, как бы ставя точку.

– Итак, дамы и господа, – провозгласил он, – правильно ли я расслышал: один миллион?

На самом деле он ничего подобного не слышал. Просто один из присутствующих слегка кивнул седой головой.

И тут началось.

Инструкции, полученные Вивианом Садбэри, были предельно ясны, невзирая на бурное обсуждение, предшествовавшее принятию решения.

– Купить во что бы то ни стало, – приказал Мэлори.

Поэтому Садбэри держался весьма самоуверенно, чего нельзя сказать о самом сэре Хорейсе, лицо которого делалось все более и более кислым по мере того, как росли ставки. Пилгрим же и вовсе скривился, как от зубной боли. Зато Садбэри был буквально на седьмом небе: ведь он получал комиссионные, а потому вовсю старался выполнить распоряжение клиента.

В конце концов картина досталась ему за три миллиона двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Прочие претенденты по всему миру были немало опечалены. Увы, Тернер не поедет ни в Америку, ни в Южную Африку, ни в Бразилию.

Зато британские ценители искусства возликовали – произведение великого художника останется на родине. Счастливые обладатели шедевра, правда, были настроены куда менее радостно.

– Мы потом ее снова продадим, – прошептал Мэлори Пилгриму, когда они выходили из галереи. – Может быть, даже извлечем прибыль. Как насчет того, чтобы выпить? Тут мой клуб неподалеку.

– Спасибо, не сейчас.

Пилгрим остановил, такси, как раз сворачивавшее с Кинг-стрит на Сент-Джеймс-сквер. Садясь в машину, молодой банкир взглянул на часы. Время как раз удобное, подумал он.

Через несколько минут у себя на квартире он взял телефонную трубку и набрал код Флориды, затем код курорта Ки-Бискейн и номер кабинета Робизо.

– Алло, – сказали в трубке.

– Пит, это ты?

– Кто это? – спросил голос не то чтобы враждебно, но настороженно.

– Это я. Как дела?

Пилгрима узнали, и тон сразу изменился. Когда-то вместе, еще мальчишками, они уехали из Венгрии. Это было в 56-м. Потом вместе учились в школе и университете. Теперь же Петр Надь был личным помощником и доверенным лицом Пепе Робизо.

– Почему Пепе не участвовал в сегодняшнем аукционе? – спросил Пилгрим.

– Это ты о Тернере? Потому что Пепе всегда торгуется сам, не признает посредников. А сегодня он был занят. У него тут другие дела.

– Но его интересует эта картина?

– За сколько?

– Она ушла за три с четвертью.

– В долларах?

– В фунтах. Пит. Тут ведь Англия.

– Послушай, это слишком круто, даже для Пепе!

– Да Пепе может купить пятьдесят таких, не пудри мне мозги. Нужна она тебе или нет?

– А ты можешь ее достать?

– Думаю, что смогу.

– Только смотри, дружище. Сам знаешь. С Пепе шутки плохи. Если сделаешь ему услугу, он тебе отплатит. Но если подведешь – не завидую...

Пилгрим хмыкнул. Картина теперь принадлежала банку «Хильярд и Клиф», а он, Пилгрим, как-никак являлся старшим партнером. Итак, можно считать, что картина продана, да еще с прибылью. Он сказал:

– Только учти: плюс десять процентов.

– Ты уверен, что можешь это сделать?

– Абсолютно.

– Пепе будет просто счастлив. Он очень хотел ее заполучить. Я пошлю тебе подтверждение по телексу.

Пилгрим повесил трубку. Он здорово вспотел. Пепе Робизо был очень важной персоной – невероятно богат и жутко опасен. Крупномасштабные строительные контракты, тесные связи с Вашингтоном и еще более тесные связи с мафией. Последнее время Пепе изо всех сил пытался завоевать престиж и всеобщее уважение, вкладывая деньги в создание картинной галереи.

Пилгрим принял душ и стал бриться, разглядывая свое лицо в зеркале с немалым удовлетворением. Всего один телефонный звонок – и деньги возвращены обратно, плюс десятипроцентная прибыль!

В банке «Хильярд и Клиф» было заведено, что на всяком чеке суммой свыше ста фунтов стерлингов требовалось две подписи – еще одна традиция, оставшаяся со времен Захарова. На следующее утро Мэлори с тяжелым сердцем отправился в кабинет Пилгрима с полуподписанным чеком. Старший партнер молча посмотрел на чек, взялся за ручку и замер.