Еще до того, как сэр Хорейс вернулся на Ательсгейт, 6, миссис Фробишер уже дважды сообщила корреспондентам, что ничего не знает об интересующей их теме.
– Продолжайте в том же духе, – инструктировал ее Мэлори.
Он провел весьма малоприятное утро. Тщательный осмотр крыши и стен Кавендиш-хауса ровным счетом ничего не дал, невозможно было определить, где спрятаны бумаги. Пока Грейвс и Смитсон (консультант) проводили инспекцию, сэр Хорейс, которому было уже не под силу лазить по чердакам и подвалам, попал на растерзание миссис Абрахамс, и она мучила его целых полтора часа. Схватив банкира за руку, хозяйка подробнейшим образом рассказала ему о каждой занавеске и каждом коврике, о каждой зажигалке и каждом камине во всем доме. Мэлори сам удивлялся тому, что дожил до конца этой пытки.
Теперь же ему предстояла беседа с Пилгримом, который наверняка будет держаться насмешливо и покровительственно.
– А я вам говорил, что эта история обойдется нам недешево, – сказал Пилгрим. – Каков следующий этап?
Мэлори объяснил про стены и сердито подождал, пока Пилгрим отсмеется.
– Это совсем не смешно, Лоренс!
– А по-моему, помереть со смеху. И вы действительно собираетесь сносить стены?
– У нас нет выбора, – сухо ответил сэр Хорейс. – И вы должны это понимать.
– Сколько стоит дом?
– По нашим расчетам, перестройка обойдется в сорок пять тысяч.
– Это же сто тысяч долларов! – возмутился Пилгрим. Ситуация уже не казалась ему забавной. – Будьте поосторожнее, Хорейс.
Вернувшись к себе, сэр Мэлори велел Грейвсу организовать переправку имущества Абрахамсов на склад, причем лишних денег ни в коем случае не тратить. Сама супружеская чета отправилась в отель «Интерконтиненталь». Мэлори составил списочек проблем. Во-первых, придется сообщить Абрахамсам о том; что их прелестный дом будет снесен. Во-вторых, необходимо получить санкцию местных властей, иначе с работами могут возникнуть трудности. В-третьих, нужно разрешение земельной комиссии, которой принадлежит участок.
Мэлори отлично знал, что ни одна из вышеупомянутых инстанций своего согласия так просто не даст.
Как же быть? Мэлори понимал, что вся эта история имеет несколько комический оттенок. Однако его уверенность в важности рукописи Дайкстона от этого меньше не стала. Сэр Хорейс начинал «чувствовать» Дайкстона, и это чутье говорило ему, что разворачивается настоящая охота. Как и положено на хорошей охоте, впереди волнения, опасности, а в конце скорее всего кровопролитие.
Придется снести эти чертовы стены, и будь что будет. Последствия же рисовались такими: гражданский иск Абрахамсов, иск от местных властей и прочее и прочее.
Внезапно Хорейс Мэлори обнаружил, что сидит, зажав голову руками, да еще так сдвинув брови, что весь лоб болит. Банкир выпрямился и посмотрел вокруг себя: где-то здесь должна была плавать улыбка Чеширского Кота. Вслух он сказал :
– Надо – значит, надо. Ничего не поделаешь.
Неделю спустя мебель Абрахамсов уже находилась на складе – и обошлось это очень недешево. Супружеская чета жила в отеле. Ранним утром на тенистом перекрестке, благодаря которому Карфакс-хаус получил свое первоначальное название, образовалась небольшая пробка: молодым мамашам, отвозившим своих отпрысков в частные школы на французских и немецких автомобилях, пришлось потесниться – к воротам Кавендиш-хауса двигался тяжеленный бульдозер. Бульдозер подъехал к дому, слегка сдвинув опору ворот.
В саду уже ждали Хорейс Мэлори, Жак Грейвс, консультант Смитсон и бригада рабочих. В это время к ним присоединилась соседка, которую немедленно выпроводили бы за пределы сада, если в она не была молода и хороша собой. Мэлори всегда проявлял галантность по отношению к красивым женщинам.
– Домик, конечно, хорошенький, – заметила блондинка. – Но он такой прилизанный, прямо ужас! Знаете, ведь от старого строения почти ничего не осталось. А зачем вы все это делаете?
– Вынужденно, мадам, – пробормотал Мэлори.
– Ну-ну... – Блондинка посмотрела вокруг критическим взглядом.
Грейвс не сомневался, что эта дамочка способна определить стоимость любой вещи с точностью до одного фунта стерлингов.
– Конечно, я бы в таком доме жить не стала. У нас подлинный георгианский дом.
– Очень рад за вас, – сказал Мэлори.
– Солнечные часы, правда, тут хороши. Я их просто обожаю. Часы, естественно, появились до того, как сюда въехали эти. Вы их видели?
– Полагаю, что нет, – процедил Мэлори, галантность которого уже была на исходе.
– Они в саду, за домом. Просто прелесть. В виде регулуса. Очень оригинально.
Мэлори просто кивнул, он наблюдал за ревущим бульдозером. Зато Грейвс слегка нахмурился – в мозгу у него звякнул невидимый колокольчик. Он обернулся к дамочке:
– Вы сказали: «регулус»?
Та улыбнулась:
– Да-да. Если вам интересно, можете сходить посмотреть.
– Это ведь какое-то геральдическое животное? – спросил Грейвс.
Красотка кивнула, и он поинтересовался:
– По-моему, этот зверь называется еще и как-то иначе... Если я не ошибаюсь...
– О да, – согласилась собеседница. – Более известное название регулуса – василиск. Вы знаете, как выглядит это мифическое чудовище?
Но Грейвс уже отвернулся от нее: размахивая руками, он сигналил водителю бульдозера, чтобы тот остановился. Когда грохот дизеля стих, Грейвс сказал:
– Сэр Хорейс, эта дама говорит, что в саду находятся солнечные часы необычной формы. В виде василиска.
– Интересное слово, – молвил Мэлори. – Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее, мадам.
Этого-то дамочке было и нужно.
– Пойдемте, я покажу вам.
– Разумеется.
Женщина отвела их в сад. Солнечные часы представляли собой решетку, внутри которой находился мифический зверь. Решетка была установлена на массивном пьедестале кованого железа. Утреннее солнце светило слабо, тени были едва различимы, однако к полудню они сгустятся, и тогда циферблат на близлежащей стене оживет.
– Какой страшный, правда? – показала красотка на железного зверя. – Прямо олицетворение зла.
Мэлори разглядывал василиска, а женщина стрекотала не умолкая:
– Взгляд василиска считался гибельным для смертного. Как для людей, так и для животных, за исключением ласки. Дыхание чудища ядовито и губит все растения, кроме руты. Уничтожить же василиска можно лишь посредством...
Василиск, Бэзил, Василий, думал Мэлори. Василиск – олицетворение зла. Ах, Дайкстон, Дайкстон!
Он поднял руку:
– Полагаю, имеет смысл начать отсюда. Точнее, со стены, где расположен циферблат. И бульдозер нам вряд ли понадобится.
Глава 4
Вторая часть отчета капитан-лейтенанта Королевского флота Г. Дж. Дайкстона о его путешествии в Россию весной 1918 года
"Ясно было одно: большевикам обещали оружие! И на какую сумму – пятьдесят миллионов фунтов стерлингов! Неудивительно, что я прочел на суровых лицах большевистских вождей радостное удивление. Для Ленина, зажатого в тиски между белогвардейцами и немцами, эта сделка должна была показаться Божьим даром, который спасет и революцию, и его татарскую шкуру. Троцкий, народный комиссар армии, оставшейся практически без оружия, светился от счастья, как ребенок, оказавшийся на кондитерской фабрике. Да и Янкель Свердлов, глава государства заговорщиков, должно быть, сразу ощутил, как зыбкая почва твердеет у него под ногами. Захаров перестал быть для них милитаристом, он превратился в истинного спасителя! Меня собрали в дорогу с невероятной оперативностью. Распоряжался всем Свердлов, а он свое дело знал. Едва закончилась аудиенция (словами, что завтра утром я ни в коем случае не должен опоздать), как меня взял под опеку один из секретарей. Я видел этого человека всего однажды и очень недолго, но запомнил совершенно явственно, словно у меня в мозгу отпечаталась фотография. Это был высокий мужчина с узкой и длинной, абсолютно лысой головой, белой бородкой клинышком, как у сэра Бэзила, на носу – пенсне, прикрепленное к лацкану широкой лентой ослепительно красного шелка. Я уделяю столько внимания этому человеку потому, что за все время моего пребывания в Москве он был единственным, в чьем наряде присутствовала экстравагантность: двухфутовая лента красного шелка! Секретарь позвал фотографа, тот меня сфотографировал.
Затем меня передали рассыльному. Это был матрос, не отличавшийся разговорчивостью. Он сказал лишь: «Следуйте за мной» – и быстро зашагал вперед. Следуя за матросом, я вышел из Кавалерского корпуса, и через пять-шесть минут мы оказались возле другого здания, название которого мне неизвестно. Матрос сказал:
– Входите.
После чего развернулся и удалился.
Внутри меня встретил еще один моряк, судя по виду, из боцманов.
– Вы от товарища Свердлова? – спросил он.
Я кивнул.
– Тогда сюда. – Он показал на какую-то дверь. – Выбирайте сами. Там есть все, что вам нужно. Это для вас. – Он протянул мне пустой чемодан и отвернулся.
Я поднял руку:
– Минуточку. Вы получили инструкции на мой счет?
Боцман удивленно обернулся.
– Само собой.
– В чем они состоят?
Он достал из кармана бумажку, исписанную какими-то каракулями – скорее всего его собственными.
– Зимняя офицерская форма. Поездка на восток, – по складам прочитал моряк.
– А какое звание?
– У нас теперь званий нет, товарищ. Я ж тебе сказал, выбирай что хочешь.
Я вошел в указанную дверь и оказался в просторном, тускло освещенном помещении. В нос мне ударил запах шерсти, пота и несвежего белья. Повсюду лежали тюки с одеждой. Приглядевшись, я понял, что все это – обмундирование морского офицерства.
Ощупывая мягкое темно-синее сукно, я размышлял над тем, где сейчас находятся люди, носившие эти мундиры прежде. Мысль не вселяла оптимизма. А ведь комплектов обмундирования были сотни, а то и тысячи. Почти вся одежда была ношеная и нечищеная. Тем не менее приказ есть приказ, и я занялся поиском кителя и брюк подходящего размера. Потом занялся сапогами. Надо сказать, что мои были вовсе не плохи, но лишняя пара хороших сапог никогда не помешает. Надо сказать, что контраст между этой мрачной лавкой старьевщика и сияющим огнями универмагом «Гивз», где меня так эффективно снарядили перед началом путешествия, был поистине впечатляющим. Шинель я решил не брать. Вряд ли в этом пахучем хранилище нашлось бы что-то лучше моей гвардейской, полученной в «Гивзе». Заполнив чемодан, я вышел в коридор.
Там ждал боцман.
– Выложи вещички на стол, товарищ, – сказал он.
Я повиновался, и он очень внимательно осмотрел два кителя, брюки и фуражку. Я спросил, что он ищет.
– Смотрю, не осталось ли где погона, петлицы, шеврона. Нет, вроде все в порядке. Можно брать.
Он проводил меня обратно в Кавалерский корпус, где я забрал свой прежний чемодан. Мне сказали, что ночь я проведу в казарме. На ужин мне выдали тарелку борща и солянку. Мяса в последней не оказалось. Вином это блюдо тоже, увы, заправлено не было. Но ничего, мне случалось на судах его величества питаться и похуже. Постель оказалась без белья и одеяла, так что пришлось спать в одежде.
Уснул я, думая о человеке по имени Василий Яковлев. Зачем Свердлов сказал, что я должен привыкать к этому имени?
Кто это – Яковлев?
Проснувшись, я чувствовал себя весьма несвежим. Когда ь военное время служишь на флоте, спать в одежде становится привычкой. И наскоро есть что попало – тоже. Умыться как следует не удалось – лишь ополоснуть ледяной водой лицо и руки. На завтрак я получил краюху грубого хлеба и ломтик сыра, а также стакан слабенького чая, разумеется, без лимона. В Англии мне приходилось слышать, что новая Россия испытывает определенные трудности с продовольствием. Что ж, трудности явно были, но голодом это не назовешь.
Таким образом, отправляясь в Кавалерский корпус на назначенную аудиенцию с главой Советского государства, я чувствовал себя довольно скверно, да и мысли в голове шевелились как-то вяло. Я более или менее представлял себе, что меня ожидает. Конверт с важным документом, врученный мне господином Захаровым, лежал в моем саквояже. Разумеется, я с самого начала догадывался, что Захаров хочет, чтобы я встретился с царем. Вчера стало ясно, что мне и в самом деле предстоит поездка на восток. Почему-то это волновало меня очень мало, гораздо меньше, чем немытое тело и мятая одежда.
Я оказался в приемной на десять минут раньше назначенного срока, четверть часа просидел в ожидании, а затем был препровожден к Свердлову, завтракавшему за своим рабочим столом.
– Я здесь с шести, – сказал он. – Очень полезно поморить себя голодом с утра для укрепления воли.
Он чистил сваренное вкрутую яйцо. Покончив с этой операцией, целиком запихнул его в рот. В связи с этим обстоятельством в нашей беседе произошла небольшая пауза.
– Вы запомнили имя? – спросил Свердлов.
– Яковлев, – ответил я. – Василий Васильевич Яковлев.
– Отлично.
Свердлов выдвинул ящик стола, извлек оттуда большой желто-коричневый конверт и положил его на край стола передо мной.
– Откройте.
Я взял конверт и открыл его. Внутри, естественно, находились документы. Первый – с фотографией и печатью. Это был мандат, одновременно являвшийся удостоверением личности. Фотография была моя – та, которую сделали накануне. Мандат был выписан на имя Василия Яковлева.
Я взглянул на Свердлова:
– Значит, я должен выдавать себя за русского?
Председатель ВЦИК был занят следующим яйцом.
– Так безопаснее. Прочтите, пока я ем. Сидячая работа пробуждает зверский аппетит.
Из мандата я узнал немало интересного. Оказывается, я не просто какой-то Яковлев, а комиссар Яковлев! Пробегая глазами по строчкам, я делал все новые и новые открытия. Яковлев отправляется в путь по особо важному заданию Центрального Исполнительного Комитета. Тут же красовалась черная восковая печать вышеозначенного учреждения и подпись председателя, самого Свердлова. У меня в руках была бумага, подписанная одним из самых могущественных людей в России. Мандат предписывал всем и каждому оказывать мне всевозможное содействие.
Было там кое-что и посерьезней. В документе говорилось, что всякий, не подчинившийся приказам комиссара Яковлева, подлежит немедленному расстрелу!
Надо полагать, вид у меня был довольно ошеломленный. Во всяком случае, Свердлов глядел на меня с явной иронией.
– Будем надеяться, что эта бумажка сработает, – сказал он.
– Что, простите?
– Вы едете в Тюмень, в Тобольск. А это очень далеко и от моего рабочего стола, и от Кремля.
– Но с такими полномочиями, я надеюсь, мне нечего...
Свердлов сделал жест рукой и усмехнулся.
– Неужто вы думаете, что слово товарища Ленина уже стало непреложным законом для всей нашей огромной страны от Украины до Тихого океана? Друг мой, на все нужно время. Местные Советы состоят из людей, которые никогда и ничем в своей жизни не управляли. Они привыкли к подполью, к гонениям. Сейчас им прятаться не нужно, но старые привычки остались. Эти люди привыкли бояться центральной власти, не доверять ей. Даже если речь идет о самом товарище Ленине. Это они правят Уралом, Грузией, Украиной. Они, а не мы. Они, конечно, вас выслушают. Приезжая сюда, они ведут себя тише воды ниже травы. «Ну, разумеется, товарищ Свердлов, – говорят они, – мы с вами полностью согласны». Вот как они говорят, пока здесь. Но стоит им уехать и слезть с поезда, как начинается совсем другая история. У себя, в своих владениях, они совершенно независимы. И не собираются с этой свободой расставаться. К слову Москвы они прислушиваются, иногда соглашаются, но бывает и так, что приказ остается без внимания, а тот, кто его доставил, отправляется в лучший мир. Вы будете в опасности, дражайший англичанин. На бумаги особенно не надейтесь.
Я кивнул. После трех лет войны опасности меня не удивляли.
– Что я должен сделать?
Свердлов внимательно посмотрел на меня.
– В каких отношениях вы с Захаровым?
– Ни в каких. Я всего лишь посланец.
Он недоверчиво фыркнул.
– Этот человек наверняка послал бы по столь важному делу лишь доверенное лицо.
– Я офицер, милостивый государь, – возразил я. – Три года служу на флоте его величества. Всего месяц назад я плавал вдоль гельголандских берегов, обстреливая неприятельские укрепления. Мистера Захарова я впервые увидел в ту ночь, когда покинул Лондон.
Свердлов нетерпеливо махнул рукой.
– Ладно, это не важно. Теперь вы – Яковлев, а Захаров далеко отсюда. Задание вполне простое. Как вы, должно быть, поняли из нашего вчерашнего разговора, Захаров обещает нам оружие. Цена – Николай Романов и его семья.
Я кивнул – это было похоже на правду.
– Но... – Янкель Свердлов поднял палец. – Это еще не все. За оружие заплатит сам Николай Романов. У него в Лондоне хранятся огромные денежные, средства. Он передаст их Захарову, Захаров передаст нам оружие; мы передадим Николая Романова и его семейство английскому королю, кузену нашего царя. Бывший царь должен подписать ваш документ, поэтому вам придется встретиться с ним в Тобольске. Там есть некоторые личности, в частности члены Екатеринбургского Совета, которые захотят вам воспрепятствовать. Романов нужен им мертвым. Эти люди считают, что жизнь бывшего царя имеет какое-то значение. На самом деле это не так. Николай Романов сегодня уже ничего не значит. Разве что... – Свердлов вновь иронически улыбнулся. – Из самодержца можно извлечь пользу для нашего дела. Поэтому он еще и жив. – Председатель ВЦИК зажег папиросу и уставился на меня внезапно посуровевшим взглядом. – Сегодня жив он, и живы вы. Но оба эти обстоятельства могут очень легко измениться. Так что будьте весьма осторожны. – Лицо Свердлова осветилось лукавой улыбкой. – Очень вам советую увеличить жалованье охране Николая в Тобольске.
Тут внимание Свердлова переключилось на бумаги, лежавшие у него на столе. Я понял, что аудиенция окончена, а потому поклонился и вышел в приемную. Там я внимательно изучил бумаги, находившиеся во врученном мне конверте. Во-первых, инструкции для руководства Транссибирской магистрали, во-вторых, мандат, определявший мои полномочия, в-третьих, грозное удостоверение, которое должно было облегчить осуществление моей диковинной миссии. Ознакомившись с документами, я понял, что пора отправляться в путь. Мне не предоставили ни автомобиля, ни какого-либо иного транспорта. Вызвать извозчика тоже оказалось невозможным.
Посему комиссар Яковлев отправился на вокзал пешком, отягощенный чемоданом и властью над жизнью и смертью каждого встречного.
