— Это сержант Остер, господин майор!
— Ну, что на этот раз? — рявкнул Кэмпффер, открывая дверь, но, едва глянув на совершенно белое лицо сержанта, понял, что произошло нечто ужасное. Хуже, чем смерть.
— Капитан, господин майор… Капитан Ворманн…
— Он убит?
«Ворманн? Офицер?» — метнулась мысль.
— Он покончил с собой, господин майор!
Шокированный Кэмпффер некоторое время молча взирал на сержанта, наконец, с огромным трудом вернув самообладание, произнес:
— Подождите здесь.
Кэмпффер закрыл дверь, быстро натянул бриджи и сапоги, набросил китель и, даже не застегнувшись, вернулся к двери.
— Отведите меня туда!
Следуя за Остером мимо разобранной стены замка, Кэмпффер вдруг понял: то, что Клаус Ворманн покончил с собой, дурной знак. Лучше бы его просто убили. Ворманн не походил на человека, склонного к самоубийству. Конечно, с годами люди меняются, но все же Кэмпффер не мог себе представить, что подросток, в одиночку обративший в бегство целую роту англичан в прошлую войну, теперь уже зрелый мужчина, вдруг решил покончить с собой в разгар нынешней войны.
И все же Ворманн мертв… Единственный человек на земле, который мог ткнуть в него пальцем и сказать «трус!», замолчал навеки. Это награда Кэмпфферу за все то, что ему пришлось пережить в этом чертовом замке. С каким удовольствием Кэмпффер напишет рапорт о смерти Ворманна. Он не опустит ни единой подробности. От прежней репутации капитана не останется и следа! Позорная смерть. Хуже дезертирства. Кэмпффер дорого бы дал, чтобы увидеть, с какими лицами встретят эту новость его жена и двое сыновей, которыми капитан так гордился! Что подумают о своем отце, о герое?
Вместо того чтобы вести майора через двор к комнатам Ворманна, сержант резко повернул направо и пошел вниз по коридору, туда, куда по приказу Кэмпффера были посажены крестьяне в первую ночь по прибытии эсэсовцев в замок. За последние несколько дней кладку здесь почти разобрали. Еще один поворот — и перед ними возник Ворманн.
Он висел на толстой веревке, тихо раскачиваясь, как от дуновения ветерка, хотя воздух был неподвижен. Веревка была переброшена через обнажившуюся потолочную балку и крепко привязана. Не увидев ни стула, ни какой–либо другой подставки, Кэмпффер не мог понять, как Ворманн умудрился повеситься. Может быть, он встал на одну из наваленных здесь и там груд вынутых из стены плит…
…Глаза Ворманна. Они почти вылезли из орбит, но на какое–то мгновение Кэмпфферу показалось, что зрачки чуть расширились при его приближении, однако тут же сообразил, что это, вероятно, игра света, отблеск свисавших с потолка ламп.
Майор остановился. Пряжка ремня Ворманна была всего в нескольких дюймах от носа эсэсовца. Кэмпффер посмотрел наверх, на распухшее, налитое кровью лицо капитана.
Опять эти глаза… Казалось, они смотрят прямо на него. Кэмпффер отвернулся и увидел тень удавленника на стене. Силуэт был точь–в–точь такой, как тень висельника на картине капитана.
Кэмпффера передернуло.
Что это, предчувствие? Мог ли Ворманн предвидеть свою смерть? Или мысль о самоубийстве уже подспудно сидела у него в мозгу?
И тут радость Кэмпффера несколько померкла. Он вдруг понял, что остался единственным офицером в гарнизоне и с этого момента вся ответственность лежит на нем. Кроме того, он вполне мог оказаться следующим кандидатом в покойники. Что же ему теперь…
Размышления майора были прерваны доносившимися со двора выстрелами.
Изумленный, Кэмпффер резко обернулся и увидел, как сержант Остер недоумевающе посмотрел в глубь коридора, а потом снова на него. Но недоумение на лице сержанта вдруг превратилось в гримасу животного ужаса, когда он поднял глаза на что–то над головой майора. Кэмпффер хотел обернуться и посмотреть, что могло вызвать такую реакцию, и тут почувствовал, как толстые ледяные пальцы схватили его за горло и стали душить. Эсэсовец попытался вырваться, отчаянно брыкаясь в надежде ударить того, кто стоял сзади, но ноги били в пустоту. Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Дергая и царапая холодные пальцы, безжалостно выдавливавшие из него жизнь, майор яростно вертелся, пытаясь увидеть нападавшего. Он уже знал — каким–то замершим от ужаса уголком сознания чувствовал, кто это, но ему необходимо было увидеть! Он завертелся сильней и увидел рукав серого армейского кителя… скользнул взглядом вверх… и увидел… Ворманна.
Но ведь он мертв!
Кэмпффер отчаянно извивался и царапал мертвые руки, сдавившие горло. Бесполезно. Его поднимали за шею вверх, медленно и упорно, пока ноги не оторвались от земли. Кэмпффер протянул руки к сержанту, надеясь на помощь, но тот был уже ни на что не годен. Остер вжался в стену и медленно отползал прочь, прочь от майора, словно вообще не видел его. Остановившийся взгляд был прикован к Ворманну, бывшему непосредственному начальнику… мертвому, но совершающему убийство.
Какие–то видения пробегали в мозгу Кэмпффера, он уже не различал ни звуков, ни красок, мысли путались, сердце билось все медленнее.
Со двора доносились выстрелы вперемешку с воплями боли и ужаса. Остер медленно отступал по коридору, не замечая двух мертвецов, огибающих угол, в одном из них майор еще смог узнать рядового СС Флика, убитого в первую же ночь в замке. Наконец и Остер заметил их и не знал, куда бежать. Выстрелы во дворе, ураган огня… стрельба в коридоре — Остер разрядил свой «шмайссер» в приближавшихся мертвецов, пули рвали в клочья форму и тела, отбросив их чуть назад, но не остановив неумолимого продвижения… вопли Остера, схваченного мертвецами за руки и брошенного с размаху головой об стену… крики сержанта, оборвавшиеся глухим ударом, от которого его голова раскололась, как яичная скорлупа…
Перед глазами майора все плыло… звуки становились все глуше… в мозгу билась последняя мысль: «Господи! Прошу Тебя, даруй мне жизнь! Я сделаю все, что Ты попросишь, лишь спаси!»
Треск и внезапное падение на пол — веревка не выдержала веса двух тел… но пальцы Ворманна продолжали сдавливать горло. Великое спокойствие снизошло на Кэмпффера. Сквозь наступающую тьму он еще видел, как тело сержанта Остера с окровавленной головой поднялось и последовало за своими убийцами во двор. Последнее, что Кэмпффер увидел, было искаженное лицо Ворманна и улыбка на его мертвых губах. Сердце майора остановилось навеки.
Во дворе царил хаос.
Ходячие трупы бродили повсюду, убивая солдат в постелях, на посту — везде. Пули их не брали — они и так были мертвы. Охваченные страхом солдаты выпускали в них очередь за очередью, но мертвецы продолжали наступать. Хуже того — как только кого–то из живых убивали, новоиспеченный покойник тут же поднимался и пополнял ряды атакующих.
Двое отчаявшихся эсэсовцев сняли засов с ворот и начали открывать их. Но прежде чем они смогли выскочить наружу, их схватили и повалили наземь. А мгновение спустя они уже были на ногах и встали в воротах рядом с другими мертвецами, следя за тем, чтобы никто из живых не вырвался за пределы замка.
Внезапно погас свет — кто–то очередью разнес генераторы.
Эсэсовский капрал впрыгнул в джип и завел мотор, надеясь прорваться за ворота, но слишком резко выжал сцепление, и двигатель заглох. Завести его снова он не успел, потому что был сдернут с сиденья и задушен.
Один рядовой, который корчился и дрожал под своей шинелью, был задушен его собственным спальным мешком, причем сделал это мертвец без головы, при жизни звавшийся Лютцем.
Вскоре стрельба понемногу стала стихать. Редкие очереди перешли в одиночные выстрелы. Криков больше не было слышно, только вой, доносившийся из казармы, да и тот вскоре прекратился. Воцарилась тишина. Во дворе стояли мертвецы — убитые давно и только что, абсолютно неподвижные. Они словно ожидали дальнейших приказаний.
Внезапно все они попадали, кроме двоих, которые направились в подвал, неуклюже переставляя ноги. В центре двора возвышалась одинокая величественная фигура. Хозяин замка. Теперь уже сомнений в этом не было.
