Как только коляску вкатили в темную комнату и заперли дверь, Куза вскочил и подошел к окну. Напрягая зрение, он пытался разглядеть по ту сторону моста свою дочь. Но даже в бледном свете луны, показавшейся из–за гор, ничего не было видно. Но Юлиу и Лидия наверняка помогут Магде. Профессор не сомневался в этом.

Только колоссальным усилием воли он заставил себя не кинуться к дочери, когда эта немецкая скотина сшибла ее с ног, и сидел неподвижно, притворяясь калекой. Узнай немцы, что он может ходить, и их с Моласаром план провалится. А план этот сейчас важнее всего. Что значит благополучие одной женщины, пусть даже его единственной дочери, когда речь идет об уничтожении Гитлера?

— Где он?

Куза быстро обернулся на голос. В тоне Моласара, невидимого в темноте, явно звучала угроза. Интересно, подумал профессор, он только что появился или все это время ждал здесь?

— Мертв, — ответил Куза, ища глазами источник голоса. И почувствовал, что Моласар подошел ближе.

— Это невозможно!

— И тем не менее это так. Я видел собственными глазами. Он пытался сбежать, и немцы буквально изрешетили его. Должно быть, он был в отчаянии. Видимо, догадался, что ждет его в замке.

— А тело где?

— На дне ущелья.

— Его нужно найти! — Моласар подошел настолько близко, что лунный свет упал ему на лицо. — Я должен быть абсолютно уверен!

— Он мертв! Никто не может жить с таким количеством свинца в теле. Он получил столько смертельных ран, что их вполне хватило бы на десятерых. Видимо, он упал вниз уже мертвый. Да и само по себе падение… — Куза покачал головой, вспомнив недавние события. В другое время, в другом месте и при других обстоятельствах профессор пришел бы в ужас от увиденного. Но сейчас… — Так что он мертв вдвойне.

Но Моласара все еще обуревали сомнения.

— Я должен был убить его своими руками, почувствовать, как уходит из него жизнь. Только тогда я смог бы поверить, что он больше не стоит у меня на пути. А сейчас я вынужден полагаться на твое мнение.

— Но вы сами можете убедиться в этом. Его тело лежит на дне ущелья. Пойдите и посмотрите.

Моласар кивнул.

— Да… Да, пожалуй, так я и сделаю… Я должен знать точно. — Он повернулся и исчез во тьме, проговорив напоследок: — Когда все будет готово, я вернусь за тобой.

Куза еще раз посмотрел в окно на корчму и вернулся в коляску. Открытие Моласара, что глэкены еще существуют, глубоко потрясло его. Может быть, не так уж и просто — избавить мир от Адольфа Гитлера. И все же он должен попытаться! Должен!

Профессор сидел в темноте, даже не зажигая свечи, надеясь, что с Магдой все в порядке.

В висках у капитана стучало, и фонарь дрожал в руке, пока он беспомощно водил им, выхватывая из непроницаемой тьмы снятые простыни, под которыми не было ничего, кроме холодной земли и грязи. Только голова Лютца лежала на месте с открытым ртом и выпученными остекленевшими глазами. И больше ничего… как, впрочем, Ворманн и предполагал. И все же увиденное потрясло его.

Куда же они подевались?

Справа по–прежнему доносились шаркающие звуки.

Ворманн понимал, что нужно найти источник. Этого требовала его воинская честь. Но сперва… Убрав в кобуру «люгер», капитан достал из нагрудного кармана кителя серебряный крестик. Ему казалось, что крестик послужит куда лучшей защитой, чем пистолет.

Держа крестик перед собой, Ворманн двинулся на звук. Подземелье сужалось, переходя в узкий извилистый туннель, который вел в дальний конец замка. Звук становился все громче, все явственней. Появились крысы. Несколько жирных здоровенных тварей сидели на каменных выступах, следя за ним красными светящимися глазками. Чем дальше он продвигался, тем больше их становилось. Сотни серых тварей висели на стенах, копошились и пищали под ногами, уставившись на капитана злобными глазками. Но Ворманн, преодолевая отвращение, упорно шел вперед. Крысы бросались врассыпную, но никаких признаков страха перед человеком не выказывали. Ворманн пожалел, что не взял с собой автомата, хотя весьма сомнительно, что какое–либо оружие могло бы спасти его, вздумай твари наброситься на него всем скопом.

Туннель резко сворачивал вправо, и Ворманн остановился, прислушиваясь. Шаркающие звуки стали громче. Теперь они были настолько близко, что Ворманн приготовился встретиться с их источником за ближайшим поворотом. А это означало, что надо быть предельно осторожным. Попытаться все увидеть, оставаясь при этом незамеченным.

Придется погасить фонарь.

А вот этого Ворманну как раз совсем не хотелось. Колышущийся ковер из крыс на земле и на стенах внушал страх перед темнотой. Что, если они ведут себя смирно лишь потому, что их отпугивает свет? Что, если… Впрочем, не важно. Он должен выяснить, что там происходит. Капитан прикинул расстояние и решил, что до угла осталось пять широких шагов. Такое расстояние легко можно пройти и в темноте. Затем он свернет влево и заставит себя сделать еще три шага. И если опять ничего не обнаружит, зажжет фонарь и двинется дальше. Насколько он понимал, за поворотом ничего не было, а близость звука вполне могла оказаться акустическим трюком. Вполне вероятно, что придется пройти еще сотню ярдов. Или не придется.

Подбадривая себя, Ворманн погасил фонарь, оставив палец на кнопке на тот случай, если крысы вдруг вздумают что–нибудь выкинуть. Но ничего нового он не слышал, не ощущал. Он тихо стоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, вдруг ему показалось, что звук стал громче, словно усиленный темнотой. Из–за угла не было видно ни малейшего отблеска, даже намека на свет. Но ведь то, что производило шум, должно было нуждаться хоть в капле света, разве не так?

Он медленно двинулся вперед, мысленно считая шаги, хотя каждый нерв взывал повернуть назад и бежать отсюда. Но он должен выяснить! Куда подевались мертвецы? Откуда исходил этот звук? Если он это выяснит, тогда, возможно, откроется и тайна замка? Его долг — узнать, в чем дело. Долг…

Сделав пятый, последний шаг, Ворманн свернул налево и тут же потерял равновесие. Левой рукой, в которой держал фонарь, капитан попытался ухватиться за стену, чтобы не упасть, но вместо стены ухватил что–то мягкое и пушистое. Существо, пронзительно пискнув, прежде чем удрать, тяпнуло его острыми как бритва зубами. Резкая боль пронзила руку от пальцев до плеча. Капитан, закусив губу, потряс ладонью, но почти тотчас же боль прошла, он даже умудрился не выронить фонарь.

Шаркающий звук был совсем близко, где–то впереди. Света по–прежнему не было. Как ни напрягал капитан глаза, он так ничего и не видел. Страх объял все его существо, и Ворманн покрылся испариной. Должен же хоть где–то быть свет!

Он сделал еще шаг — не такой широкий, как прежде, — и остановился.

Звук был впереди, прямо перед ним, внизу… шаркающий, скребущий, царапающий…

Еще шаг.

Откуда бы ни доносились звуки, казалось, что кто–то старательно и усиленно трудится, но почему–то не слышно тяжелого дыхания. Ворманн отчетливо слышал лишь собственное прерывистое дыхание и стук крови в висках. Только это и скребущий звук.

Еще один шаг, и он сможет зажечь фонарь. Ворманн с трудом оторвал ногу от земли и обнаружил, что не в состоянии в темноте двигаться дальше. Тело не слушалось.

Ворманн замер, содрогаясь от страха, и едва сдерживался, чтобы не повернуть обратно. Что он там увидит впереди, в этой кромешной тьме? Ничего хорошего. Лучше и не видеть и не знать, что там такое. Но пропавшие тела… Он должен выяснить!

Издав что–то похожее на всхлип, Ворманн включил фонарь. Краткий миг потребовался на то, чтобы глаза адаптировались к свету, и намного больше — чтобы мозг осознал весь кошмар открывшейся картины.

И тогда Ворманн закричал… Исступленный вопль смертельного ужаса, который разрастался и разносился эхом вновь и вновь по подземелью. В то же мгновение капитан повернулся и помчался обратно. Не помня себя, он пролетел мимо крыс и понесся дальше. До конца туннеля оставалось каких–то тридцать футов, когда Ворманн остановился как вкопанный и замер в нерешительности.