Профессор с горечью улыбнулся:
— Не расстраивайся, дитя мое. Я не собираюсь выбросить Тору и податься в монастырь. Моя вера глубже. Но это наводит на размышления. Не так ли? Возникает вопрос: возможно, мы ошибались… мы все, возможно, пропустили поезд, который ушел двадцать столетий назад.
Ради дочери профессор пытался найти хоть что–то отрадное в создавшейся ситуации, но Магда прекрасно понимала, как сам он страдает.
Задумавшись, она опустилась на траву. И тут заметила какое–то движение в окне наверху. Мелькнула рыжая шевелюра. Магда от злости стиснула кулаки, сообразив, что они расположились прямо под открытым окном комнаты Гленна. Должно быть, он слышал весь разговор.
Магда еще некоторое время смотрела на окно, надеясь застать Гленна врасплох, когда он подслушивал, но ничего больше не увидела. Она уже отказалась от этой мысли, как вдруг услышала рядом голос:
— Доброе утро!
Это был Гленн, он появился из–за угла и тащил в каждой руке по маленькому деревянному стульчику.
— Кто это? — спросил отец, лишенный возможности повернуться и посмотреть, что происходит у него за спиной.
— Один человек, я с ним вчера познакомилась. Его зовут Гленн. Он поселился в комнате напротив моей.
Гленн весело кивнул Магде, как старой знакомой, и остановился перед профессором, возвышаясь над ним во весь свой огромный рост. На нем были шерстяные брюки, горные ботинки и свободного покроя рубашка, расстегнутая на груди. Поставив стулья, он протянул старику руку.
— Доброе утро, сударь. С вашей дочерью мы уже знакомы.
— Теодор Куза, — поколебавшись, представился профессор, с плохо скрываемой подозрительностью.
Он вложил свою скрюченную руку в перчатке в ладонь Гленна, и мужчины обменялись чем–то вроде рукопожатия. Затем Гленн указал Магде на один из стульев.
— Сядьте сюда. Земля еще слишком сырая.
Магда поднялась и гордо выпрямилась.
— Спасибо, я постою, — произнесла она как можно высокомерней. Ее возмутило, что он подслушивал их, а еще больше — что так бесцеремонно нарушил их уединение. — Мы как раз собирались уходить.
И Магда решительно двинулась к коляске, но Гленн ласково удержал ее за руку.
— Пожалуйста, останьтесь. Вы же тут разговаривали под окном и разбудили меня. Давайте еще поговорим о замке и вампирах, — улыбнулся он. — Хотите?
Но отец был очень взволнован.
— Вы не должны никому говорить о том, что услышали! Это может стоить нам жизни!
— Напрасно беспокоитесь! — Улыбка Гленна пропала. — Мне с немцами не о чем говорить. — Он оглянулся на Магду. — Может, присядете все–таки? Я принес стул для вас.
Девушка вопросительно посмотрела на отца:
— Папа?
— Не думаю, что у нас есть выбор, — пожал старик плечами.
Магда шагнула к стулу, и Гленн убрал руку. И Магде вдруг стало жаль, что он это сделал. Устраиваясь поудобней, она смотрела, как Гленн повернул второй стул и сел на него верхом.
— Прошлой ночью Магда рассказала мне о вампире в замке, — сказал рыжеволосый, — но я, кажется, не расслышал имя, которое он вам назвал.
— Моласар, — ответил профессор.
— Моласар, — в раздумье повторил Гленн, несколько озадаченно. — Мо–ла–сар… — Затем лицо его просветлело, как будто он решил неразрешимую загадку. — Ну конечно же, Моласар. Странное имя, вы не находите?
— Непривычное, но не такое уж странное.
— А вот это. — Гленн указал на крестик, который профессор все еще держал в руке. — Мне послышалось или вы действительно сказали Магде, что Моласар боится креста?
— Действительно сказал.
Магда отметила, что отец не жаждет делиться информацией.
— Вы ведь еврей, не так ли, профессор?
Последовал кивок.
— Разве у евреев в обычае носить кресты?
— Моя дочь позаимствовала его для меня — как объект эксперимента.
Гленн повернулся к девушке:
— А вы где его взяли?
У одного офицера в замке.
«К чему это все?» — подумала Магда.
Это его собственный?
— Нет. Он сказал, что снял его с убитого солдата.
Она начала понимать, к чему клонит Гленн.
— Непонятно, — Гленн вновь переключил внимание на профессора, — почему крест не помог солдату, которому принадлежал. Ведь существо могло обойти стороной его обладателя и найти другую жертву, без амулета.
— Может быть, крест был спрятан у него под рубашкой, — предположил профессор. — Или в кармане. А может быть, он просто не надел его.
— Может быть, может быть, — улыбнулся Гленн.
— Мы с тобой об этом не подумали, папа, — вмешалась Магда, готовая поддержать любую идею, которая могла бы укрепить дух отца.
— Сомневайтесь во всем, — произнес Гленн. — Всегда во всем сомневайтесь. Не мне напоминать об этом вам, ученому.
— Откуда вы знаете, что я ученый? — резко спросил профессор, и его старческие глаза блеснули. — Моя дочь вам сказала?
— Юлиу сказал. Однако есть кое–что еще, что вы проглядели, причем настолько очевидное, что вам станет неловко, когда вы узнаете, что я имею в виду.
— Пусть нам станет неловко! — воскликнула Магда, подумав про себя: только скажите, пожалуйста.
— Ну хорошо: вас не удивило, что вампир, который так боится креста, обитает в замке, буквально набитом крестами? Как вы это объясняете?
Магда в недоумении уставилась на отца и увидела, что он тоже озадачен.
— Знаете, — смущенно улыбнулся профессор, — я так часто бывал в замке и так долго строил разные гипотезы, что просто перестал замечать кресты!
— Это понятно. Я сам неоднократно бывал здесь, их действительно перестаешь замечать. Но вопрос все же остается: почему существо, питающее отвращение к крестам, окружило себя бесчисленным их количеством? — Гленн поднялся и легко вскинул стул на плечо. — А теперь я, пожалуй, пойду попрошу Лидию накормить меня завтраком, а вы пока поищите ответ на этот вопрос. Если, конечно, он существует.
— Но вам–то что за дело до всего этого? — спросил Куза. — Почему вы здесь?
— Просто путешествую. Мне нравится это место, и я регулярно сюда приезжаю.
— А по–моему, вы очень интересуетесь замком. И хорошо осведомлены о нем.
— Уверен, мои познания сильно уступают вашим, — пожал плечами Гленн.
Тут подала голос Магда:
— Хотелось бы знать, как удержать папу от возвращения в замок сегодня ночью.
— Я должен вернуться, дорогая. Должен еще раз встретиться с Моласаром.
Магду бросило в дрожь при одной мысли, что отец снова вернется в замок.
— Но я не хочу, чтобы однажды утром тебя обнаружили с разорванным горлом.
— Может случиться кое–что и похуже, — тихо произнес Гленн.
Удивленная тоном, каким были произнесены эти слова, Магда посмотрела на Гленна: лицо его больше не было ни ясным, ни добрым. Рыжеволосый пристально смотрел на профессора. Но в следующий момент Гленн уже улыбался своей лучезарной улыбкой.
— Завтрак ждет. Уверен, мы с вами еще не раз встретимся. Да, вот еще что, пока вас не покинул.
Он зашел за коляску и развернул ее на сто восемьдесят градусов.
— Что вы делаете? — вскричал профессор.
Магда вскочила на ноги.
— Просто предлагаю вам сменить пейзаж, профессор. В конце концов, замок — достаточно мрачное зрелище. А сегодняшнее утро слишком прекрасно, чтобы тратить его на созерцание серых стен.
Гленн указал на подножие перевала.
— Вместо того чтобы смотреть на север, поглядите лучше на юг и восток. Несмотря на свою суровость, это самое красивое место на свете. Посмотрите, как зеленеет молодая трава, как распускаются на склонах цветы. Забудьте хоть на время о замке.
На секунду он перехватил взгляд Магды, а в следующее мгновение уже исчез со стулом на плече.
— Чудной какой–то, — произнес отец, и в его голосе явственно слышался смех.
— Да, он чудной.
Но даже считая Гленна чудным, Магда понимала, что должна быть признательна этому человеку. По причинам, известным ему одному, он вмешался в их разговор, превратил его практически в монолог, поднял настроение папе, избавив его от самых болезненных сомнений и заставив подумать совсем о другом. Причем проделал это мастерски и весьма эффективно. Но зачем? Какое ему дело до переживаний старого бухарестского еврея–калеки?