— Э-э-э… в общем, неплохо было бы, — призналась Ханна.

— У нас однажды в управлении устраивали обед, на который каждый должен был принести что-нибудь из дома. Шона Ли принесла запеканку с тунцом. Редкая гадость.

— Правда? — При этих словах Ханна, так сказать, спрятала острые когти и немного приободрилась. По крайней мере, соперница заметно уступала ей по части готовки.

— Но выпечка у нее — пальчики оближешь. А ее шоколадные кексы — я чуть язык не проглотил!

— Ясно, — сказала Ханна и мысленно поклялась никогда в жизни не печь для Майка шоколадные кексы.

— Шоколадные кексы — моя слабость, — не унимался Майк, не замечая, что сам роет себе яму. — А от кексов Шоны всегда ждешь какого-нибудь приятного сюрприза. Например, в четверг она добавила в них пекановых орешков и кусочки алтейного корня. По вкусу получилось совсем как мороженое «Роки Роуд». А кстати, Ханна, может, тебе тоже стоит попробовать что-то в этом роде испечь? Они должны хорошо пойти в «Корзине печенья».

Улыбка Майка лучилась таким обаянием, что в голове у Ханны как-то сам собой нарисовался образ тихого летнего вечера, и как они гуляют, взявшись за руки. Или наоборот: стоит зима, и они остановились под высокой сосной, чтобы согреть друг друга поцелуями. Ханне пришлось напомнить себе, что Майк только что предложил ей печь кексы Шоны Ли и продавать в своем магазинчике при кафе. Ее острые когти снова полезли наружу. Чем больше она об этом думала, тем больше злилась. Ей даже захотелось как следует врезать Майку по голени и только невероятным усилием воли удалось удержать тяжелый ботинок на полу кабины.

— Значит, мы со всем разобрались?

— С чем? — спросила Ханна, закончив мысленные подсчеты срока, который она может получить за нанесение тяжких увечий исполняющему обязанности шерифа.

— С тем, почему я подвез Шону Ли в магазин, а потом к Бертранелли.

— Конечно.

А что тут еще можно было сказать?

— Тогда мне кажется, я должен рассказать тебе все остальное раньше, чем это сделает кто-то другой. После Бертранелли я зашел к Шоне Ли домой, чтобы помочь ей подключить стереосистему.

— Очень благородно с твоей стороны, — ответила Ханна. Внутри она так и кипела от злости.

— Если хочешь, я могу попросить у нее рецепт кексов, она мне не откажет. Хочешь?

Ханна поморгала, чтобы разогнать застилавшие свет красные пятна.

— Нет, спасибо. У меня своих рецептов достаточно.

— Ладно. Как испечешь свои кексы — зови меня, я попробую и скажу, чего не хватает, чтоб они стали как у Шоны Ли.

— Обязательно, — сказала Ханна и стиснула зубы, чтобы не нанести исполняющему обязанности шерифа тяжкого словесного оскорбления.

— Ну, мне пора. Билл ждет.

Прежде чем Ханна успела увернуться, Майк наклонился, обнял ее и поцеловал в губы. Ханна твердо знала, что становиться рабом собственных желаний ни в коем случае нельзя, но сопротивляться не стала. Целоваться с Майком — все равно что играть с огнем: быть так близко, чтобы чувствовать жар пламени, но не обжечься.

— Я так скучал по тебе, Ханна, — прошептал Майк и еще крепче обнял ее. Восхитительно, несмотря на то, что сидеть Ханне было неудобно и одной ногой она по-прежнему нажимала педаль тормоза.

Прошло еще несколько бесконечно долгих блаженных мгновений, а потом Майк отпустил ее. Дыхание Ханны прерывалось от волнения, так что ей пришлось глубоко вздохнуть и шумно выдохнуть, чтобы прийти в себя.

— Как насчет вечера на этой неделе? — спросил Майк, открывая дверцу грузовика.

— Что?

— Может, поужинаешь со мной на этой неделе вечером? Я тебе позвоню, когда смогу вырваться, и мы договоримся о времени.

— Ага, — сказала Ханна, но тут в дело вмешались внушенные ей Делорес хорошие манеры. — Ну разумеется, Майк. Спасибо за приглашение. С большим удовольствием.

Майк еще раз потянулся к ней, чмокнул в щеку и ушел. Ханна моргнула, когда он захлопнул дверцу машины, и еще раз глубоко вздохнула. Как стала бы вести себя с такими, как Майк, более искушенная женщина? Ну и что, если она на него злится. Коленки до сих пор дрожат, сердце колотится, а в ушах мелодичный перезвон.

Ханна пристегнула ремень, завела мотор и посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, что Майк и Билл уехали. Но сквозь запотевшие стекла ничего не было видно. Просто замечательно: в почти предпенсионные тридцать лет она ведет себя как девчонка. Юные парочки тоже целуются в машинах, когда холодно, и у них тоже запотевают стекла.

— Мойше, не упрямься, доктор Боб сказал, что тебе это понравится. — Одной рукой Ханна держала кота, а другой пыталась впихнуть ему в пасть кончик пипетки. — Только пара капель, ты даже заметить ничего не успеешь.

Мойше бросил на нее мрачный взгляд. Его челюсти были по-прежнему крепко сжаты. Любимым занятием кота было путешествовать по квартире, выразительно мяукая, но стоило ему заметить в руке Ханны пузырек с пипеткой, как он тут же онемел.

— Я из-за тебя могу опоздать! — пригрозила Ханна, с удвоенной силой пытаясь втиснуть пипетку в пасть Мойше. — Здесь полно витаминов, примешь — и сможешь есть все, что захочешь.

Мойше утробно мяукнул, не разжимая при этом челюстей. Ханна поняла, что уговорами ничего не добьешься. Чем активнее она пихала ему в пасть лекарство, тем громче Мойше выл. Вдруг он быстро извернулся, кубарем скатился на пол и помчался в спальню.

— Ай! — вскрикнула Ханна и ринулась за ним, чувствуя, что сейчас случится то, чего она больше всего опасалась. И оно случилось. Мойше занял беспроигрышную оборонительную позицию в дальнем углу под кроватью. Он знал, что туда Ханна не дотянется.

— Ты отлично знаешь, что я не могу тебя оттуда вытащить, — сказала она, становясь на четвереньки и заглядывая под кровать. — Мойше, вылезай и прими лекарство. Это любимое лекарство всех кошек и котов.

Из темноты угла донесся пронзительный вопль. Ханна улеглась на живот, вытянулась, насколько могла, и принялась шарить под кроватью, но нащупала только старый дырявый носок и авторучку.

Она убрала руку и поднялась на ноги. Мойше громко мяукал.

— Здорово. Отлично. Значит, когда я пихала тебе в зубы пипетку, ты молчал, а теперь тебя прорвало!

Когда все пять групп занялись своими кулинарными заданиями, Ханна достала блюдо с кексами и позвала Беатрис.

— Попробуй-ка одно. Я не стала их охлаждать, но, мне кажется, ты и так поймешь, на правильном я пути или нет.

— Наверное, смогу. — Беатрис взяла кекс и сняла бумажную обертку. Потом откусила, пожевала и покачала головой: — Нет, Ханна, к сожалению, это не то. У Альмы тесто было плотным, но не настолько. Ты добавила арахисовое масло?

— Да. Не знаю, что добавляла в них Альма, но оно не было таким плотным. Я сразу поняла, что масло не пойдет, но раз уж я замесила тесто, надо было его печь.

— Не похоже на кексы Альмы, но все равно вкусно, — сказала Беатрис, протягивая руку за вторым кексом. — Кажется, Ханна, ты изобрела новый рецепт.

— Я их так и сочиняю: сначала мне приходит в голову, какой должен быть у печенья вкус, потом беру стандартный рецепт печенья без изысков и добавляю то одно, то другое. До тех пор, пока не выйдет то, что нужно. А иногда все заканчивается гораздо быстрее — если случайно смешивается что-нибудь удачное. Помню, один раз я пыталась сделать…

— Ханна, у нас проблемы!

Ханна оборвала себя на полуслове и обернулась — ей махала Винни Хендерсон. Она была в совершенном расстройстве, а ведь в мире очень мало бывает такого, что способно ее расстроить. Винни никогда не уточняла, сколько ей лет, но Ханна знала, что немало: на своем веку Винни успела пережить четверых мужей, родить от каждого по два ребенка и обзавестись чуть ли не тремя десятками внуков и правнуков, обожавших ездить в гости к своей «бабуле». Во Вторую мировую «бабуля» играла в женской бейсбольной команде и до сих пор могла так врезать по мячу, что он вылетал далеко за пределы поля.