У патера Гонория дела шли не так, как ему хотелось бы. Он давно понял, что его пребывание в горах бессмысленно. Вольдемар Замойски, второй представитель императора в землях Слава, тоже хорошо понимал это. Раньше без них не обходился ни один совет, а теперь о том, что происходило у деспота, они узнавали от своих слуг или от случайных людей. Но самым неприятным было то, что новые властители Константинополя забыли, кажется, о существовании Слава. А его неприступные горы еще пригодятся им для борьбы с Тырновским царством. В Тырново же, судя по всему, не дремлют. Новый царь Асень направил своих послов к деспоту, и тот принял их в верхней крепости. Это должно заинтересовать латинян…

Широкие листья платанов, опадая с ветвей, как дружеские ладони ложились на плечи прохожих. Осень была мягкая, теплая. Но она не бесконечная. Наступит день, когда соберутся тучи, заклубятся над равнинами, заволокут горные ущелья, и серое небо начнет цедить на землю бесконечный холодный дождь. Пора, пора кончать гостьбу, Александр уже достаточно наговорился с деспотом, все, что надо было сказать, — сказал, что велено передать, — передал.

Слав был уступчив. Александр не сомневался в его искренности — иначе он не отправлял бы в Тырново своего сына! — и чувствовал себя окрыленным тем, что узнал и чего добился. Оставалось договориться с первым советником деспота о своем, личном, и тогда не будет на свете человека счастливее его. С тех пор, как он увидел Недану, его охватило неведомое ранее чувство. Его сразила ее красота. Где бы он ни был, что бы ни делал — девушка повсюду была с ним, рядом. Ее присутствие не мешало ему, а наоборот — придавало уверенности и убежденности в разговорах и спорах. Но, оставаясь наедине с ней, он терялся. Ему казалось, что говорит он не то, выглядит смешно и глупо; хотелось прямо здесь же посвататься к Недане, но он не знал, как отнесутся к этому в Тырново. Ведь он брат царя и должен подчиняться неписаным законам двора.

И все-таки Александр надеялся, что как только его родные увидят Недану, они не станут мешать его счастью. Направляясь на званый ужин в дом первого советника, он думал и гадал, нельзя ли сделать так, чтобы Недана тоже поехала в Тырновград?

Занятый этими мыслями, Александр не заметил, как оказался перед дверьми дома Звездицы. Взялся за маленькую латунную ручку и три раза постучал. Ему открыла Недана и застенчиво опустила глаза. Он, тоже смутившись, поздоровался.

Поднявшись по ступеням широкой внутренней лестницы, Александр вошел в большую комнату. Звездица поднялся ему навстречу. Стол был накрыт, но никого из гостей еще не было. Иван объяснил, что они немного запаздывают, ибо сам деспот сейчас проверяет, все ли готово к отъезду послов, все ли в порядке с охраной, достаточно ли оружия у сопровождающих, подготовлена ли большая крытая повозка.

— Большая? Зачем? — удивился Александр.

Иван Звездица быстро скользнул взглядом по лицу царского брата.

— Недана едет с вами. Ты разве не знаешь?

До последней минуты Звездица считал, что Недана едет в Тырново по настоянию Александра, а не ради маленького Алексы, как говорил Слав. И, поняв, что это не так, был несколько озадачен. Но Александр взволнованно сказал:

— Как я рад! Я и хотел попросить, чтобы ты ее отпустил в Тырново!

Никаких других слов для Звездицы не нужно было.

Потом он пригласил гостя осмотреть его винный погреб.

Погреб был выдолблен в скале, вход в него устроен прямо из дома. Иван Звездица поднял высоко над головой светильник, темнота метнулась в сторону от громадных бочек, дремавших тут, будто подземные чудовища.

Александр осторожно шагал за Звездицей, вдыхая резковатый запах влаги и вина, чувствовал, как от только что услышанной новости у него кружится голова. Когда его волнение немного улеглось, он поднял глаза на хозяина и спросил первое, что пришло в голову:

— Сколько лет самому старому вину?

— Да разве я знаю?! — ответил Звездица. — Здесь есть и столетнее.

И, передав светильник гостю, вытащил откуда-то кусок домотканого полотна, присел на корточки у ближайшей бочки с деревянной затычкой. Концы полотна он собрал в кулак, отчего получилось что-то вроде мешочка, и стал расшатывать в бочке затычку. И вот потекла тоненькая струйка вина, похожая на расплавленную смолу. Когда мешочек наполнился, Звездица заткнул пробку и поднял мешочек к светильнику. Только одна крупная капля висела с наружной стороны ткани. Густое вино держалось в полотне, словно в кувшине.

— Видишь, от возраста загустело.

Александр впервые видел такое и не мог скрыть удивления:

— А оно очень крепкое?

— Давай попробуем…

Когда они вышли из погреба, почти все гости были в сборе. Последним пришел деспот. Он выглядел озабоченным. Но общее веселье за столом оживило его, и он поднял чашу за тех, кто едет в Тырновград, в город его детства и юности…

А еще через день, ранним утром засвистали кнуты возничих, расписная крытая повозка загрохотала по узкой дороге. Две руки, маленькая детская и тонкая девичья, долго махали провожающим. Алекса и Недана прощались с родными, с прежней своей жизнью, с горными ущельями и скалами, с раскидистыми платанами над рекой…

Мадьярский король Андраш, принимавший участие в крестовом походе на Иерусалим[175], бесславно возвращался домой. Путь его армии лежал через болгарские земли. Но царь Иван Асень пропустить его войско через свои владения поостерегся — мало ли что! — и встал заслоном в горных теснинах Троянского перевала[176].

Боевые штандарты и знамена два дня развевались над войсками двух армий, готовых схватиться друг с другом. Но мадьяры, отчаявшиеся от неудач, были вконец измотаны трудным походом. Усталость лежала на лицах воинов, полководцев, королевских советников. И хотя некоторые из них требовали силой оружия пробить путь домой, большинство склонялось к переговорам с болгарским царем. «Хватит крови и смертей! — говорили они. — Под Иерусалимом кровь проливали во имя господа. А теперь за что?» Король Андраш согласился на переговоры.

Сначала он и царь Асень обменивались послами, затем встретились. На одинаковом расстоянии от построенных войск той и другой стороны расстелили большой ковер и поставили на нем походные троны. Оба властителя подошли к своим тронам одновременно и обменялись легкими поклонами. За их спинами встали телохранители, по сторонам — писцы, толмачи, многочисленные люди из царской и королевской свит. Лицо Андраша обрамляла коротко подстриженная борода с проседью. Взгляд из-под густых бровей был тяжелым, недоверчивым. Но его загорелые руки с широкими ладонями спокойно лежали на подлокотниках трона, словно отдыхали от напряженной работы.

Царь и король ждали. А ранее встречавшиеся послы их передавали пожелания долголетия и благоденствия одного государя другому, как будто их самих тут вовсе не было. Мадьяры, выразив почтение и уважение к новому болгарскому царю, предложили ему дружбу и просили пропустить их армию через его земли. Иван Асень дал знак писарю прочитать свое царское решение. Оно было написано заранее, когда царь понял, что усталые войска мадьяр неприятностей ему не причинят — им бы лишь до дома добраться. Царь болгар, богом посланный самодержец Иван Асень, милостиво разрешал мадьярскому королю пройти через его владения. Далее перечислялись болгарские города, через которые разрешалось следовать мадьярам, длинный список их заканчивался Браничевом и Белградом[177], несколько лет назад отнятыми мадьярами у Борила. Иван Асень не без умысла распорядился в текст своей грамоты включить эти города. Если мадьярский король примет это условие, то Асень предложит ему подписать такой договор о дружбе между царствами, по которому Браничево и Белград вновь должны отойти к Тырново. Король Андраш, услышав названия этих подвластных ему городов, удивленно поднял брови, скользнул тяжелым взглядом по лицу Ивана Асеня, повернулся к своему толмачу и что-то сказал. Толмач поспешил перевести: