Гонорий поднял голову и замер, словно ждал божьего знамения. Но, устав, отошел от окна, лег на постель и прикрыл глаза…
То, что произошло в христианском городе Константина, опалило ему душу. Божье имя было запятнано кровавыми грабежами и насилием. И тогда Гонорий решил уединиться от мира. Он облюбовал маленький монастырь вблизи Силиврии[171]. Этот город вместе с землями был отдан тогда Генриху — брату нового константинопольского императора Балдуина Фландрского.
И Гонорий жил в молитвах и бдениях до последней недели поста, когда впервые увидел сеньору Маргариту с дочерью Изабеллой. Они приехали из Фландрии еще до коронации Генриха, вскоре после известий о поражении рыцарей у Адрианополя и пленении Балдуина болгарами. На царьградской пристани их встретили доверенные люди Генриха, поместили в роскошном доме, куда несколько раз наведывался и Анри. Но, заняв императорский престол, он этот дом посещать перестал. Маргарита должна была проститься с недавним своим возлюбленным и вместе с дочерью уединиться в Силиврии. Она была умной женщиной и спокойно отнеслась к такой перемене, зная, что одна лишь красота никому еще не приносила корону императрицы. А у нее, кроме красоты, ничего более не было. Ее родители во Фландрии владели старым полуразвалившимся замком, жили на жалкие доходы, и опорой их было священное право гордиться целомудрием своего рода. Но с тех пор, как дочь уехала за знатным рыцарем-любовником в неведомые земли и родила безмужняя, они навсегда лишились и этого единственного права. И она, чтобы не слышать попреков, не пожелала вернуться к родителям. Тем более, что Эрик, как она называла Генриха, остался к ней добр. Он не только подарил им с дочерью свое имение в Силиврии, но и признал Маргариту-Изабеллу своей дочерью. Девочка унаследовала от матери красоту, а от отца — голубые с зелеными точечками глаза. Сначала, даже став императором, Генрих изредка заглядывал в их имение, но после женитьбы на Агнессе, дочери Бонифация Монферратского, короля Фессалоник, у них уже не бывал. Правда, порой присылал дочери подарки, интересовался ее здоровьем, но Маргарита для него уже не существовала. Она вскоре поняла это и решила завести нового любовника, пусть и менее заметного, но лишь бы имеющего отношение ко двору. Она рассчитывала сохранить свою связь в тайне, так как знала, что мужчины ревнивы. Если Эрик узнает, что она живет с другим, вряд ли это ему понравится. А может быть, он отнесется к ней и суровее: отберет имение, отошлет во Фландрию. Или еще хуже — откажется от дочери Изабеллы. А ничем из того, что у нее было, Маргарита поступиться не хотела. Претила ей и одинокая келья — жизнь монахини не для нее. Она ведь еще молода и хороша собою. Воспитание Изабеллы не отнимало у нее много времени. Девочке уже двенадцать, и у нее есть старая нянька Анджелика. И пока она дочь императора — женихи найдутся. Поэтому не лучше ли подумать о себе? Ее выбор пал на патера Гонория. Впервые она увидела его во всепрощальную среду. Ей понравился его красивый голос, мудрые слова проповеди. Ее не смутили его седеющие волосы. Он выглядел непорочным и стеснительным, как мальчик. Сначала патер Гонорий избегал ее, но она была настойчива, и в конце концов святой отец не устоял и предпочел небесным наслаждениям земные.
Пролетели три сладостных года, и, хотя оба они стремились уберечь свою связь от чужих глаз, все же нашлись люди, которые догадались об истинной причине большой набожности сеньоры Маргариты. Над ней стали подсмеиваться. И она, вкладывавшая в сердечные дела более разума, нежели чувств, решила с патером Гонорием порвать. Случай помог ей отделаться от него почти безболезненно.
Во время своего последнего похода в земли болгар Генрих заключил союз с каким-то Славом, властителем каких-то гор. И Маргариту-Изабеллу он обещал отдать ему в жены. К ней уже примчался императорский гонец, чтобы сообщить об этом. Жених хочет сразу же отпраздновать свадьбу, да и сам император на этом настаивает. Может быть, он спешил выполнить свой отцовский долг? Этот Слав по пути в Константинополь заехал взглянуть на будущую супругу. Высокий, широкоплечий, с дикой напористостью в обхождении, он сразу же очаровал сеньору Маргариту. Ему было около сорока, и выглядел он на свой возраст. Патер Гонорий — сморчок в сравнении с ним. И решение отделаться от него определилось окончательно. Если ей прикажут поехать в горы вместе с дочерью, то она поедет с радостью.
Но Генрих не взял сеньору Маргариту в свиту невесты, тогда она сделала все, чтобы отправить в горы патера Гонория, как исповедника юной Маргариты-Изабеллы…
Свадьба была шумная, подарки преподносили дорогие, наказы невесте давали серьезные: не забывать свою землю, помнить обычаи, беречь честь отца-императора… Это говорилось на людях, а что было сказано ей наедине, осталось для Слава тайной.
Брат императора Вистас провожал молодоженов до самых земель Слава. На его рыцарях бряцали железные доспехи, оружие, глаза их неотступно следовали за повозкой, в которой ехала красавица Изабелла.
Ей едва исполнилось пятнадцать, она смотрела на мир глазами мечтательного, взрослого ребенка. Рядом с нею ехал в седле Слав. Этот стройный мужчина явился точно из сказки, чтобы увезти ее за тридевять земель. В сущности, владения Слава были не так уж далеко, но она мысленно отодвигала их, чтобы сделать путешествие по-настоящему сказочным и романтичным.
А что было, когда ей сказали, что она просватана за какого-то дикого горца! Она чуть не бросилась с крепостной стены, долго и безутешно рыдала. Но, увидев этого горца, немедленно успокоилась. Он был намного старше ее, глаза его светились теплом и нежностью. Он взял ее белые длинные пальцы в свои огромные ладони и долго смотрел на нее. От его пристального взгляда она почувствовала себя неловко, потом краска залила лицо, наконец она растерянно, робко улыбнулась ему.
Он спросил, хочет ли она стать его женой? Говорил он медленно на ее родном языке. Видно, долго повторял эти слова, чтобы запомнить, и кажется, еще не был уверен в том, правильно ли их произнес.
Нет, перед ней стоял не дикий горец, о котором ей говорили, а настоящий принц из сказки. И она тут же в своем воображении наделила его всеми достоинствами, которыми должен обладать принц. Могла ли она ему отказать! Ведь он приехал ради нее из тридесятого царства! Сколько опасностей испытал он в пути, и всего лишь затем, чтобы спросить: согласна ли она стать его женой?
— Да, сеньор Слав…
Она увидела, как смущение исчезло из его глаз, как в них вспыхнули искорки радости.
Ей даже показалось, что он тоже ребенок, но еще больше, чем она…
Не проходило дня, чтобы патер Гонорий не молился за душу умершей Маргариты-Изабеллы. Смущало его лишь то, что ее мать часто заслоняла ему образ покойной, вставала перед его прикрытыми глазами такой, какой запомнил он ее при последней встрече — прекрасной и печальной.
— Мне больно, что ты меня оставляешь, — сказала она ему перед отъездом, — но кому я могу доверить свою единственную дочь? Заботься о ней и не забывай, что я постоянно думаю о вас обоих.
Патер Гонорий не знал, что она изгнала его из своего сердца. Маргарита оставалась для него единственной женщиной, которую он любил и которая, он верил, любила его.
После смерти Генриха патер Гонорий попытался восстановить свои связи с императорским двором. Дважды он обращался к Конону де Бетюну, но ответа не получил. В Царьграде было так много забот и хлопот — разве тут до писем какого-то патера! Там сейчас правила вдова нового злополучного императора Пьера де Куртене. Императрица Иоланта[172] не знала, сколько ей суждено править после смерти мужа, поэтому спешила выдать замуж своих некрасивых дочерей, пока рыцари спорили, кого же избрать императором. Агнесса, старшая из дочерей, была отдана за ахейского князя[173], сына Жоффруа де Виллардуэна; Мария, самая уродливая — за никейского императора Феодора Ласкариса, который недавно овдовел. После свадеб Иоланта могла спокойно ожидать избрания нового императора — она выполнила самую трудную свою материнскую обязанность.
